Мария Метлицкая - Женщины, кот и собака
Раиса выпила чаю, потрепалась еще с полчаса и нехотя потащилась домой – проверить что да как. На сердце постоянная тревога: как там они, эти сволочи?
В ноябре ударили холода. Ударили резко: по ночам было за десять мороза. К утру печка остывала. Тепло быстро уходило через щели в старых рамах. Евгения Сергеевна затыкала их тряпками, под двери клала свернутые старые куртки. Но к утру все равно становилось очень холодно.
Спала под двумя тяжелыми ватными одеялами. Они давили так, что не повернуться. Собака спала на кресле, свернувшись калачиком. Хозяйка укрывала ее отцовским старым драповым пальто.
Дрова таяли, как снежинки на подоконнике. Очень хотелось лечь в горячую ванну и согреться. По дому ходила в валенках, двух кофтах, рейтузах и вязаной шапке. И все равно руки были холодные и неловкие.
В середине ноября Ладка раскашлялась. Испуганная Евгения Сергеевна рванула в поселок, где была зооаптека. Купила таблетки и настойку от кашля.
Ладка разболелась не на шутку: от еды отказывалась, почти не пила и тихо постанывала.
«Идиотка! – кляла себя Евгения Сергеевна. – Загубила собаку! Загубила своей гордыней и упрямством единственную близкую душу! Старая дура! Ведь предупреждали! Предупреждали, что не перезимую! Превратилась в бомжиху… Замотанная в тряпки старая дура!»
Ночью Евгения Сергеевна почти не спала – все прислушивалась к дыханию собаки. Только бы не воспаление легких! Только бы помогли антибиотики! Только бы Ладка выжила, господи!
Через пару дней полегчало: собака задышала ровней и стала жадно лакать воду из миски. К вечеру немного поела.
Евгения Сергеевна выдохнула и первую ночь крепко спала.
Проснувшись, она вытащила из вазочки карточку и набрала номер Поклединой.
Та взяла трубку не сразу, а услышав голос дачной соседки, протянула равнодушно:
– Ааа! Это вы…
Сердце у Евгении Сергеевны зашлось: «Неужели откажет?»
Но Покледина коротко бросила емкое «поняла» и сказала, что в субботу подъедет и все объяснит.
Евгения Сергеевна облегченно выдохнула – до субботы оставалось два дня.
В субботу к обеду Покледина появилась. Позвонила и коротко бросила:
– Ну, приходите!
И Евгения Сергеевна почти побежала.
Зайдя в ворота, она подумала, что для такого участка дом слишком велик. Земли вокруг маловато…
Евгения Сергеевна постучала и осторожно зашла.
Покледина была без косметики, небрежно причесанная, какая-то сонная и вялая. Одета она была в домашнее: фланелевый спортивный костюм и угги.
Кивнула небрежно:
– Ну, здрасьте! Проходите.
В доме было очень тепло. Это первое, на что обратила внимание Евгения Сергеевна. И еще, немного вычурно или, как говорится, богато.
И, честно говоря, довольно безвкусно. Увы…
В доме, казалось, было чисто. Но, присмотревшись, можно было увидеть, что мебель покрывал плотный слой пыли и пахло нежильем.
Покледина села на стул и уставилась на гостью. Молчала.
«Вот стерва, – подумала Евгения Сергеевна. – Понятно, торгашка…»
Гостья заговорила первая:
– Ну, вы уж… не обессудьте! И не держите зла, Лиза! Всякое в жизни бывает! Подумала тогда, что справлюсь, вот…
Повисло молчание. Евгения Сергеевна замешкалась, окончательно смутилась и почувствовала, что вот сейчас расплачется. Вот уж доставит радость этой бабенке! Вот уж насладится она ее капитуляцией!
Но Покледина хмуро кивнула:
– Ну и ладно! И хорошо! И мне спокойней! А то я рвалась из Москвы – Принца-то надо кормить! Вырывалась на час – иногда среди ночи. Ладно! По рукам, как говорится?
Евгения Сергеевна с облегчением кивнула:
– Да, по рукам!
Денег, разумеется, она не попросила. Куда уж теперь!..
Вечером «переехали». Ладка со своими мисками, Евгения Сергеевна – с тетрадками, книжками и ноутбуком. Очки, ночная рубашка, мочалка, зубная щетка – и все хозяйство.
Собака бродила по дому, обнюхивала, поскуливала, залезала в углы и беспокойно смотрела на хозяйку, словно спрашивая: «Что это значит? Почему мы здесь, в чужом доме? Где пахнет котом… Где все чужое и странное…»
Потом утомилась, легла у горячей батареи и тут же уснула.
Евгения Сергеевна пошла в душ. Боже, какое же это было счастье! Стоять под сильной струей горячей воды! Намыливать себя мочалкой и снова, зажмурив глаза и откинув голову, наслаждаться тугой и горячей струей.
