Михаил Жаров - Капитал (сборник)
Сначала погиб галстук. Им я зацепился, спасаясь от опоросившейся свиноматки. Перед сменой меня строго-настрого проинструктировали: следи, когда какая-нибудь из них не начнёт пороситься, чтобы сразу отнять у неё место (в простонародье – плаценту), иначе сожрёт, дура, и сдохнет. С лопатой наперевес я забрался в клетку к счастливой матери и изобразил на лице заботу и участие. До этой звёздной ночи о хрюшках я имел доброе мнение, которое сложилось ещё в детстве благодаря мультипликации, где они изображены персонажами положительными и такими, знаете, компанейскими.
Итак, я принялся выгребать из-под рыла хавроньи кровавую, скользкую массу, ликуя про себя, что творю благо, а она, – свинья! – не показав мимикой никакого недовольства, вдруг рыкнула, аки львица, и ринулась кусаться. Это сейчас я готов многословно рассуждать о своём врождённом благородстве и её просто человеческом свинстве, а в тот момент я исторгнул лаконичное: «Сука!» – и совершил прыжок в высоту, за который нормальные зрители, а не поросята, аплодировали бы и свистели. Одна беда, что в завершении прыжка зацепился галстуком за какой-то шуруп и едва не повесился на решётке, ещё молодой и красивый.
В нескольких резких словах я объяснил подлой животине, что завтра у меня экзамен, что другой одежды сегодня нет, и порванный галстук – её вина, но меня не слушали. Всё-таки «счастье – это когда тебя понимают».
Сторож – значит, сторожить. Простейшее слово, и служебные обязанности в нём прописаны от первой до последней буквы. Про «варить кашу» ничего не говорится. Однако из инструктажа запомнилось тревожное: следи, чтобы каша не перегрелась, а то сорвёт клапана и тогда не бойся и вырубай электрощит. Не думал я тогда, что будничный процесс кулинарии может быть связан с применением науки и техники, плюс – храбрости.
Познав потёмки свиной души, я с разбитым сердцем сел в сторожке выпить чаю. Степенно откупорил термос, и в это время за дверью раздалось шипение, от которого у меня заложило в ушах и просквозило в кишечнике. Возможно, получив микроинфаркт, я некоторое время продолжал сидеть, но чувство ответственности за вверенные жизни поставило меня на ноги. Вышел за дверь и увидел густой утренний туман, хотя точно знал, что на дворе вечер.
Из пристроенной к свинарнику сарайки валили клубы непроглядного ватного пара. Значит мне туда дорога. Прытко, чтобы гордиться собой, я подбежал к двери, отпер замок, который своим весом тянул на себя всю пристройку, и шагнул в белую неизвестность.
Вдоль влажных стен я принялся ощупью искать электрощит, сознавая, что ищу быстрый конец своего земного пути. Ногами в это время я разгребал что-то мягкое и пискливое, будто пол был завален детскими игрушками. Интересно, думал я, если скороварка сейчас взорвётся, успею ли подумать о вечности или вечность наступит моментально, как новый кинокадр? И далеко ли отыщут мою голову, которую я сегодня постриг и в которой зря пропадут сорок экзаменационных билетов?
Потребовалось минут пять, чтобы найти щит, благополучно его обесточить, и минут пять, чтобы дождаться, пока рассеется пар, и увидеть крыс.
– Что-то вас много, – сказал я застенчиво.
Правильно было сказать, что не много крыс, но мало пространства для них. Пол внизу жил и ходил волнами. Прочие поверхности – подоконник, полки, табуретки – тоже были живыми и серыми. Кроме! Кроме одного низкого столика, покрытого чистой голубой скатертью и уставленного сытной едой. Гороховый суп, тарелка риса с двумя крупными, как кулаки, котлетами и кружка, в которой ждал кипятка пакетик чая. Также стоял электрический чайник и стеклянная вазочка, полная печенья.
Так не бывает! – подумал я. – Или это отрава, и крысы уже научены? Нет, чушь, для отравы слишком вкусно.
Забавно, что на батарее отопления сидела и плевала на крыс с высокой колокольни дюжина кошек. Обычная дипломатия, ну. Толку орать: смотрите, я кошка, всех сожру? Кто кого. Возможно, виденное мною семейство кошачьих впитало с молоком матери, что крысы и они – это политические союзники, как Израиль и США, коммунисты и аграрии.
Присутствие кошек добавляло лишнюю интригу к обеденному столу, ведь они тоже не трогали еду. Разве что можно было извинить им чай.
Шуму наделала электрическая кастрюля-скороварка, которая перегрелась, и у неё сорвало клапаны. Благодаря величине она могла бы служить многоместным чаном для варки грешников. Хотя, возможно, электрификация добралась уже и дотуда, и чертей-кочегаров сменили черти-электромонтёры.
