Ярослав Питерский - Падшие в небеса.1937
– Вот, курехой разжился, – попыхивая папироской, довольно пробубнил Федор Иванович.
Павлу нестерпимо захотелось тоже затянуться табаком. Дым от папиросы, дразня, щекотал ноздри. Лепиков это заметил. Он цыкнул, чуть приоткрыв рот:
– Ладно, оставлю тебе досмолить, журналист.
Но Павел, сглотнув слюну, гордо ответил:
– Да я не хочу. Я бросаю.
Лепиков пожал плечами и, подмигнув, почесал небритую щеку:
– Ну, как знаешь.
– А где Оболенский? – спросил Клюфт.
– Оболенский? – Федор ухмыльнулся.
Он сделал вид, что не понял вопроса, и лукаво посмотрел на хакаса. Словно ответ предназначался ему.
– Так, где Оболенский? – переспросил Павел.
– А Оболенский сюда больше, наверное, не придет. Не придет. Все. Не хрен этой гниде больше народную еду жрать. Контра! Конец, наверное, контре пришел.
Угдажеков вздрогнул. Он с ужасом посмотрел на Лепикова. Павел привстал с табуретки и, облизнув губы, спросил:
– То есть, как не придет?!
– А его увели. В камеру смертников. Там, где под вышкой сидят. Вот и все. Сюда больше он не придет, наверное. Все. Так что его шмотки можно поделить между нами. Вот так-то!
Павел опустился и сжал кулаки. Он заметил, как Угдажеков затряс плечами и отвернулся. Бывший прокурор вновь плакал навзрыд.
Глава тринадцатая
Снег крупными хлопьями падал на шинель и не таял. Под сапогами скрипела белая дорожка тротуара. Прохожие с уважением уступали дорогу высокому статному лейтенанту. Стройная фигура. Новенькая портупея и, словно снегири, краповые петлицы с двумя, как капельки крови, кубиками.
Андрон Маленький медленно шел по улице суровой твердой походкой. Он не обращал внимания на окружающих. Андрон был расстроен. Грусть и тоска навалились на него. Он сегодня не увидел ее! Он сегодня не мог посмотреть на любимого и незнакомого человека! На эту стройную, с длинными волосами ржаного цвета девушку. Заглянуть в ее темно-серые глаза. И, если повезет, увидеть ее чарующую улыбку слегка припухших губок!
За короткие мгновения случайных свиданий в коридорах горкома партии он успевал рассмотреть ее чудный маленький носик и тонкие вразлет брови. Он закрывал глаза, упиваясь этой красотой!
«Кого может полюбить эта женщина? Кого? Кто станет для нее идеалом и другом по жизни? Кто разделит с ней брачное ложе? Увидеть бы этого человека?! Кто? Кто этот счастливчик! А может, его нет вообще? Может, у нее еще нет любимого? И тогда я?! Почему нет?! Я?! Я тоже не так плох! Почему я себя недооцениваю? Это плохое качество. Недооценивая себя, человек сам себя не уважает. Сам себя не любит. Почему я не смогу быть с ней рядом? Почему я не могу подарить ей любовь, а она мне? Вполне. А может, она мне подарит любовь? Любовь! Как странно, разве кто-то может вообще подарить любовь? Любовь, интересно, а что вообще это такое? Состояние души? Душа! У человека есть душа? А как же учения Ленина и Сталина? Душа – поповское слово! Значит, ее не может быть? Как не может быть души? У этого прекрасного создания, у этой красавицы с ржаными волосами нет души?! Нет, ее не может не быть! Не может! Она есть! Любовь и душа – это неразделимые понятия? Что это такое? Почему неразделимы? Любовь не может жить отдельно без души?! Она должна жить с душой или в душе?» – Андрон вдруг понял, что путается в мыслях.
До того как он встретил эту девушку из горкома, он все понимал! Или думал, что все понимает в жизни! А вот когда ее встретил, вдруг оказалось, что он все-таки чего-то не понимает в жизни!
Маленький остановился. Он посмотрел на табличку с названием, прибитую на углу дома:
«Улица Обороны».
Андрон достал из кармана папиросу. Размяв гильзу, подкурил. Серые дома. Одинокие столбы уличного освещения. Провода на них. Ворона как черная клякса. Она с любопытством смотрит на человека в шинели. И словно удивляясь, каркает. Что хочет сказать эта птица?
Ворона встряхнула крыльями и улетела, растворившись в серости зимнего неба. Снег, пытаясь ее маскировать, падал как мелкая вата. Ветра не было. Морозец приятно пощипывал щеки. Андрон глубоко затянулся папиросой.
