Андрей Битов - Нулевой том (сборник)
И черт угораздил его забраться так далеко, и ноги подкашиваются, и холодно, и жрать чертовски охота, и, наверно, уже двенадцать, и его не впустят в общежитие…
А потом он оказался дома, и его все-таки впустили в общежитие, а в душе даже горячая вода. Кирилл вспомнил весь путь, и спуск сократился, его даже и вовсе не было – было только ощущение силы и новорожденности и того, что все впереди и, ух, как он много может.
И Кирилл рассказал Сашке-волейболисту, который тайком, когда не видел Мишка, нарушил бойкот и разговаривал с Кириллом, и Кирилл рассказал ему о том, как он поднялся вон на ту вершину и прошел траверсом еще четыре, и все это за три часа! И Кирилл подвел Сашку к окну, за которым была белая ночь, и обвел рукой полхребта…
Было поздно, и съесть было нечего. И Кирилл обрадовался, что может соблюсти себя и диету. И, улегшись, почувствовал свое тело похудевшим, а лицо осунувшимся – все тонким, стройным, своим. Он захватил пальцами складку на животе, и она показалась ему значительно тоньше.
«Так я быстро спущу вес…» – успел подумать он. И обошелся без полагавшегося еще по программе английского, без задних ног.
Он уснул с чувством, как на вершине, когда все впереди.
Физкультура
(Окончание)
«Вот встану… Разминка, – думал Кирилл, потягиваясь в постели. – Разминка, значит… Потом… Потом напишу домой. Тратиться на завтрак не буду. Позанимаюсь английским. Потом на работу, там и пообедаю…»
Потянулся. Повернулся. Утих.
«Вот сейчас разминку сделаю…»
Осилил. Встал. Начал первое упражнение.
Вошел Мишка.
«Вот гад, все испортил», – не то расстроился, не то обрадовался Кирилл. И сделал вид, что руки расставил, только чтоб потянуться.
Мыться не хотелось. «Надо сначала размяться, – считал Кирилл. – Ладно, подожду, пока он уйдет. Тем временем письмо соображу…»
Мишка все не уходил.
Дорогая мама! – вывел Кирилл.
Подумал.
Поставил в углу число.
Подумал.
Вывел в другом углу «г……..ск».
Подумал.
Отложил письмо. Взял конверт.
Надписал адрес.
И обратный тоже.
Подумал.
Хрустнул суставами: «Потом».
Взял английскую книжку. Выписал пару слов.
«Какой-то я сегодня вялый, – подумал. – Все валится из рук».
«Война и мир» тоже вывалилась.
«Крокодил» не вывалился, но кончился.
«Нет, надо сделать разминку! Расклеился! Безвольная тряпка. Размазня», – заводил он себя.
Помогло. Кирилл спустился вниз.
Там в подвале жили те, с кем он не ссорился.
– А-а, Кирюша! – закричал Сеня-младший. – Что же ты к нам редко так заходишь?
– Там у нас пол моют, – почему-то сказал Кирюша.
– Так ты посиди. А мы пойдем. Нам тут с корешом сходить надо, – подхихикнул он, толкнув приятеля локтем в бок. – А то пошли с нами. А то лучше посиди тут. Вот ключ. Спрячешь под коврик.
Ушли. Кирилл присел на кровать.
В окошке подвала проходили люди – туловища и ноги. Головы им отрезало верхним краем окна.
«Нельзя так раскисать, – говорил себе Кирилл. – Ведь уже начал вчера. Самое трудное – начать. Полдела, можно сказать. Нелепо бросать на полдороге. Надо сделать разминку… Если я их не вижу, то и они меня не видят», – подумал Кирилл, глядя в окошко.
Распахнул его. Разделся и приступил.
Раз-два! – выкидывал он в стороны руки. Хрясть-хрясть! – похрустывали суставы.
Теплота разливалась по телу. Уходили сон и вялость.
«Всех и делов! – бодро подумал Кирилл. – Главное – начать».
Приседание – раз-два! раз-два! Присядешь – к людям прирастают головы. В окошке проходили люди в рост.
Пошатываясь, почти влетели в окно двое пьяных с утра пораньше. Один из них поймал руками наличник, тем и удержался. Голова его проскочила в комнату. Он бессмысленно уставился на голого Кирилла, вращающего руками, повращал глазами, следя.
– Ишь ты! – сказал он. – Какой, спортом занимается!
– А мы – спиртом, – сказал другой.
Заржали.
– Эх ты, Ваня! – сказал первый. – Вот как надо жить по режиму. – Вытащил голову из окна, и они ушли шатаясь.
Кирилл был тверд. Он продолжал упражнения.
Раз! раз! – выбрасывал он как можно выше ноги.
Остановилась старуха с кошелкой. Нагнулась, заглянула, подперла щеку, уставилась.
– Срамота-то какая… Срамота, – кивала она головой, стоя все в той же неудобной позе.
Кирилл разозлился:
– А кто тебе смотреть велит?
– Тьфу, срамота! – Она поплелась дальше.
«И все-таки. А я все-таки». Лег на спину, поднимал туловище.
