Елизавета Дворецкая - Орел и Дракон
Графиня смолкла, на ее лицо набежала тень – видимо, вспомнилось, из-за каких причин пришлось отложить свадьбу и какая печальная участь ждала бы и юную невесту, и всех ее подруг, если бы городом завладели норманны.
Сама же Адель, если и смущенная, но не испуганная, бросила на Рери блестящий взгляд. Несмотря на то, что в северных пришельцах здесь привыкли видеть порождения сатаны и не только саму Адель, но и ее мать в детстве пугали норманнами, в их молодом короле не оказалось нечего ужасного и нечеловеческого. Парень как парень, даже весьма приятный на вид, и одет почти как все франки. Только бы волосы ему подстричь, как подобает благородным людям – а то сзади падают на спину, спереди занавешивают глаза…
Рери тоже невольно задержал взгляд на ее хорошеньком личике, темных волосах, лежащих красивыми волнами, стройной фигурке. Будто невзначай она выставила из-под подола ножку в туфельке из черного сафьяна, украшенной жемчугом и золотой пряжкой на цветных ремешках. Да, быть женихом этой девчонки не так уж плохо, отметил про себя Рери. Если, конечно, его не убили в том сражении у реки и свадьба не отменилась именно по этой причине. Но рядом с графиней Адель как-то терялась: в красоте Гизелы чувствовалась глубина и сила, превосходившая юную свежесть.
– Но кто же их родители? – спросил Рери у графини. Если графиня воспитывает Адель, то ее отцом, вероятно, должен быть сам король! – Они все знатнее графа?
– Наоборот, они подданные графа Гербальда, достойные благородные жители Амьенского графства.
– Чудно у вас тут все! У нас кто ниже родом, тот и воспитывает ребенка более знатного человека. Мы вот с Харальдом воспитывались у Аринбьёрна харсира. Ингвар конунг, наш дядя по матери, сказал, что хоть и готов оказать всяческую поддержку своей сестре и ее детям, не может воспитывать нас в своем собственном доме, поскольку родом и положением ничуть не уступает нашему отцу. И он был прав.
– И все же в нашем обычае заключена немалая мудрость. Дети благородных людей обучаются не только полезным для жизни вещам, но и преданности господину, чему их, увы, не всегда смогли бы обучить дома.
– А! – теперь-то Рери все понял. – Так вы их в заложники берете. Ну, так бы сразу и сказали.
Почти все это время он продолжал смотреть на Адель, чтобы не таращить глупые глаза на графиню и не дать ей повод заподозрить, что и он, как дурень Харальд… А один из старших воспитанников графини, парень чуть помоложе Рери, начал с явным беспокойством смотреть на него. Адель же раз или два метнула быстрый взгляд на молодого франка, словно хотела убедиться: заметил ли он, что она привлекла внимание короля норманнов?
– Но пора нам поговорить о делах, – сказала затем графиня. – Аббат Хериберт передавал мне, что у тебя, Рейрик, есть какие-то новые условия?
– Ты ведь обещала нам помощь, – ответил Рери, слегка улыбаясь тому, как забавно графиня произносит его имя. – Я знаю, как ты можешь это сделать. Мы уступаем противнику числом и должны как-то сгладить различие. Мы должны ослабить Ингви еще до того, как нам придется вступить в бой.
– Кого ослабить?
– Предводитель войска, которое взяло в плен твоего сына, зовут Ингви сын Сигимара. Я знаю его род, – Рери слегка нахмурился, но выдавать, что это его кровный враг, не собирался. Нетрудно было сообразить: если франки узнают о том, как сильно он сам жаждет расправиться с их врагом, то плата за его содействие сразу упадет. К чему платить человеку за то, что он и сам хочет сделать?
– Но чем я могу помочь вам ослабить целое войско?
– Мы должны пойти на хитрость. Сам Один не гнушался использовать обман, чтобы добиться важных для него целей, и мы должны стремиться к достижению желаемого любой ценой.
– Кто это? Ваш король? Или твой предок?
– Где-то да, – Рери усмехнулся. – Все роды наших королей ведутся от самого Одина.
– Это один из языческих богов, которым поклоняются в северных странах, – пояснил ей Хериберт. – Я, госпожа графиня, когда томился в плену в датском городе Хейдабьюре, даже видел идола.
– И там приносят человеческие жертвы? – графиня глянула на Рери с ужасом, словно он именно это и предложил сделать.
– Господь не привел мне увидеть такое своими глазами, но я слышал, что кое-где иной раз это еще случается, – вздохнул Хериберт.
– Вы о чем? – с подозрением спросил Рери.
– Я рассказываю графине, кто такой Один.
– Да что ты-то можешь рассказать? Вот я расскажу! – загорелся Рери, в памяти которого промелькнули разом все саги о разнообразных подвигах Отца Богов, а также предания Смалёнда. – Ладно, короче. Насчет Ингви. Графиня должна послать к нему людей и предложить переговоры, как предложила нам.