Дом, похожий на маленький дворец. Черные бревна и оранжевая кладка фундамента. Крыша, крытая железом. Резные наличники на окнах. Труба с ажурной стальной решеткой. Тут жил Клюфт. Этот человек, его ровесник, подследственный. Как они оказались «по разные стороны баррикады»? Просто, все очень просто. Он – сын аптекаря-буржуя, который и построил этот большой двухэтажный дом. Нет, может быть, построил его и не он, а его дед. Но это ничего не меняет. Это Клюфт, он виноват, он непременно виноват, что его предки наживались на простых и бедных людях. Продавали им свои снадобья. Свои микстуры. И жили в большом доме. А он, он их потомок, этот парень с горящими глазами и непокорным взглядом. Маленький заметил тогда на допросе, что даже когда он бил Клюфта сапогами, блеск в глазах не угасал! Он, конечно, испугался, но не сломался. Маленький понял: ему придется трудно с этим арестантом-журналистом, вступившим на путь контрреволюции. «Что толкнуло его читать библию? Что? Он ведь не просто ее читал? Что хотел найти в строках этой книги? Ответ? Какой? Ответ на вопрос? А может быть, он, как и я, мучался и сам себя спрашивал, что такое любовь и душа? Может, он искал ответы там, в этой книге? Там? На страницах? Нашел? Нет. Он не нашел. Он не нашел. Иначе бы он не так говорил. Хотя кто его знает?» – рассуждал Андрон.
Он выбросил окурок и, потоптавшись, зашел во двор. Поленница и большой деревянный ящик под уголь. Рядом сарай. По крыше лениво идет большой черный котище. Он, не обращая внимания на пушистый снег, медленно переставляя лапы, передвигается по краю доски. Снежинки ложатся на блестящую, пушистую шерсть.
Кот остановился и, внимательно посмотрев на Андрона, сверкнул рыжими глазами. Открыл маленькую пасть и почти беззвучно прорычал. Какой-то «скрип» раздался, вырвался вместо привычного «мяу». Андрон взмахнул рукой. Кот насторожился, но не испугался, а лишь брезгливо покосившись на человека в шинели, двинулся дальше. Маленький хмыкнул. «Сарай. Его белили недавно. Интересно, кому надо белить сарай? Странно. Рядом высится еще одна стайка. Замка на дверке нет. Нет и следов» – Андрон внимательно посмотрел на сугроб. К дверке, судя по снегу, давно никто не подходил. «Как он мог там брать и прятать библию? Тут наверняка с осени никто не ходил», – подумал Маленький и ступил в сугроб.
Черный сапог провалился почти по голяшку. Андрон приподнял полы шинели, чтобы они не тащились по снегу, и шагнул к дверке. Дровяник встретил его запахом смолы и старой бумаги. Большие полена сложены в стопку. Рядом лежали старые коробки и ящики, прочая ненужная рухлядь. Через толстые щели пробивается свет. Он, как паутина, висит в полумраке. Андрон огляделся. Где тут можно прятать книгу? Да и зачем ее прятать?! Просто положить…
Маленький поднес ко рту пальцы и согрел их дыханием. Еще раз осмотрелся вокруг. Глаза постепенно привыкли к полумраку. Большое полено в стопке возле стены было слегка выдвинуто. Андрон провел по шершавому спилу рукой. Пальцы почувствовали мягкую слизь смолы. Приятно запахло хвоей. Маленький потянул на себя деревяшку. Отбросив полено в угол, он запустил в углубление руку. Пальцы нащупали что-то мягкое. Это была тряпка. Бархатная темно-синяя тряпка. В нее аккуратно завернут продолговатый предмет.
Андрон с нетерпением нагнулся и положил сверток на коробку. Развернул – книга, коричневый, почти черный переплет и золотые буквы. Перед Андроном на темно-синем бархате лежала библия. Маленький дотронулся до обложки кончиками пальцев и медленно провел рукой. Судя по трещинам, старинное издание. Кожаный переплет дорого стоит. Андрон бережно открыл книгу. Пожелтевшие листы. Мелкие черные буквы. Маленький вновь поднес к губам озябшие руки и согрел дыханием. Затем принялся листать страницы.
И вдруг он увидел закладку. Красная бумажка торчала сквозь толщу страниц. Андрон бережно перелистал до закладки листы. Приподнял библию, чтобы прочитать заглавие и первые строчки, напечатанные на пожелтевшей от времени бумаге: «Нечестный бежит, когда никто не гонится за ним, а праведник смел, как лев. Когда страна отступит от закона, тогда много в ней начальников, а при разумном и знающем муже она долговечна. Человек бедный и притесняющий слабых – то же, что проливной дождь, смывающий хлеб».
– «Отступники от закона хвалят нечестивых, а соблюдающие закон негодуют на них. Злые люди не разумеют справедливости, а ищущие Господа разумеют все», – прочитал вслух Маленький.
Он медленно положил книгу на коробку и задумался. «Клюфт. Этот парень сделал закладку на этом месте. Что он имел в виду? Что? «Злые люди не разумеют справедливости», – что он имел в виду? Меня? Но он не мог знать меня, когда сделал эту закладку. А кого он имел в виду? Кого? Власть? Злая власть? Интересно, это можно приобщить к делу? В качестве призыва к контрреволюционной пропаганде? Интересно. Но Клюфт, он, же никого не призывал? Он просто сделал закладку в библии? На этом месте?»