Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне
В темных, холодных погребах, в специальных дубовых бочонках бродило золотистое домашнее вино. Молодое и игристое, оно имело одну коварную особенность – не обладало ярко выраженным спиртовым вкусом. Неискушенный дегустатор мог опрометчиво выпить бокалов пять такого вина, сохраняя при этом полную ясность ума. Но потом резко наступало опьянение – ножки отказывались идти по дорожке, а язык заплетался так, что даже мычание давалось с неимоверным трудом.
Во дворах, под открытым небом, в специальных аппаратах гналась знаменитая на всю республику семидесятиградусная кизиловая водка.
Специальный аппарат – это, конечно, громко сказано. Ничего общего со знакомым нам из карикатур самогонным аппаратом сей ветхозаветный монстр не имел. Это был большой металлический конструктор, состоящий из нескольких, казалось, совершенно несовместимых частей. Собирался он, как это ни удивительно, достаточно легко, размерами напоминал сошедший со шпал локомотив, круглые сутки доходил на маленьком открытом огне и по капле сцеживал прозрачную, зубодробительную водку. Почему зубодробительную – потому что редкому иноземному гостю удавалось обойтись без реанимационных мероприятий после того, как он выпивал бутылочку такой кизиловки.
Так как водку гнали в строго определенный период времени, а город наш находился в низине и со всех сторон был окружен невысокими холмами, то дух над домами стоял такой, что птицы пьянели на лету, а солнце отказывалось уходить за линию горизонта.
После «водочной страды» наступала пора вялить ветчину. Для домашней ветчины у знакомого мясника покупалась специальная, подернутая тонкими прожилками жира свинина. Чаще всего на эти цели пускался окорок. Мясо обрабатывали специями, обильно солили, начиняли чесноком и оставляли под гнетом на день-второй. А потом его вялили в специальных печках на ветках можжевельника, и аромат над городком витал такой, что у жителей с утра до ночи текли слюнки.
В принципе, по одному только запаху, витающему над Бердом, можно было легко определить сезон года. Весна пахла пасхальным столом – молодой зеленью, отварной рыбой и крашеными яйцами, лето – клубничным, абрикосовым и ореховым вареньем, а осень… ммм… осень пахла счастливым сном Гаргантюа. Потому что после ветчинного аромата наступал корично-ванильный – хозяйки фаршировали сухофрукты смесью из разных сортов жареных орехов, посыпали корицей и ванилью и убирали куда-нибудь подальше от детских глаз. Иначе такие сладости грозились не дожить до новогодних праздничных столов. На больших подносах исходили умопомрачительным ароматом карамелизированные в сахарном сиропе груши и персики. В прохладных, хорошо проветриваемых помещениях «доходили до кондиции» длинные сосульки чурчхелы.
Приезжали гонцы из Грузии – привозили прославленные грузинские специи и соусы. Специи покупались впрок и хранились в стеклянных банках. Ароматными соусами до отказа забивались холодильники. Потому что, скажите на милость, как можно есть запеченную до хрустящей корочки утку, если она подается без норшараба? Или севанский ишхан, если его не полили кисленьким ткемали? И может ли считаться «правильной» новогодняя толма, если ее фарш не облагородили щепотью-другой хмели-сунели?
Ну что же, пора переходить к нашей истории. А то я что-то совсем разговорилась, вспоминая нашу осень…
Однажды, в такую благословенную закаточно-за готовочную пору, отец получил письмо от своего бывшего однокурсника и замечательного друга дяди Игоря.
– Что еще могло случиться? – напрягся он.
Дело в том, что дядя Игорь развелся с женой и крайне тяжело переживал разрыв. Периодически, когда боль становилась совсем невыносимой, он писал моему отцу длинные душещипательные письма. Отец потом полдня ходил мрачнее тучи и придумывал другу бодрый ответ. Вот и сегодня, получив письмо от дяди Игоря, он посуровел лицом, взял сигареты, налил себе кофе и ушел на балкон читать.
«Жизнь для меня потеряла смысл, – писал дядя Игорь, – и я не знаю, когда смогу еще раз полюбить».
– Хех, – крякнул отец.
«Завел интрижку с медсестрой из хирургии. Не помогло».
– Однако!
«Подобрал во дворе трехцветного кота. Назвали Лжедмитрием, коротко – Лужей. Жрет, как прорва, гадит исключительно мне в носки. Не поддается дрессировке».
– Эхма, – почесал в затылке папа.
«Попал в аварию, погнул крыло „Запорожца“».
– Уффф…
«А теперь еще новая напасть – мало того что Оля ушла, так еще не дает с дочерью общаться».
– Твою мать! – отец как ошпаренный выскочил из дому.
