Константин Кропоткин - Сожители. Опыт кокетливого детектива
Бесконечные дуги желтых пляжей с рядами зонтиков-грибов, скалистые перешейки, клочья и ковры зелени то там, то сям, сильный плотный ветер… Резкая смена декораций помогла мне почти без усилий избавиться от всего того, что не смогла изгнать московская специалистка. Лекарство было проще, и немногим дороже психоаналитических сеансов – просто ветер, просто воздух, просто еда и вино, просто путешествие наугад, от первой попавшейся гостиницы в другую, тоже случайную….
Тюк-тюк.
А если бы этого не случилось, – все также лениво-размеренно думал я, – то мог бы что-нибудь сделать. С собой ли, с другими….
Тюк-тюк.
Из аэропорта ехали мы с Кирычем в город медленно, пару раз электричка стояла на каких-то полустанках, и мысли мои сменялись с той же неторопливой ритмичностью. И ведь не с убийства же началось, все началось гораздо раньше – вдумал я бестревожно, – Жили мы с Кирычем, были, были-жили, никого не трогали, поквакивали в своем тихом илистом болотце, как вдруг ветер налетел, принес нам тревоги новые, печали….
Марк.
– Знаешь, – сказал я Кирычу, – мне кажется, что опасность зовут на букву «М».
– Ты про метро? – в самолете мы долго с ним обсуждали, брать такси или лучше обойтись общественным транспортом.
– И про метро тоже. Но вообще, не только про него.
Я помолчал, в надежде, что Кирыч разволнуется, пошевелит как-нибудь немалым своим телом, но он остался сидеть, как сидел, даже журнал, найденный тут же, в тряском вагоне, из лап своих не выронил.
– Смотри, – сказал я затем, – Гардина, который мне по телефону угрожал, зовут «Михаилом». Так? – я загнул указательный палец.
– Ты его «мудаком» звал, а не «Михаилом».
– Потом еще «Мася» эта, красотка-блондинка, подружка Марка.
– А с ней что? Хорошая девушка.
– Она-то хорошая. А муж ее меня чуть не убил. Ты вспомни – ворвался, сцену ревности утроил, волк тамбовский. Вспомни!
– Ну, не она же ворвалась.
– А Мася была причиной, – я загнул еще один палец, – Но главная причина знаешь кто?
– Не знаю.
– С кем ты живешь? Вспомни?! С кем квартиру делишь? – «ленивец» мысленно выругался я.
– Ну, с тобой, с Мариком.
– Вот, все с него и началось. С Маруси, лахудры иноземной. Не приехал бы, ничего бы и не случилось.
– А что случилось-то? Как жили, так и живем.
Как же можно не видеть очевидного?!
– А если б не Марк, то мы бы никогда не узнали, что у блондинок с собачьими именами бывают ревнивые мужья.
Кирыч смешливо хрюкнул. Я продолжал.
– Не будь его, я б и с коллегой своей, Манечкой толком не познакомился, а если б не она, не было б и кучи малых катастроф. Один ужин у князя чего стоит. Ха! – я с торжеством загнул еще один палец, – Манечку кстати тоже на букву «М» зовут.
– Брось ты эту конспирологию, – Кирыч поглядел в окно, где приметы большого города проявлялись все отчетливей, прежде были леса и поляны, затем стройки и помойки, а теперь уж поплыли дома ввысь и дороги вразлет, – Так ведь из Москвы уезжать придется.
– А Москва – с торжеством заявил я, – это один из самых опасных городов на планете.
– Такой же, как Монреаль?
– А я не был в Монреале – не могу судить. А про Москву могу. Есть кстати еще слово «мердер». То есть «убийца», с английского, – пальцев на руке не хватило, я потряс перед Кирычем кулаком.
– И что теперь делать предлагаешь? Вычеркнуть букву из алфавита?
– Надо просто знать, вот и все, – нагородив всякой всячины, да к ней приглядевшись, я тут же в своей теории усомнился.
Глупость любит рядиться в замысловатые одежки.
– А как же буква «Фи»? – ухмыльнулся Кирыч, – Ты помнишь букву «фи»?
– Для «Фи» опасность представляю я.
Все-таки я хорошо отдохнул. Кроме брезгливости фамилия коллеги не вызывала у меня никаких эмоций.
Слава отпуску! Прошлое видишь – как старый милый сериал, и не более того. Вообще-то, отпуск летом мне не полагался. Заявление вовремя я не подал, благословенные летние месяцы коллеги поделили без моего участия. Так что, когда я заявился с вопросом «а могу ли…», они только вытаращили глаза.
По утвержденному плану Волкову – то есть мне – полагалось самое волчье время – ноябрь-месяц.