Раз-два! Раз-два!
– Смотри, смотри! – кричала девчушка лет десяти, чуть не падая в комнату. – Дяденька голый-голый… Смотри, смотри! – махала она рукой.
Подбежали.
– Дяденька голый! Голый, голый! – кричали девчушки в окошке.
Кирилл бросился к окну.
– А ну, брысь!
Рассыпались как горох. Исчезли.
Кирилл захлопнул окно.
Раз-два!
Откуда столько? Все окошко забито любопытными рожицами. Приклеилась к стеклу масса расплющенных носов, масса розовеньких языков.
– Голый, голый! – визжали девчушки. – Голо-голо-лого-ло! – сливались голоса.
– Где голый? Кто голый? – услышал Кирилл уверенный бас.
– Тьфу, пропасть! – сказал он в сердцах, схватил одежду и помчался в коридор одеваться.
«Вздумал тоже! Самоусовершенствованием решил заняться, – презрительно говорил себе Кирилл, путаясь в рукавах. – Я не ем больше мяса… Философию Льва Толстого собрался осваивать, языки изучать – подумать только! – издевался он. – Старомодность какую развел… Институтка! Красивее захотел стать… обольститель! Чтобы все оборачивались: “Ах, что за юноша…”
Да что такое самоусовершенствование? Суть физкультура. Занятие для кретинов. Разве в наше время – думать об этом! Жить надо. Надо жить. Просто – жить. И не строить себе глупых программ. “Пунктики” на бумажке записал. Еще дневнику не хватает завестись. Жить надо – есть, пить, вкалывать, любить. И никаких сложностей. Просто. Делать надо… Де-лать.
С-само-ус-с-совершенс-с-ство-ва-ва-ва-ние… – ругался Кирилл. – Самоусовершенствование и всяческая физкультура…»
И Кирилл пошел в столовую и наелся так, что гудело брюхо. Задержался у пивного ларька и выпил две большие кружки.
«Вот это да! Это славно», – грелся он на солнышке.
А когда направлялся к автобусной остановке, нос к носу столкнулся с Люсей.
– Что же вы нас забыли? – ласково сказала она.
– Да нет, что вы! – обрадовался Кирилл. – Я как раз собирался…
– Ведь у вас завтра день рождения. Вы ведь говорили? Или это не так? – заулыбалась Люся.
«Славная девка! Что это я напридумал себе…»
– Так, так, – подхватил он. – Как же, как же! Конечно, завтра.
– Так, значит, наш договор в силе? Мы вас ждем завтра…
– Обязательно, обязательно, – расшаркивался Кирюха. – А то даже обидно – день рождения… и без хорошей компании…
– А вы куда? Может, меня проводите…
– Да ведь мне на работу, – разочарованно протянул Кирилл.
– Так вы меня не проводите? – Люся кокетливо повела плечиком.
– Ой, Люся, не расстраивайте меня! Ей-ей, мне на работу. Я сам очень хочу…
– Смотрите, смотрите, как вам лучше… – увела взгляд Люся. – Ну, так мы вас ждем.
– Что значит – мы?
– Я и Валя.
– А Валя зачем?
– Она славная девушка. Очень хорошая. Она тоже очень хотела вас видеть.
– Зачем?
– Запишите адрес, это у нее.
«Здорово. Так и надо жить – брать обеими руками!» – приятно думал Кирилл, трясясь в автобусе.
По телу бегала кровь. В окно стучало солнце. За окном было весело.
В автобусе ехали все больше бодрые, жизнерадостные люди.
«А подругу… подругу как-нибудь сплавим».
Дождь
Проснулся поздно, а думал – рано. Спалось сладко.
Открыл глаза, и еще сладко дремала каждая мышца. Не то что не хочется шевелиться, а просто, кажется, невозможно.
Покойно.
И ровный шум. Будто кто-то плескает и плескает в окно ведро за ведром.
Вниз, вниз. Струйки, струи. Сплошь.
Как-то удивительно заторможенно и цепенело на душе. Так уже было. Был дождь. И так же словно никуда не нужно было идти или двигаться.
И, наверно, ничего не надо.
Дом обложен тихим компрессом.
Времени нет.
Как ни глянешь: серо и струи, струи – ничего не видать.
Ничего и не надо.
Вот такой дождь будет лить сто лет… Сто лет лежать и не двигаться.
Но так показалось, и чего-то стало надо, даже гораздо раньше, чем кончился дождь, а дождь перестал раньше ста лет.
Спустился вниз и остановился в подъезде. Плотным козырьком выгибалась на карнизе вода и спускалась, как занавес – целлофановая обертка.
А в подъезде не он один – люди. Тоже чего-то ждут.
А дождь не кончается.
А они ждут.
Цепенело смотрят, как выгибается на карнизе вода и тыщу раз падает занавес.
Смотрят. Доцент, их руководитель. Вахтер. Пара студенток. Мишка, оказывается, тоже тут.
И он, Кирилл.
– Льет, – сказал кто-то.
– Льет, – сказал вахтер. – Такой дождь помню только раз, в пятьдесят третьем.