Через пару смен я научился подгадывать момент и вовремя вливать холодную воду в специальный цилиндр, тем самым предотвращая перегрев, но в ту дебютную ночь пришлось бегать вырубать щит не каждые ли полчаса. Затем, пропаренный, я всякий раз шёл в свинарник искать случаи живорождения, педантично осматривая всех подряд, будь то боров или кастрированный хряк. И что ни прибегал я на кухню, накрытый стол оставался нетронутым. Зато моя нежно-бежевая рубашка превратилась в табачно-коричневую, а-ля нацистский штурмовик.
«Ночь наступит, – предупредили меня, – берегись собак. Особенно чёрного Мухтара».
Эко, собаки! Я с вечера приметил их. Десять лохматых душ, большие, хотя и беспородные. Вероятно, как у людей по величине заработка, так у собак дружба ведётся по величине в холке.
Стая нежилась на заботливом солнышке, и вслед за солнечным коловращением бродила с полянки на полянку, вялая, словно после перехода через Арктику. Меня, как личность, собаки игнорировали и при встрече зевали с громким сердечным надрывом. Я специально маневрировал мимо них, чтобы проверить на злость, но даже чёрный Мухтар, поводив по мне красными глазами, презрительно отворачивался, давая понять, что человек я невнушительный, видал он и крепче, и выше меня и бояться такого – себя не уважать.
За полночь отправился в очередной обход. Вышагивал бодро, обуянный хорошими о себе мыслями. Воображал, что в высоте, на пёстром от звёзд небе, боги спорили о том, как лучше расставить для меня созвездия, чтобы успешно закончилась моя учёба и с прытью гоголевской тройки понеслась карьера. Один бог говорил: отодвинем Марс, чтобы Санёк работал на тихом месте где-нибудь в нотариате, незачем ему из шкуры лезть. Другой спорил, что нет, Марс надо зазвездить над самой головой Санька, так как в Саньке есть жила и ему бы куда-нибудь в силовые структуры.
Очарованный мыслью, что небеса пекутся обо мне на полвека вперёд, я не сразу расслышал за своей спиной мягкий топот, много топота. Оглянулся и воодушевился пуще прежнего. Сзади, совсем рядом, бежала собачья стая, очевидно, избрав меня новым вожаком. Что ж, хорошая поддержка в деле охраны. Хвалю вас, мудрые звери!
На первый укус моя нежная нервная система отреагировала истерично, сообщив головному мозгу, что нога отгрызена и жизнь не удалась.
Собаки окружили меня, одни захлёбываясь лаем, другие, рыча и скалясь. Такова была их тактика – все отвлекают, а чёрный с красными глазами Мухтар – потихоньку меня ест.
Я как будущий юрист знал цену ораторскому искусству, но публика для полемики подобралась неблагодарная, хуже поросят. И я побежал. Да что говорить – полетел. Не дожидаясь, пока боги расставят планеты в счастливом для меня порядке.
Ворвался в сторожку, закрылся и спросил себя вслух: «Как теперь работать?» Ноги опухли, носки в ботинках намокли от крови, но из студента я уже переродился в воина. Поэтому вместо того, чтобы скорее промыть укусы, я кинулся искать по углам сторожки оружие. Под кривобоким шкафом оно нашлось. Стальной прутик, звонкий и задиристый.
– Как говорится, ко мне Мухтар… – выдохнул я и распахнул дверь.
Надо же! Враги ждали меня все до одного, будто я обещал вынести конфет. Целью же моей был лично Мухтар. В бой!
Раз за разом я взмахивал прутом над его жуткой головой и сказочно не попадал. То выбивал из земли пыль, то бил по другой собаке. Мухтар даже не отскакивал, он кружил вокруг меня, сужая радиус, бесстрашный и везучий, как чёрт.
До рассвета в каждый выход на улицу я остервенело сражался с собаками и рычал, как они. На ладони правой руки вздулись пузыри, а прут погнулся. Да ежечасно срывало у скороварки клапаны, и я нырял в тёплые облака, матеря аристократическую профессию сторожа.
На рассвете, израненный, но непобеждённый, я вновь вышел крушить собачье племя и увидел идиллию, которая заставила меня улыбнуться и выпустить из руки прут.
Собаки лежали на пригорке, залитом утренним солнышком, и в мою сторону не смотрели. Только Мухтар поднял наивную морду, выражая вопрос: «Молодой человек, мы с вами знакомы?»
Грязный, уставший, как все собаки вместе взятые, я отправился окончательно вырубить шипящую скороварку, уже без страха, что ударит током или бабахнет – до звезды. Прошёл к щиту, пиная крыс, обесточил его и поглядел на стол. Пар выносило через открытую дверь на улицу, а я пучил глаза и остывал от страха. Кто-то всё съел и выпил. Потрогал чайник. Горячий.