В другой день, в другой раз я б на это обстоятельство внимания не обратил, но тогда показалось, что на меня ополчился буквально весь мир – состояние для меня не новое, приступы панического ужаса случаются со мной примерно раз в десять лет: кажется, что сдвигаются вокруг стены – задавить, сплющить норовят – и ничего невозможно поделать….
Я вернулся на свое место у окна, начал тюкать по клавишам, пытаясь работать и не задохнуться – мне не хватало воздуха. Свежего чистого воздуха. Я почувствовал как грязно все вокруг, как серо – нехорошо, подло, вредно для организма.
– Пойдем покурим, – предложил мне кто-то.
– Больше не курю, – ответил я, и, вначале произнеся, потом лишь сообразил, что именно так мне следует поступить. Если вокруг меня столько грязи, зачем себя наполнять ею еще и себя?
Хватит!
– В спортзал ходишь, – вякнул из своего угла Финикеев, – Курить бросил. Стринги-то носишь уже, – он издал что-то вроде «хе-хе».
Не сразу я понял, что имеет ввиду сальный коллега, а поняв, ничего не ответил, только дальше – наверное, немного побойчей – заколотил по клавишам. Смотреть на Финикеева не было нужды – я отчетливо видел, как блестит его нос, похожий на рыло, как бликуют дымчатые очки, изготовленные, наверное, в прошлом веке, как висит серо-коричневым мешком одежда на его бесконечно длинном костлявом теле.
Финикеев – человек-копоть. Тюк-тюк.
Как интересно устроена человеческая психика: я прилежно составлял вопросы для интервью, сверялся с интернет-источниками, кое-что даже с английского перевел, но, как только Финикеев взялся за свой разбухший портфель (а с ним он никогда не расстается), тут же принял боевую стойку – словно все это время не спускал с него глаз.
Он встал и вышел. Вышел и я.
Он направился не к выходу, а в туалет – в конце коридора, что задачу мне только облегчало (понимал ли я свою задачу, когда следовал за ним, когда глядел ему в тощий согбенный хребет?)
В туалете, пока он сидел в одной из кабинок, я мыл руки. Я их очень честно мыл – умывал, если точнее.
Я выключил воду, едва Финикеев вышел.
– Все получилось? – спросил я, оборачиваясь.
Финикеев не ответил, только попытался пройти мимо.
– А ручки помыть не хочешь? Полезно руки в чистоте держать, тебя мама не учила?
Глядя на Финикеева вблизи, я подумал, что нос у него, торчащий из-под безглазых дымчатых очков, действительно смахивает на аккуратное рыльце. Две черные дыры глядели на мир в упор, придавая лицу Финикеева выражение отчетливо свинское.
Я загородил ему дверь, встряхнул ладонями, избавляясь от влаги. Так делают перед операцией врачи.
– А знаешь, что такое модель «рубильник»?
– Нет, – он шагнул в одну сторону, пытаясь обойти, – А что? – шаг в другую и тоже безуспешно.
– Рубильник – это вздернутый носик, увеличенный во много раз.
Он попытался меня оттолкнуть, но я был сильней – я оттеснил его к стене, положил ему на шею обе руки (от неожиданности Финикеев осел, мне даже тянуться не пришлось) и, чувствуя, как забился птицей под ладонью его острый кадык, стал слегка на него нажимать.
Я был аккуратен с Финикеевым. Я был с ним почти нежен. Я лишь чуть-чуть примял ему горло, да постучал облезлым его затылком о замызганный туалетный кафель; я лишь ласково сообщил Финикееву, каким образом распоряжусь его задницей, если он не научится хорошим манерам. Тюк-тюк – мягко вдалбливал я, глядя ему в чуть отъехавшие очки-хамелеоны, – тюк-тюк.
Финикеев выронил портфель – нутро портфеля раззявилось, и наружу вывалилось всякое барахло, главным образом бумажное, пестрое…. Среди всего прочего там были и журналы, похожие на рекламу котлет и окорочков..
Я разжал руки, с брезгливостью осознав, что за пятна украшают потертую крышку финикеевского портфеля.
– А дома-то нельзя этим заниматься? Непременно на работе надо?
Ни слова не говоря, Финикеев ринулся вон.
Улетучилась и моя злость. Я совершенно успокоился – я даже нашел в себе силы побросать замурзанное барахло назад в портфель и поставить его рядом с мусорным ведром.
Некоторые понимают вежливость, как слабость, а грубость – как руководство к действию. Покинув туалет, Финикеев отправился в отдел кадров и, в точности следуя моим рекомендациям, сообщил, что готов с Волковым на обмен: он, Финикеев, пойдет в отпуск осенью, а Волков пусть хоть сейчас отправляется. «Ему голову лечить надо», – добавил от себя любезный коллега.
Два дня спустя мы с Кирычем любовались на памятник Колумбу в портовом городе Барселона.
Полезно иметь врагов: если знаешь, как с ними обращаться, то они могут быть заботливей родной мамы….
