Анатолий Маев - Генетик
– Как вы могли попасться в лапы этого выскочки?! Представляю, какие деньги он с вас содрал…
«А ведь профессор прав!» – хмыкнул про себя председатель, но ответил так:
– Очень небольшие.
– И что же он вам порекомендовал, этот возомнивший себя гением недогенетик-недохимик?
– Он сказал, что диагнозы профессора Зайцевского обсуждению не подлежат, – более авторитетного мнения быть не может.
Николай Сергеевич мгновенно поменялся в лице: напряжение сошло, появилась легкая улыбка.
– Время все расставляет по своим местам, друг мой. Сколько сил и энергии стоила мне борьба с Ганьским! Наглый и весьма самоуверенный тип. Не имея никакого отношения к медицине, он сумел втереться в доверие ко многим ученым со своими утопическими, а порой бредовыми идеями. Жюль Верн нашего времени! Слава богу, у него хватило ума признать свое поражение в научном споре со мной!
– Но ведь его назвали ведущим специалистом мира по «синдрому попугая».
– Вы имеете в виду восьмилетней давности «Биенальный справочник болезней и синдромов»? – уточнил Зайцевский.
– Да, – кивнул Вараниев. – И последующие три выпуска тоже.
– Иногда и солидные люди ошибаются. Поверьте, в новом издании его фамилии уже не будет. Мне удалось разглядеть вредоносную суть теории Ганьского и разбить ее в пух и прах. Правда, результаты наших научных сражений гласности я не предавал. Ладно, хватит об этом. Слушаю вас.
– Профессор, может, вы ошиблись в диагнозе? Или болезнь прошла сама?
– Отвечаю честно: в диагнозе, подтвержденном хромосомно-генетическим исследованием, ошибиться не мог. Теперь второй ваш вопрос. В научной литературе описано много случаев исцеления от болезней, считающихся неизлечимыми. Так вот, внешний вид вашего ребенка говорит о полном самоизлечении.
– Вы уверены, Николай Сергеевич?
– С моим-то опытом и ошибиться в диагнозе «синдрома попугая»? Дорогой мой, я могу расценить ваш вопрос как оскорбительный! – с нескрываемой обидой в голосе произнес Зайцевский.
– Извините, профессор! Действительно, глупый вопрос. Это я от волнения, – попытался оправдаться Виктор Валентинович.
Вараниев вышел из отделения окрыленным. В машине, по дороге домой, Велик рассказывал о странных и очень смешных ребятах, похожих друг на друга, которых видел, пока сидел в коридоре с Ингрид Францевной.
До очередной инъекции оставалось две недели. Именно за четырнадцать дней Виктор Валентинович звонил Ганьскому, уточняя время очередной встречи (собственно, визитов было два: в первый день ученый делал забор крови, а на следующий утром вводил приготовленный препарат). Сейчас ходил по квартире в раздумье: звонить или не звонить…
Вечером Ганьский вышел на связь сам.
– Мое почтение, Виктор Валентинович. Я крайне обескуражен отсутствием вашего звонка! У вас что-то случилось? – тревожно спросил он.
Председатель не сразу нашелся что ответить. Минутная пауза еще более усилила беспокойство ученого, и последовавший за ней ответ не внес ясности в ситуацию:
– У нас все в порядке, Аполлон Юрьевич! Но Велик будет вынужден пропустить очередную встречу. Не спрашивайте почему – пока объяснить не могу. Тем более по телефону.
– Я бы к вам подъехал, – предложил Ганьский.
– Нет, нет, не стоит, – возразил председатель.
Удивленный ученый не стал задавать вопросов, а лишь предупредил:
– Очень плохо, Виктор Валентинович. Не имею права критиковать принятое вами решение, не зная его подоплеки, но прошу учесть: вероятность возвращения проявлений синдрома практически абсолютная, и впоследствии придется попотеть, чтобы вытащить Велика. Причем гарантировать благоприятный исход я не могу.
* * *Пришло время, и Велик пошел в школу.
Ольга Ивановна, учительница начальных классов, сразу же обратила внимание на кудрявого белобрысого мальчугана.
– Неужели воскрес, родной ты наш?! – только и смогла она произнести, прочитав фамилию, имя и отчество ребенка.
Известие быстро разнеслось по школе. Первыми пришли посмотреть на нового ученика директор с замом и школьная уборщица, ветеран с пятидесятилетним трудовым стажем. Затем потянулись преподаватели. Последним явился завхоз, успевший хлебнуть какой-то бормотухи, а потому выглядевший веселым и счастливым. Все как один были согласны: ребенок – вылитая копия Вождя пролетариата и защитника угнетенных.
