Сергей Носов - Музей обстоятельств (сборник)
“Не стрелять!” – а у самого пистолет, и притаился на лестнице. Все в приглушенных тонах. Старушка открыла дверь и входит в квартиру. В прихожей десятка два полицейских, они расступаются, пропускают старушку. Теперь я гляжу глазами старушки; что-то заподозрив, она оборачивается. Толпа полицейских – все на одно лицо. Полицейские в черных плащах, а на головах у них черные щегольские котелки. Плотно стоят, затаились. Видят, что на них смотрит старушка, и тихонечко приседают, наклоняя лица, так что перед глазами лишь поверхность их котелков, отдаленно напоминающая брусчатку. Взгляд старушки скользит по этой поверхности вправо, а справа у стены вешалка, и на ней такие же точно котелки, и котелки полицейских плавно переходят в котелки на вешалке, сливаясь, – такое множество котелков; старушка успокаивается, а я прихожу в невыразимый восторг от дивной эстетики кадра, и в этот момент будит меня телефон.
9. Сегодня (9.9.99) ждали сбоев компьютеров: четыре девятки – код отказа.
10. Озеро. Сосны. Костер. Грибов нет; я пытался писать, как Ленин в Разливе (в смысле на пеньке); Гена придумывал шарады. – Непонятная звезда, надо бы узнать, что это – настолько яркая, что видны острые и довольно-таки длинные лучи – ощетинившаяся; впервые вижу такое.
13. Сегодня день траура. У нас под окном флаг с черной лентой. Я встал, когда Ветка проводила детей в школу; работает телевизор; Вета: “Еще один взрыв”. Спецвыпуск НТВ. Опять в Москве.
Десятый час. Нашли еще два мешка взрывчатки в каком-то подвале. Через полчаса Ельцин соберет силовиков и Лужкова. Могут ввести чрезвычайное положение.
Федоров позвонил: о том же – введут/не введут?
День. – Гена пришел… Говорит, ему кто-то звонил от “Яблока”, напоминал об его “заслугах перед российской демократией”.
Вот и Явлинский стал ястребом. (Пресс-конференция.)
А вечером устами Леонтьева по ОРТ объявляют о начале Третьей Отечественной. Леонтьев призывает бомбить Чечню тяжелыми бомбардировщиками.
Мама в деревне будет, наверное, слушать “Свободу” всю ночь.
14. Узнаю от М. А., что саратовская премьера “Берендея” была аж в ноябре прошлого года, значит, играют уже почти год. Более того, возили во Францию, участвовали в фестивалях, получили призы… Вот и сюда привезли на фестиваль… – “А я и не знала, что вам не сообщили, я тут, наоборот, всем рассказываю, что это наш автор, петербургский, пропагандирую”… – т. е. почти год целый. – Оказывается, спектакль поставлен при участии французов (или даже непосредственно ими – какой-то фирмой “Бабель”, которую учредил сам реж. спектакля – он вроде как жил во Франции…). “Что же они с вами так поступили не по-европейски?”
Вечером позвонил пьяный Григорьев (Г.А.) и сказал, что влюблен в мою жену.
15. Образцов повел меня к Гетману, в т-р на Литейном.
Гетман (без радости, но как о само собой разумеющемся.) Вы принесли пьесу? (А я, действительно, принес – по наущению Образцова.) Хорошо, хорошо…
Образцов. А вот я еще передавал пьесу Петрова когда-то…
Гетман (оживляясь). Да, конечно! Можно забрать… (Достает из шкафа.)
Образцов. Наверно, очень большая?
Гетман (с сожалением). Очень большая. (И в самом деле, очень большая – 200 страниц.)
Образцов (подозрительно). Наверно, руки не дошли?
Гетман (честно). Не дошли.
И кладет мою в шкаф на место той, до которой не дошли руки.
…снились уродливые старухи, домогавшиеся моей любви. О Фрейд!
Митька отвечал на английском по теме “Хобби”, сказал, что хобби его папы – писать страшилки. “Страшилки” он произнес по-русски, англичанка перевела. Не знаю, что подумала. Может быть, что пишу анонимки, угрозы, доносы?
16. Взрыв в Волгодонске. – В Москве находят склад взрывчатки. Взр. в-во перемешано с сахаром.
Сегодня играет “Зенит” с итальянцами – стадион оцеплен со вчерашнего вечера.
17. Марина звонила: кто был после Брежнева – Андропов или Черненко? – ей надо французам сказать, телевизионщикам (консультирует по узбекским делам). – Андропов, конечно. – Не верит: все говорят, Черненко. – А я говорю, Андропов. – Перезвонила: нет, все говорят Черненко. – Пришлось найти газету. Ветка сохранила.
Это же совсем недавно было: Андропов, Черненко…
Арина, племянница Г.А., поступив в Мухинку, была уверена, что Ленин в 17-м году отменил крепостное право.
А Ветка сегодня работала с американцами: турист убеждал ее, что на месте Петербурга был другой, такой же большой город, спрашивал, как он назывался. Сказал: “Вы не знаете”.
