Татьяна Русуберг - Мир в хорошие руки
Не забывая на ходу сканировать местность, я размышлял о том, что буду делать, если не найду Машуру. Заявлю в милицию? Да меня, скорее всего, первого же и повяжут: мать, наверное, давно уже розыск объявила. Что тогда? В Толмачево я никого не знаю, кроме пары местных ребят, с которыми тусил когда-то Вовка. По имени помню только одного, да и то потому, что фамилия у него была странная – Черноиван. Может, они могли бы мне помочь? Все-таки аборигены как-никак…
Кошка все еще вышагивала передо мной, гордо изогнув хвост и следуя поворотам дорожки. Вот странно: коты обычно через дорогу шмыгают и в кусты, а этот топает себе, как дачник на прогулке, только лужи обходит. На холме над рекой дорожка разделялась на несколько троп, и мне стало интересно, какую из них выберет зверюга. Кошак принюхался, обернулся на меня, мяукнул и уверенно засеменил к старой водокачке. Сердца коснулся неприятный холодок: именно там, за ивами, мы топили Маруську. С другой стороны, заброшенная водокачка была одним из тусовочных мест толмачевской шпаны. Что если я встречу кого-то знакомого? Конечно, холодновато сейчас, да и время школьное, только вот клали такие, как Черноиван, на школу…
На открытом косогоре за меня по-настоящему взялся ветер. Я прищурил слезящиеся глаза и постарался как можно глубже запаковаться в чужой, старостью пахнущий ватник. На кошке раздувало черно-белую шерсть, но она как ни в чем не бывало деловито трусила вниз по тропе. Из чистого любопытства я остановился, сделал вид, будто поправляю что-то в сапоге, уже изрядно набившем правую ногу. Будто почуяв спиной, зверюга тоже встала, покосилась на меня зеленым глазом и пронзительно мяукнула – звала, что ли? Мне стало не по себе. Захотелось развернуться и… нет, не бежать, но с достоинством удалиться в сторону города и вокзала, сесть на первую же электричку и никогда больше сюда не возвращаться. Но как же Машура?
Я вздохнул и снова двинулся по дорожке. Пятнистая кошка удовлетворенно затрусила дальше. Черная крыша водокачки мелькнула между ветками вековых ив, опутавших корнями речное дно. Говорили, под ивами были страшные омуты, затянувшие многих беспечных ребятишек и городских дачников. Я едва успел заметить, как кончик белого хвоста исчез в дыре под полуразвалившейся стеной, покрытой облупленной желтой краской. На заржавленной двери висел ржавый же замок, неодобрительно пялясь на меня черной скважиной-червоточиной. Меня он смутить не мог. Отогнув металлический лист, которым было забито окно, я привычно скользнул в открывшуюся щель.
Под подошвой жалобно хрустнуло битое стекло, упала и покатилась в темноту пустая бутылка. С таким же успехом я мог бы прибыть на базу с трубами и фанфарами: если тут кто-то скрывался, то о моем появлении им тут же стало известно. Я прислушался. В развалюхе восстановилась тишина, только ветер посвистывал в щелях, да скребли по крыше ивовые ветви, будто внутрь просились. Глаза постепенно привыкли к мраку, разбавленному только жиденьким светом, пробивавшимся сквозь дыры в крыше. Я вышел в ведущий от запертой двери коридор. К моему удивлению, стены в его дальнем конце озаряло дрожащее оранжевое тепло. Значит, на водокачке все-таки кто-то был?
Еще на полпути по коридору в нос мне ударил удушливый терпкий запах: этот самый кто-то курил интересные сигареты. Дым, смешивавшийся с копотью от оплывших свечей, висел кисеей под потолком базы – так толмачевские называли обширное помещение, где когда-то стояли насосы. Стены украшали граффити и путеводные надписи, посылавшие всех строем в одно и то же место. «Мне отмщение, и аз воздам», намалеванное поперек черепа красными подтекающими буквами, завершало эксклюзивный дизайн. Под этим лозунгом притулился вытертый диван с выпирающими пружинами. На нем, закинув ноги на пластмассовый ящик, изображавший столик, возлежал… Черноиван собственной персоной. Последний раз я видел его года два назад, но эту бледную, вечно припухшую, как с перепоя, морду под сине-черной, каменной от воска шевелюрой трудно было не узнать.
– Здорово, Черный! Чего один?
Я вошел в неровный, мерцающий круг света. Моя тень метнулась через импровизированный стол и уселась на диван рядом с парнем.
– А-а, Псих, – сфокусировались на мне глаза в красных прожилках. – Что, в дурдоме Ромашкино каникулы?
– Нет, меня вылечили, – серьезно ответил я, примащивая под зад свободный ящик.
– Это чем же, электрошоком? – ухмыльнулся Вовкин приятель, скаля щербатые зубы.
– Ага, – невозмутимо подтвердил я. Надо было поддерживать репутацию. – Ты следующий.
