Мария Метлицкая - Можно я побуду счастливой?
В Меленках жили не только бездельники и алкаши, был и другой народ. На нашем жизненном пути возникли потрясающие работящие люди: Валерий Иванович и Мария Александровна Пуховы, Маша и Николай Лебедевы, Вера и Володя Таранниковы.
Володя работал в совхозе трактористом. Расплачивались с ним зерном, долги по зарплате были огромные. Однажды мы у него спросили:
– Володя, а что ты работаешь? Ведь денег за это не платят.
– Лен, а землю жалко! – ответил он. – В чем она виновата?
Мы были поражены – человек работал не за деньги, а потому, что понимает – землю нельзя оставлять в запустении.
Все эти люди обладали огромным, почти аристократическим достоинством и гордостью. Однажды они помогали нам строить баню. Алкоголя – ни капли: ни до ни после. Когда я вынесла деньги – чуть больше, чем мы условились, они отказались:
– Больно много, барыня! Ну тогда мы тебе и забор поправим.
Особенно мы сблизились с Машей Таранниковой, дочкой Володи. Однажды спросили про дальнейшие планы. Машенька очень хотела заниматься немецким языком, стать переводчиком. Но в деревне это было недоступно. Мы задумались, как помочь этой чудесной девочке? Тогда мы уже жили в Иваново. Взяли Машеньку к себе, наняли педагога, и девочка наша поступила на романо-германскую филологию. В университете Маша Таранникова стала настоящей звездой, ее настойчиво приглашали в аспирантуру, но Машенька осуществила свою мечту – вскоре она стала прекрасным переводчиком, истинной аристократкой Поволжья. С ней мы прожили семь счастливых лет. А потом девочка наша укатила на стажировку в Германию. Сейчас Машенька живет в столице, работает в крупнейшей немецкой фирме и, по-моему, счастлива. Мы по-прежнему дружим.
Еще одно ценнейшее знакомство – бабушка и дедушка нашей Маши Таранниковой – Валерий Иванович и Римма Александровна Суровы. В семье Суровых бутафории нет – там настоящий деревенский русский дом, с деревянными полами, чудесной печкой, корзинами яблок, кринками молока, банками меда. С вишневой наливочкой, пышным омлетом, большими пирогами. В углу, под вышитым полотенцем, висит старая икона. Вкусно пахнет деревом, стоит медовый и хлебный дух. Валерий Иванович играет на гармони, и они с женой поют на два голоса, да как поют!
Наш народ всегда пел – даже в самые тяжелые времена, в лихую годину. Может быть, оно и спасало, единение наше?
Конечно же, все деревенские тоже пели! Ну и я вместе с ними – песни-то эти знакомы нам с детства.
«Вот кто-то с горочки спустился», «Ой, цветет калина», «Мороз-мороз», «На побывку едет молодой моряк».
Андре всегда удивлялся: сено не убрано, картошка не окучена, в огороде лебеда – ничего у них нет, а песни поют! А у нас во Франции – есть все, а не поют – вот загадка!
– С чего они веселятся? – недоумевал он.
– Нет, не веселятся, – объясняла я. – Они так выживают. А иначе – совсем труба.
Кажется, он так и не понял.
Царственная они пара, Валерий Иванович и Римма Александровна! К ним в дом мы привозили гостей из французского дипломатического корпуса, многих чудесных наших друзей.
А потом часто слышали – если Россия такая, то я тоже хочу быть русским!
Поразительно, насколько глубоко эти простые деревенские люди умеют остро все чувствовать! Им интересны рассказы иностранных гостей, они задают живые вопросы, любят общаться. Ведь они нигде и никогда не были, никуда не выезжали.
Однажды мы привезли к Суровым фотохудожника, работавшего над проектом «Россия из окна поезда». Вместе с ним приехала съемочная группа, в которой был англичанин. Римма Александровна, приглядевшись к английскому гостю, поинтересовалась, не лорд ли он. Остальные гости засмеялись, услышав это предположение, а англичанин подтвердил: да, лорд. Род его ведет свою историю с XV века, от войны Белой и Алой розы. А прадед его трижды был премьер-министром Великобритании.
Выходит, только Римма Александровна лорда увидела и распознала. Вот чудеса.
В Меленках я познакомилась с Наташей. Сначала я относилась к ней с жалостью, что ли, и с небольшим недоверием – живет такая странная женщина, очень неухоженная, потерянная. Живет с мужем-тираном, двое ее пацанов мотаются, как сорная трава-ковыль на ветру. Работает эта тетка на ферме – а что, больше ничего другого делать не может? В доме ее бедность, скорее даже нищета – глазам больно смотреть.
Ну а потом я узнала то, что потрясло меня и восхитило.