Был взрыв под утро – в Красногвардейском районе. Е-мэйл из Норвегии: Я.-Э. узнал о случившемся, “у меня остановилось сердце”. До них дошла информация о покушении на жизнь будто бы редактора одной из газет, и первая мысль об Ирине.
19. За два месяца всего 50 страниц, мало. – Ближе к ночи вывел Митьку погулять и обнаружил, что не выходил из дома четверо суток.
20. Ходил в ПИБ за справкой о “процентном износе квартиры”. Встретил Н. М. (Я был его редактором на радио.) Поэта вели на четвертый этаж – молодая жена и сын – в налоговую инспекцию. (Сам не может подниматься по лестнице – боится высоты, тяжелая форма акрофобии).
22. Понес книги сдавать в радийную библиотеку – мешок – оказалось, половина мои собственные, пришлось назад нести.
23. По ТВ – похороны Горбачевой. Покаянные передачи. – Горбачев не стесняется слез. И дает интервью – по привычке как будто; из уважения к гласности.
24. Идем домой по Московскому: всюду милиция – отгоняют припаркованные машины; открыли дверцу “Жигулей”, гудят, вызывают хозяина. Из новостей узнаем, что это приехал Путин, премьер. Правительственная трасса.
Бомбят Чечню; горит нефтезавод.
Взрывчатка в Рязани оказалась ненастоящей; мешки – с сахаром; учебная тревога. Как так учебная? Повыгоняли людей ночью на улицу, детей, старух, раструбили на всю страну о предотвращенном терр. акте, и вдруг: забудьте, это учеба?..
25. В ночь на сегодня “Про это” по НТВ – передача о сексе в Израиле. (Обрезание, миква, обоеполая армия, сексменьшинства, уличная проституция; “наш” говорит об “израильтянках”: “Они как будто учились сексу на Марсе” – он узнает по Интернету питерские адреса и приезжает в Россию оттягиваться…)
26. Веткин сон. – Она ходила со мной на “Шамбалу”, спектакль Андрея Могучего (который, на самом деле, не видела). Пустой зал. Вдруг во время представления идет контролер – проверяет билеты. Вета сидела на каких-то книжных полках, шатались, боялась упасть. Ее пересаживают. Потом она рассказывает Плоткину о спектакле, а он говорит, что это вовсе не “Шамбала” была, а что-то другое; и вообще открытие фестиваля только завтра. Я спрашиваю Вету (уже наяву, за завтраком): на сцене-то было что? “На сцене ничего не было, – все, что было, было в зале, со мной”.
Тут же за завтраком обнаружилось: Мите задано сочинение на тему “Месть”; что писать, он не знает. У меня было хорошее настроение, взял ручку, сымпровизировал.
– Сообщите мне, дети, весть,
что такое, по-вашему, есть,
извините,
страшная месть,
отвечай, Митя.
Митя знает предмет.
Митя держит ответ.
– Паук муху надумал съесть,
на ее покушается честь
и вдруг слышит “ура, ура”,
это страшная месть
в образе комара.
– Так, Митя, держать!
Идешь на пять!
– Захотелось медведю поесть,
он к пчелам изволил залезть,
и вдруг раздается “жжу-жжу”,
это страшная месть,
вот что я вам скажу.
– Молодец, Митя, опять!
Получай пять!
Мой юмор не понимают. Угрюмо слушали. “Ничего, маменька, это шутка”. А мне смешно – по-моему, весело. В таких случаях Ветка не упускает возможности напомнить мне, как я сам себя люблю сильно.
Ну и что, не все же о серьезном.
Октябрь1.10. “Балтийский дом”, фестиваль. Показ “Берендея” Саратовской драмы. В зале было меньше половины. Володин был, Банионис (ну он в жюри), критики, кого знаю в лицо. – Ветка меня за руку держала, боялась, что сильно волнуюсь; ничего, я и смотрел как чужое, не мое; хотя все же от моего что-то осталось (чуть-чуть). В общем, сократили и разбили вставными номерами – если Ерофеев и Пелевин куда ни шло, то Пригов совсем не в жилу. Тут я и понял, что пьеса сопротивляется врезкам (тем более не санкционированным автором). Что как написано, так и надо было. Ан нет.
Тамара Филиппова познакомила с режиссером. В коридоре стоят, возле гримерных; толкотня, поздравления, – а тут и автор, меня ведь не знают в лицо. Конечно, они не ожидали увидеть.
За столом. “Серьезный разговор” с директором не получился. Это, оказывается, завлит виновата, что без разрешения, без договора, без уведомления даже. У нас, говорит директор, премьера (ноябрь прошлого года), и вдруг обнаруживается, что нет автора. Как так? В чем дело? У нас всегда на премьеру приглашается автор, мы обязательно катаем автора по Волге на пароходе! И вдруг нет! Завлит забыла пригласить!.. Ай-яй-яй! Как нехорошо! – О договоре ни слова, конечно. И о финансах, естественно.
