Анатолий Гладилин - Тигрушка (сборник)
…И было как-то странно спуститься с сопок и увидеть спящий поселок и два черных бульдозера на грязно-белом снегу, которые тарахтели, – казалось, что сейчас они куда-то двинутся, просто рабочие отлучились на минутку, но Штенберг знал, что рабочие давно спят и оставили машину еще днем, а может, еще на прошлой неделе, и вообще здесь, на Севере, моторы никогда не выключают – потом не заведешь.
– Хлопцы, – сказал Яша, – марш по кабинам, вот вам и теплый ночлег.
– А если он поедет? – спросил Эдик, который был тогда в своей первой экспедиции.
– А ты не брыкайся, – сказал Яша.
Сам он улегся рядом с Эдиком на сиденье и сразу словно куда-то провалился…
Шеф вызывает его к себе, и он час сидит в кабинете, развалившись в мягком модерновом кресле. Обсуждают новые данные, потом шеф рассказывает последний анекдот. Потом перед ним стоит и сбивчиво отвечает на вопросы молодой геодезист, недавно окончил институт, предстоит первая экспедиция. Яша вспоминает, что когда-то и он так же стоял, а теперь уже старший научный сотрудник развалился в мягком модерновом кресле.
– Где остановиться, – заканчивает шеф, – спросите у Якова Львовича. Он был в тех местах.
– Не будет погоды, – говорит Яша, – пойдете в дом дирекции. В гостиницу не надо – всегда переполнена, грязь, клопы. А в доме дирекции Иван Николаевич, он там лет двадцать, всех знает и к нашему брату почтение имеет. Поселок хороший, потом, на трассе, еще не раз его добром помянете. Танцев, правда, нет. – И, видя, что парень начинает краснеть, продолжает: – Зато по субботам выдают сливовую настойку.
…Экспедиция снялась раньше. Он догонял ее по трассе на газике, который дали в управлении. Двое суток они выбирались к побережью, и когда до поселка оставалось километров пять, не больше – он отчетливо помнит этот момент, – газик тихо-тихо пошел влево, потом сполз в канаву и медленно лег набок. Шофер протер глаза и сказал: «Кажется, я заснул…»
…Он вызывает Верочку, секретаря, она вечно обижена. Ей кажется, что Штенберг вечно к ней придирается. Ничего подобного. Просто на работе надо работать, а не красить губы.
– Вот список литературы, которая мне нужна к завтрашнему дню.
Она читает, выпячивает губы.
– К утру я не успею.
– Это вы своему мальчику говорите. А на службе есть один ответ: сделаю.
Верочка круто поворачивается, ее каблучки стучат по паркету. «Металлическая подковка, – определяет Яша, – как у Тани». Он понимает, что сейчас думает Вера. Тем лучше. С него требуют, и он должен. Может, завести с Верой легкий флирт, как делает Каманин? Нет, на это он не способен. Четыре года он мотался по стране, четыре года, не успев вернуться из одной экспедиции, он уходил в другую. Он даже не мог представить себе, как здорово приходить каждый вечер домой и знать, что тебя ждут.
Верочка недовольна: ей придется задержаться на полчаса. Штенбергу после работы надо ехать в библиотеку. Там он просидит до закрытия. Так надо. Другие, возможно, обошлись бы извлеченными данными, по справочникам, а Яша пролистает все первоисточники. Ничего не поделаешь, характер. Неизвестно, что кому дороже: Верочке ее полчаса или Штенбергу вечер.
Несколько сильных ударов подбросили «верболайнер» – так на Дальнем Востоке называют грузопассажирские корабли. Пассажиры привстали с коек.
– На камни наскочили? – спросил кто-то весьма меланхолически.
– Стоп-кран сорвали.
Он выбежал на палубу. По морю ходили растрепанные волны. Горизонт прыгал, как полосы на экране телевизора.
И только сейчас Штенберг понял, что это – землетрясение. Моряк из начальства мечтательно протянул:
– Тряхнуло бы нас в Петропавловске – план по перевозкам был бы обеспечен…
Зеленая лампа, стопка книг, склоненные головы соседей. Собственно, это работа, о которой он всегда мечтал, – книжная, кабинетная. Бывают люди, которым нравится месить болото. А другим нравится сопоставлять, анализировать, находить общие закономерности.
Одевшись, он подошел к телефону-автомату. Девушка стояла в будке и, закусив губу, изучала записную книжку.
– Мужчине звоните? – строго спросил Яша, открыв дверь.
– Нет.
– Женщине?
– Нет.
– Значит, в зоопарк.
Девушка выскочила из кабины.
Яша набрал номер:
– Это ты? Привет… Да, в библиотеке… Звонил Мишка?.. Ладно… Почему не спишь?
Он знал, что она не спит, что она будет ждать его, когда бы он ни пришел, и за это он ее и любил, но для порядка выговор.
– Не ужинала? Очень плохо. Сейчас приду.