После душа, распаренная и счастливая, она поставила чайник и заглянула в холодильник. В холодильнике было много еды: сыр, масло, сосиски, курица, пачка яиц. Две банки тушенки и вафельный торт. «Не обманула, хозяйка», – усмехнулась Евгения Сергеевна и стала делать бутерброды. Есть хотелось ужасно!
Потом улеглась в свежую постель, включила телевизор и… Ощутила немыслимое, почти позабытое блаженство – счастье тепла, чистоты и уюта.
Так началась их «служба». Собака освоилась. Но тут заявился реальный хозяин – кот Принц. Ладка оглушительно залаяла, но подойти близко, трусиха, боялась. Котяра, поняв ее трусливый и опасливый нрав, тут же освоился, грозно рыкнул, выгнул взъерошенную спину и выпустил когти.
Собака жалобно тявкнула, посмотрела на хозяйку, ища у нее защиты, и медленно уползла в угол.
А к вечеру эта «сладкая парочка» мирно валялась на ковре, искоса поглядывая друг на друга.
К концу недели Евгения Сергеевна убрала дом, вымыла полы и встала к плите.
К вечеру был сварен обед: куриный суп с лапшой, тушеная картошка с мясом и кисель из черноплодной рябины.
Хозяйка дома появилась поздно, часам к двенадцати. Вошла усталая и хмурая. Но чистоту отметила и благодарно кивнула:
– Спасибо!
А увидев обед, растерялась:
– Для меня? Ну… зачем вы так напрягались?
Евгения Сергеевна налила ей горячего супа, и голодная Покледина, съев первую ложку, замычала и блаженно прикрыла глаза.
– Домашний суп! – покачала головой. – Сто лет ведь не ела! Днем – кофе, кофе и кофе. Черный, без сахара. Ну, могу съесть конфетку там или сухарь – что завалялось в столе. Вечером, бывает, заскочу в ресторан. Если сил нет, то сразу домой. А там – мышь повесилась! Схвачу кусок сыра или печенье – и все!
И снова покачала головой от удовольствия.
Утром она уехала не попрощавшись. Евгения Сергеевна еще спала.
Две недели Покледина не появлялась. И не звонила. «Что звонить прислуге? – думала Евгения Сергеевна. – У нас же все хорошо! А если бы было плохо, ну, или какой-нибудь форс-мажор, я бы сама позвонила. Все понятно».
Появилась Елизавета опять в ночь. Вошла в дом бледная и усталая, швырнула на пол три пакета с продуктами, молча выпила чаю и так же молча удалилась к себе.
Евгения Сергеевна разбирала пакеты с продуктами и думала о том, что все это… Немного унизительно, что ли? Хотя… Ладка весела и здорова, они в тепле… А на все остальное – плевать! Зима закончится, и они переберутся к себе. А что будет дальше… Так этого никто не знает! Что там загадывать надолго? В ее-то возрасте – вообще смешно!
Уже перед сном Евгения Сергеевна вдруг поймала себя на мысли, что ей почему-то очень жаль эту суровую, молчаливую, молодую и абсолютно чужую женщину.
Сама удивилась: возраст и сантименты? Наверное, да.
Хмурая она, одинокая. Несчастная какая-то. Деньги есть, дом, машина. А все остальное, похоже, отсутствует…
Покледина появилась за неделю до Нового года. Как всегда усталая и замученная.
Объявила, что на «каникулы» никуда не едет: «Просто нет сил, не долечу», – сказала она, словно оправдываясь.
– Не возражаете, если встретим вместе и я здесь останусь? – с усмешкой спросила она.
Евгения Сергеевна растерялась:
– Я? Возражаю? Да бог с вами, Лиза! Кто тут хозяйка?
И помолчав, добавила:
– А что вы так разрываетесь? Ну, на износ? Не жалко себя?
Та махнула рукой:
– Остановиться боюсь! Остановлюсь и… Подохну! А насчет «жалко». – Она усмехнулась. – Ну а если и жалко? То что? Что это меняет? Да и вообще… Я давно разучилась жалеть. И себя в том числе.
Евгения Сергеевна пожала плечами и развела руками:
– Ну… надо жить! Просто жить, пока молодая! Ездить, путешествовать, отдыхать, наконец! В театры ходить! Увлекаться!
Покледина нахмурилась, хмыкнула и громко вздохнула.
В глазах у нее блеснули слезы.
Молча допила кофе. И так же молча ушла к себе.
«Влипли вы, Евгения Сергеевна! – отчитывала она себя, оставшись одна в комнате. – Никогда не были в прислугах и вот, получите! Зависеть от вздорного нрава резкой бабенки! Считаться с ее настроением, подстраиваться под него… А может?..»
Евгения Сергеевна задумалась и посмотрела в окно. «Нет, не может! Надо терпеть. Терпеть до весны. Хотя бы до марта. Ради Ладки, не ради себя. В конце концов… Просто не реагировать! И все. А что делать с этим праздником? Проигнорировать? Сделать вид, что?.. Или уйти, как обычно, к себе? Но, как-то… неловко. Неправильно как-то».
Евгения Сергеевна почувствовала, что снова жалеет эту молодую, вздорную и одинокую женщину.