– Ну, это мы еще посмотрим, – хмыкнул Черноиван и затянулся. Огонек на кончике сигареты вспыхнул красным, как глаз циклопа. – А ты чего один?
Чтобы не пускаться в длительные объяснения про Вовку, я решил сразу перейти к делу:
– Ну, вообще-то я не совсем один. То есть… я с девчонкой одной сюда приехал. Вчера. А сегодня утром она пропала. Ушла, не сказала ничего…
– Не понравилось, значит, – заржал Черный, выхаркивая едкий дым. – Может, ты ее недотрахал? Гы! Или перетрахал?
Я вздохнул:
– Бревна, трупы и четвероногих не трахаю.
– Чё, не встает? – поинтересовался толмачевский.
– Из принципа, – пояснил я. – Слушай, есть идеи, куда она могла податься? Девчонка не местная, не знает тут никого…
– В город укатила, – пожал плечами Черноиван. С них посыпалась на диван перхоть. – Да ты забей. Хочешь? – он протянул мне замусоленный окурок.
Я покачал головой:
– Навряд ли в город. У нас бабла не было.
– А оно надо? – пухлые губы презрительно скривились. – Говорю, забей. Я тебя с Надюхой познакомлю, она всем дает. Кстати трава – вещь. Бери, пока есть, – рука с бычком ткнулась в мою сторону.
– Не, мне Ма… Машку надо найти, – я решил чуть переделать Машурино имя правдоподобия ради. – Так что я пойду. Но если увидишь тут такую, – я изобразил руками подобие вороньего гнезда в районе головы, – чернявенькую, стриженную, скажи ей… – я чуть призадумался, – нет, отведи ее на Вовкину дачу. О’кей?
– А чё, если она не захочет? – гыкнул Черный, снова сунув в рот сигарету. – Ну, чтоб вы с Вованом ее на пару ксерили?
Я закатил глаза к дырам в крыше и выдал голосом завучихи Любови Генриховны:
– Черноиван, вы живой пример того, что делают наркотики с мозгом подрастающего поколения!
Мой собеседник закашлялся, поперхнувшись дымом. Я гордо поднялся и прошествовал к дверному проему, с которого давно сорвали дверь.
– Если я скажу, где Машура, ты отдашь волчок?
Я споткнулся о брошенную в спину фразу. Не зря говорят, пассивное курение вредно для здоровья. Может, я уже до глюков надышался?
– Что ты сказал? – медленно развернулся я к Черноивану.
Тот закинул левую ногу на правую, спихнув на пол пустую банку из-под «Молотов коктейля»:
– Я сказал, хочешь снова увидеть Машуру, гони волчок, – отчетливо выговорило это чмо.
В ногах у меня разлилась странная слабость. Едва чуя под собой землю, я дотащился до своего ящика и плюхнулся на него. Надо было что-то сказать, но у меня просто не было слов.
– Вот, глотни, – парень свесился с дивана и, чуть покопавшись в мусоре, выудил оттуда еще не початую банку какого-то пойла. – Я понимаю, это трудное решение. Запей, легче станет.
Машинально взял угощение, откупорил. Горло обжег тошнотворный вкус джин-тоника. Я вскочил на ноги и запустил банкой в «аз воздам». Алкоголь брызнул во все стороны, как мое отчаяние. Подмоченный Черноиван скатился с дивана:
– Спокойно, Псих! Давай решим все без насилия.
Его слова словно сняли меня с предохранителя:
– Заткнись, Ноал! – я выхватил из кармана волчок, в моей руке переплавившийся в уже испытанный хищный ствол. – Говори, что сделал с Машурой, если хочешь жить!
– Так мне молчать или говорить? – прикинувшийся толмачевцем демиург насмешливо изогнул бровь. – К тому же чего ты добьешься, убив мою аватару? Каникул в колонии для несовершеннолетних, где тебя отпиндосят зэки и изнасилуют воспитатели? Мне твоя пукалка не принесет никакого вреда, чего нельзя сказать о сем юном невинном теле, – Ноал ущипнул себя за бледную щеку. – А бедная Машура? Она никогда больше не увидит храмитов в цвету, запертая в этом жестоком мире…
– Который подходит тебе, как сшитый по мерке гандон, – оборвал я Ноала. – Вообще, не понимаю, чего ты так рвешься в мир Оси. Там что? Средневековье, натуральное хозяйство, примитивные цивилизации, короче, никакого размаха. А у нас мафия, «Рамштайн», Интернет, экономический кризис и население, ищущее смысл бытия. Короче, есть где развернуться демиургу с зудом в творческой части, – толкая эту речугу, я потихоньку оглядывал темные углы. Может, мне повезет, и гад прячет Машуру на водокачке?
– Что, предлагаешь мне стать новым Спасителем? – скривился Ноал, кивнув на стену с библейским изречением. – Спасибо, конечно, но эта честь не по мне.
– А чего так? – я чуть отступил назад и метнул быстрый взгляд в черный проход, ведущий в соседнее помещение.