– Что случилось? – крикнула ему вдогонку мама.
– Все беды от вас! – проорал в замочную скважину отец.
– Ты куда? – высунулась в кухонное окно мама.
Папа ничего не ответил. Он мчался с таким остервенелым выражением на лице, словно где-то за углом немилосердно строчил вражеский пулемет, и ему срочно надо было заткнуть его дуло своей грудью.
Мама обескураженно обернулась к нам.
– Что случилось?
– Мы здесь ни при чем, – на всякий случай открестились мы.
Тем временем папа, сверкая очами, диктовал на почте молнию.
«Приезжай зпт мы тебя вылечим тчк ждем вскл знк».
Ответ не заставил себя долго ждать.
«Сообщи размеры брюк зпт возьму тебе кримпленовые тчк что нужно девочкам впрс знк».
– Нарке пальто, у Каринки сапоги зимние прохудились, – кинулась перечислять обрадованная мама, – пусть Игорь еще детского питания привезет, а то «Малыш» в магазинах только гречневый, а Сонечка его не любит.
– Агрррх, – дыхнул огнем папа и умчался на работу.
Мама кинулась к телефону.
– Тетя Роза, Игорь должен приехать, вам из Москвы ничего не надо?
– Как не надо, Надя, неси ручку, сейчас список составим. Мы же не бесплатно, мы же все деньги вернем!
Итого к тому моменту, когда папа пришел с работы на обеденный перерыв, список разросся до угрожающих размеров.
Чего только там не было! И шерстяной костюм для дяди Миши, и мохеровая пряжа 20 мотков, и новый смычок для Маниной скрипки, и комплекты постельного белья (пять шт. односпальные, две шт. двуспальные), и специальные компрессионные противоварикозные гольфы для Ба (лучше сразу несколько пар).
– Юра, а как ты думаешь, удастся Игорю достать разъемную форму для выпечки? – ходила со списком в руках за папой мама. – И можно попросить у него какие-нибудь красивые елочные украшения?
Папа молча забрал у нее список и спрятал в карман.
– Хорошо, – подозрительно миролюбиво буркнул он.
После работы зашел на почту и отбарабанил другу телеграмму:
«Ничего не надо зпт приезжай зпт ждем нетерпением тчк».
В ожидании убитого горем гостя мама развернула кипучую деятельность.
– Не стану же я при Игоре возиться с заготовками да сутки напролет стерилизовать банки, – резонно заметила она, – нужно успеть все сделать до его приезда.
И дома начался ад. На нас с Каринкой была возложена куча обязанностей, которые мы беспрекословно должны были выполнять. Например, по первому маминому зову мы притаскивали из подвала стеклянные банки, в которые потом закатывался очередной кулинарный шедевр.
– Мне нужны четыре двухлитровые и три трехлитровые банки, – втолковывала нам мама.
– Мам, двухлитровых такие, а трехлитровых такие? – показывали мы руками приблизительную высоту банок.
– Да, и не перепутайте!
Легко сказать – не перепутайте. Пока доберешься до подвала – в голове уже все благополучно перепуталось. Итого мы с сестрой, пошарив по всем полкам, приволакивали домой совсем другие банки.
– Я вам какие банки сказала принести? – ругалась мама.
– Такие и такие, – показывали мы руками.
– А вы что принесли?
Мы, грохоча банками, плелись обратно в подвал.
В наши обязанности также входило мытье в семи водах овощей и фруктов. А далее все за нас решал фатум. Если в этот день мироздание поворачивалось к нам передом, то мама с благословенными словами: «Дальше я сама справлюсь», – отпускала нас поиграть во двор, а если нет, то сажала за работу.
Помогали мы ей с большой неохотой.
– Маааам, – ныли мы, – нормальные дети играют во дворе, а ты нас заставляешь заниматься такой ерундой!
Но мама оставалась глухой к нашему нытью.
– Нужно успеть до приезда Игоря! – как заклинание, повторяла она.
Каждые пятнадцать минут в нашей квартире раздавался телефонный звонок.
– Але-о, – вздыхала в трубке Манька, – ну что вы там делаете?
– Чистим печеные баклажаны, а ты?
– Ба ошпарила помидоры и заставляет сдирааааать с них шкуру!
– Много?
– Очень много. Стомильон кило, наверное.
– А выйти поиграть успеешь?
– Мария! – рвал в клочья наши барабанные перепонки грозовой рокот Ба. – Выпорю, если сейчас же не возьмешься за дело.
– Я пошла, – шептала в трубку Манька, – потом еще позвоню!
Самым большим испытанием для нас была не возня на кухне, а покупка овощей. Так как Сонечка была очень маленькой и мама боялась оставлять ее одну, то очередь в магазине выстаивали мы.