Велик не понимал, с чего вдруг к нему такое внимание. Но спустя какое-то время страсти улеглись, интерес пропал. Подумаешь, великое дело: ну, родился ребенок, похожий на Вождя. Да мало ли кто на кого похож… Имя полностью совпало? Так ведь в мире немало однофамильцев, у которых и имена одинаковы, и отчества.
В школе Велику не нравилось, учился мальчик плохо, с неохотой. Его поведение вызывало нарекания педагогов – вертелся и разговаривал, на парте нацарапал броневик и повешенных белогвардейцев со связанными за спиной руками.
В тот год первый снег выпал в декабре. Виктор Валентинович планировал на выходные выбраться с Великом покататься на лыжах и как раз обдумывал, в какой район Подмосковья лучше поехать, когда раздался телефонный звонок. Оказалось, что Вараниева хотят видеть сегодня в школе.
В назначенное время председатель партии вошел в кабинет завуча и узнал, что с ним желает поговорить учительница Велика.
Ольга Ивановна и Велик вскоре пришли, и педагог начала рассказывать:
– Последние дни я замечаю некоторые изменения в поведении ребенка. Он периодически хватается за спинку стула впереди сидящего ученика, фиксирует взгляд на мне или на доске и повторяет не связанные с тематикой урока фразы. Вот сегодня, перед началом объяснения нового материала, я спросила: «Дети, что вам больше всего запомнилось из предыдущего урока?» И Велимир ни с того ни с сего объявил: «Интимная обстановка, длинноногие блондинки, изысканная кухня – вам запомнится этот отдых». Я сделала вид, что не расслышала, а мальчик схватился за спинку стула и до конца урока как ненормальный повторял ту же глупость. Еще и головой вертел очень странно. На все мои замечания не реагировал, а потом вдруг кинулся драться с ребятами.
– Перестань паясничать! – строгим голосом приказал Вараниев Велику, который и сейчас очень странно вертел головой. Но его обращение действия не возымело. – Велик, ты меня слышишь?
Ребенок не реагировал.
– Вот видите, – взяла слово завуч, – он продолжает дурачиться.
Неожиданно для педагогов Вараниев вскочил с места, подхватил мальчика на руки и со словами «Извините. Ребенок просто заболел» стремглав выскочил из кабинета. Еще по пути домой он набрал номер Ганьского, но никто не ответил.
Утром следующего дня Велик в школу, конечно, не пошел.
Вараниев не находил себе места. Он забросил партийную работу, взвалив дела на Шнейдермана. Пытаясь разыскать Ганьского, председатель использовал все доступные средства – обращался в милицию, в ДЭЗ, в справочную пожарной охраны, «Скорой помощи» и пограничной службы. По всему выходило, что ученый жив и здоров, за последние полгода границу не пересекал, прописан по тому же адресу. Макрицын, применив свои необычные способности, сказал, что видит его в каком-то доме в лесу вместе с супругой.
Вараниев нехорошими словами вспомнил Зайцевского, отчего-то приписав именно ему ответственность за состояние ребенка. «Никакого самоизлечения не случилось, – пришел к выводу председатель. – Значит, препарат Ганьского действует семь-восемь месяцев».
Ромашкины видели, что с ребенком творится нечто непонятное, и по-своему проявляли усиленную заботу о нем. Евгения Ивановна даже пошла на то, что впервые прочитала мальчику про «Красную Шапочку». А Евгений Иванович с особым усердием пел ему революционные песни. Во время исполнения Велик вдруг запрыгивал на кровать, отжимался от спинки и начинал многократно повторять какие-то глупости. Именно во время этих приступов Вараниеву стало окончательно ясно, что мальчик так и не научился правильно произносить букву «д». По этому поводу он как-то задавал Ганьскому вопрос, и ученый сказал, что причиной является специфика исходного материала.
Время шло. Председатель нервничал и ежедневно педантично, по три раза в сутки, звонил Ганьскому. Состояние ребенка ухудшалось: Вараниев заметил незначительное удлинение носа.
Накануне Нового года Аполлон Юрьевич наконец-то ответил на звонок и сразу поинтересовался, каково самочувствие Велика и не нужна ли помощь.
Визит к ученому состоялся в полдень. Тот произвел забор крови и осмотрел мальчика, найдя его состояние удручающим, но не катастрофическим. При этом даже не спросил о мотивах столь неожиданного шага Вараниева, приведшего к возвращению «синдрома попугая». Видимо, был уверен, что объяснения последуют, однако ошибся: Виктор Валентинович хранил молчание.
На следующий день препарат был введен. Ганьский предупредил, что, если процесс лечения затянется, Велику придется остаться в школе на второй год. Но председатель готов был нанять репетиторов, как только состояние ребенка позволит это сделать.