Наташа оказалась беженкой из Ташкента. Сбежала она от изверга-мужа, прихватив двух своих мальчишек, Мишку и Ромку. Постаралась скрыться далеко, чтобы тот не нашел. Но он вскоре нашел, нарисовался, объявил, что будет жить с законной женой и сыновьями. Не работал, бил Наташу смертным боем, издевался над мальчиками. А Наташа терпела, как терпели сотни тысяч русских женщин. Для чего, почему? А все просто – боялась.
Однажды я увидела в окно – маленький Мишка, тощий, бледный и несчастный пацан, тащит огромное дерево. Одет он был в нищенские лохмотья.
Вышла во двор и окликнула:
– Миша! Зачем тебе дерево?
– Отец дров не запас, мы замерзаем. Вот распилим дерево и будем печку топить.
Я опустила глаза и увидела Мишины ноги в развалившихся башмаках, подвязанных веревками и обернутых целлофановыми пакетами от влаги. То есть мальчик ходил в чудовищные морозы босиком!
Я позвала его в дом, напоила горячим чаем и дала бутерброд. Увидела, что бутерброд он спрятал в карман.
– Кому? – спросила я.
– Брату.
Так мы познакомились с этой семьей. Наташа терпела нечеловеческие страдания – на этой земле держали ее только дети.
Муж измывался – пил беспробудно и бил ее и детей. Дети голодали, собирали грибы и ягоды и продавали их у дороги. А изверг-отец отбирал эти крохи на водку.
Наташа работала на ферме – городская женщина, не знающая, как приблизиться к корове. Ферма им выдала дом, совершенно непригодный к жилью – щелястый, дырявый, прогнивший, холодный. Находиться в нем было невыносимо. Питалась Наташина семья диким щавелем, почками деревьев, грибами, ягодами в сезон и яйцами чаек.
Сердце мое сжималось от боли при виде Наташиных страданий. А она ни на что не жаловалась, несла свой крест и – молчала. И даже иногда улыбалась.
Мы быстро поняли: Наташа – замечательный, добрый человек, попавший в чудовищную, невыносимую ситуацию.
А деревенские относились к ним по-разному. Во-первых – пришлые! А во-вторых, при всем понимании ситуации, отношение к нищим было высокомерным. Мне казалось, что все это странно! Ведь и сами жители деревни терпели нужду.
Помню, как одна женщина, прекрасная и душевная, потерявшая внука в Афганской войне, бросила мне:
– Что ж ты в баню их с собой берешь? Со своим мальчонкой? Не боишься чего подхватить? Вшивых-то не упаришь!
А Наташин муж, поняв, что у нее появились защитники, стал раздражаться. С нами тягаться ему будет тяжко – это он понимал. К тому же в нашем доме Наташа с детьми могла спрятаться от жестоких побоев. Однажды, когда Наташа и мальчишки прибежали к нам, я услышала стук в дверь и страшный, хриплый крик:
– Верни мне моих детей!
В ярости я выскочила на крыльцо.
– Твоих детей? – закричала я. – А ты хоть знаешь, в каком они классе? Какой размер обуви у твоего сына? Как зовут его учительницу? Ну-ка, назови мне даты их рождений!
В ответ – тишина.
– Еще раз, – закричала я, – еще раз их тронешь – и сядешь! А скорее всего утонешь в пруду! И все подтвердят, что по пьяни!
Это возымело действие – семью он больше не трогал. Но мне не терпелось избавиться от него совсем, навсегда. Иначе ни Наташа, ни мальчишки никогда не избавятся от кошмаров и страха. У Миши, кстати, на тот момент было три сотрясения мозга – спасибо родимому папе!
Я купила Наташиному муженьку билет, чтобы он уехал обратно в Ташкент. Билет пришлось покупать несколько раз – деньги он пропивал. Но, слава богу, однажды уехал. Мы оплатили Наташе развод, и у нее и у детей началась новая жизнь.
Мы начали строить планы, как учить мальчишек, оплатили курсы в автотранспортный колледж Мише. Но тут вернулся уже бывший, по счастью, муж. Наташа, пожив нормальной, человеческой жизнью, его не приняла. Пил он неделю, поил всю деревню, спалил три дома и, слава богу, уехал. Дальше про него – чести много, но главное, что его больше не стало в Наташиной жизни. Вскоре он погиб под колесами поезда. Собаке – собачья смерть.
Хотя пословица эта не совсем справедлива – собаки подчас куда добрее и человечнее людей.
Потом мы купили Наташе и мальчишкам дом в Широково – нам казалось, что ей хочется своего жилья. Но и она, и дети все так же часто бывали у нас.
Однажды она спросила:
– Я тебе надоела?
– Господи, какая чушь, – возмутилась я.
В нашем доме, в нашей семье Наташа нашла поддержку, тепло и понимание. И еще – познакомилась с артистами, художниками, врачами, предпринимателями – людьми необыкновенно открытыми, талантливыми, добрыми. Людьми с другой планеты, с другим сознанием и воспитанием.