– Я уже предлагала. Я делала уже несколько попыток выкупить моего сына из плена. Но эти люди не принимали те деньги, которые мне удавалось собрать. Они хотят слишком много. И в последний раз сами посланные не вернулись, и никто не знает, какая участь их постигла.
– Сколько ты предлагала?
– Тысячу фунтов серебром. Те же, что я теперь предлагаю тебе. Это все, что у меня есть.
– А сколько они хотели?
– Они говорили, что в Сен-Кантене возьмут вдвое больше, а потом придут и сюда…
– Теперь скажешь, что собрала пять тысяч фунтов.
– Но мне негде взять столько! Даже мой брат, король Карл, не может мне помочь, потому что у него слишком много врагов… – графиня запнулась, подумав, что норманнам незачем знать о трудностях короля франков. Хотя слабость королевства они каждый день видят и так.
– Да я же не говорю, что ты должна дать им пять тысяч фунтов! Ты должна только пообещать. Скажешь, что собрала и что брат-король помог. И пригласишь их на переговоры, пообещай накинуть, если что. А в качестве первого дара, чтобы, дескать, склонить к переговорам, твои люди отвезут им вина. Вот вина действительно надо будет найти, и побольше. Сможешь?
– Уж не хочешь ли ты их отравить? – с беспокойством спросил Хериберт.
– Нет. Убить их таким образом будет жестоко и неблагородно. Но пьяные и полупьяные не смогут достойно сопротивляться, и мы предложим им сдаться. А трезвых перебьем, – спокойно и деловито сказал Рери. – Вот кого мы точно убьем, неважно, пьяных или трезвых – сыновей Сигимара. Ингви и его братьев, кто окажется с ним.
– У нас осталось вино прошлого урожая, правда, не очень много… – заметила графиня. – Но можно поискать в монастырях… Я думаю, епископ не откажется помочь благому делу…
– Сколько времени тебе понадобится?
– Я сейчас не могу сказать. И еще ведь надо будет найти посланцев, чтобы они решились на такой подвиг и сумели достойно выполнить порученное.
Графиня вопросительно оглянулась на своих людей. Здесь толпились все те, кто придавал ее дому блеск – управляющий, конюший и прочие слуги. Все это были достойные люди и добрые христиане, прекрасно справлявшиеся со своими обязанностями. Но после того как ее прежний конюший, посланный к Сен-Кантену, не вернулся, браться за такое поручение и вовсе никто не хотел.
– Если епископ Лиутгард благословит и вы, госпожа графиня, позволите, то я мог бы поехать в Сен-Кантен, – с обычным непреклонно-смиренным видом заметил Хериберт.
– Ты? – графиня удивилась.
– Да. Ведь мой христианский долг – всемерно помогать ближнему, а значит, способствовать избавлению графа Адаларда.
– Но ты понимаешь, как это опасно?
– Все мы в Божьей воле, госпожа. Но я знаю язык норманнов, и мне легче будет с ними объясниться. К тому же как пленник я для них не представляю никакого интереса. Если же Господь решит призвать меня к себе – я с радостью припаду к Его престолу, ибо, хотя грехи мои велики, не менее их мое раскаяние и желание быть достойным слугой Божьим. Но Господь, в неизмеримой милости своей, столько раз хранил меня и уберегал тогда, когда, казалось, нет иного исхода, кроме смерти – я верю в милосердие Господне, Он убережет меня и сейчас.
– Да, пожалуй, – Рери подумал и кивнул. – Ты тоже по-своему удачливый человек. Но тянуть нельзя. Если здесь не больше трех дней пути, то свеи могут узнать о нас. И тогда нам будет гораздо труднее. Вот что, – решил Рери. – Поклянись вашим Богом, что не обманешь нас и не отступишь от нашего соглашения, и мы отведем свое войско от Амьена. Отойдем в дубравы, чтобы нас было не видно от реки и дороги.
– Хорошо, – графиня кивнула и приказала что-то своим домочадцам, которые стояли в некотором отдалении, с тревогой наблюдая за беседой госпожи с королем варваров. Он годился ей в сыновья, но тем не менее держал в руках ее судьбу и судьбу ее семьи.
Один из мужчин поклонился и ушел в другую половину дома, за деревянную перегородку, покрытую цветными коврами по обе стороны от двери в резных косяках.
– Ты придумал это все сам? – спросила графиня у Рери, пока майордом исполнял поручение. – Ты так молод…
– Я не очень-то молод! – не всерьез оскорбился Рери, как может оскорбиться на такое замечание только человек от шестнадцати до восемнадцати лет. – Мне вручили меч шесть лет назад, и уже шесть лет я мужчина. И всю свою жизнь я знал, что мне предстоит сражаться за честь и достояние моего рода. У нас есть такая поговорка – орел кричит рано. Это значит, что достойный человек должен проявить себя еще в юности. А что до этих замыслов, то я видел со сне Одина. Это он подсказал мне.