Мокрый снег падал лохматыми хлопьями и тушил костер. Савелий сказал, что надо развернуть палатку и держать ее над хворостом, как крышу. Потом он долго чиркал спичками, они отсырели и, казалось, никогда не зажгутся…
…Водитель громко объявил остановку. Яша вышел из троллейбуса. Вот его дом. Лифт еще работает. Прекрасно. Разве он когда-нибудь уезжал отсюда? Мокрый снег? Костер? С ним ли это было? Может, просто приснилось?
– А кто спорит? – говорил Мишка. – Танечка очень хорошая. Даже хорошенькая, если снимет очки. Правда, без очков я ее не видел. Ну, подумаешь, фигура? Не на фигуре женятся. Душа-то какая, наверное, чистое золото. Ты опять насчет ног? Какое твое дело? Ноги в принципе есть? Опять же специальность редкая, высшее образование, в библиотеке работает, понял? Прямо своими руками несет культуру в массы. Правда, руки у нее иногда болят: не то прострел, не то еще что-то, медицинское название, мне сложно запомнить. А если не руки, то живот. Или просто ангина с высокой температурой. Грипп? Чуть где-нибудь запахнет новым вирусом, Танечка обязательно его подхватит, тут она пионер. Так что Пятерка не скучает, всегда что-нибудь найдется. Прошлой зимой сломала руку на улице. Согласен, несчастный случай. Со всеми может быть. Но ты почему-то ходишь и не ломаешь? А недавно лошадь ее сбила. Чувствуешь? Это уже говорит о высоком профессионализме! Ты сначала попробуй найди в Москве лошадь! Да, забыл – частые головные боли. Зубы? Само собой разумеется. А если солнце светит, тепло и Таня из дома еще не успела выйти, – как, спрашиваю, Яшка, кажется, с Танечкой пока все в порядке? Да, отвечает, почти, только она беременна. А здоровье? Сам понимаешь, слабое. Значит, очередной аборт. Видишь, жизнь у Яши наполнена смыслом. В любую минуту можно ожидать, что с Танечкой что-то случится. Каждый развлекается по-своему. Пятерка любит ухаживать и хлопотать. Только дай ему возможность. Сразу чувствуешь себя сильным мужчиной, когда рядом с тобой такое слабое, беспомощное существо. Не будь тебя около, оно бы сразу на тот свет. Танечка не упускает случая осчастливить дорогого ей человека. Кстати, у нее, как и у каждого хорошего стратега, большие резервы. Да нет, я не о хроническом тонзиллите! Считай, мама, папа, бабушка, дедушка, другая бабушка, другой дедушка, штук пять теток. У них конвенция, что ли, но если и выпадет денек, что не надо вызывать для Танечки «неотложку», то родственники спешат ей на подмогу. Ах, у двоюродного дедушки микроинфаркт! Танечка в своей тарелке – бьется в истерике. Пятерка тут как тут, прыгает около нее с каплями и валерьянкой.
– Но ведь она любит Яшу!
– Ну и что? Тут при жизни памятник надо ставить!
– Так вот, – начал рассказывать Ленька, – заваливаюсь я к Медведю. «Миша, – спрашиваю, – дома?» – «Михаила Ивановича (заметь: по имени-отчеству) в данный момент нет». И норовят дверь захлопнуть. Я быстро плечо выставляю. Вхожу. Лена лежит на диване и листает книжку. «Добрый день, говорю, а где Миша?» – «Михаил Иванович, отвечает, сегодня на конференции, не то обком, не то горком вызвал, поэтому, говорит, он и не пришел сегодня на кросс. И так у вас на заводе его эксплуатируют почем зря. Ни одного вечера дома не сидит, а тут и в воскресенье еще требуют». Я, значит, извиняюсь, только, дескать, не с завода, а проездом, из отпуска, передайте, что заходил Леня. Она сразу вскочила и кинулась мне на шею, я даже остолбенел. «Ленька, кричит, ведь я же вас хорошо знаю, почему сразу не сказали? А Мишка осел. Его совсем замучили общественными нагрузками. Вот только от общества Красного Креста бог помиловал».
Ну, мы еще минут пять потрепались, я ей говорю: дескать, жалко, что у Мишки конференция. «Какая, отвечает, конференция, просто я ему утром скандал закатила. Отец ты или не отец? Чей ребенок? Один раз в жизни можешь с ней погулять? У меня зачет, и вообще мне надоело. Где же равноправие!»
Я опять извиняюсь: забыл, дескать: «Хоть и бракоделы, но все равно поздравляю. Сколько, спрашиваю?»
«Порядок, отвечает, уже пять килограммов. Спускайтесь во двор. Он там с коляской».
Выхожу во двор. Нет Медведя. На улицу. Нет Медведя. Вдруг из-за угла с бешеной скоростью выскакивает человек, одной рукой толкает перед собой коляску, другой держит «Советский спорт» – читает на ходу.
Я кричу:
«Мишка!»
Он:
«Привет, подожди, я сейчас!»
