Елена Минкина-Тайчер - Эффект Ребиндера
А мама уже лежала в неврологическом отделении. Инсульт. В доме Володя застал непривычное запустение и пустые полки, отец днями сидел в больнице. Удивительно, как он преданно ухаживал, варил жидкие каши и кисели, она же ничего глотать не могла. Жуткое зрелище! Вроде живой человек, а не разговаривает, не двигается, только глаза смотрят. И непонятно, узнает она тебя или нет. Отец уверял, что мама все понимает, шептал ей на ухо ласковые слова, просил за что-то прощения. Время шло, а улучшения не наблюдалось, но в больнице пока держали, хотя ухода, конечно, никакого. И тут отец сам стал слабеть. Кажется, ничего не болело, но он сделался бледный и страшно уставал, с трудом доползал на второй этаж. Оказался рак кишечника. Всю жизнь на живот жаловался, все по врачам ходил, а в самый серьезный момент прозевал, уже метастазы пошли. Теперь родители оба лежали на Таганке, в одной и той же 23-й больнице, но в разных отделениях, а Володя метался между ними, не понимая, что делать и как помочь.
Ольгу он решил пока не вызывать, куда ей выбираться зимой из Новосибирска, да еще с ребенком! Все время хотелось думать, что этот кошмарный сон скоро закончится и восстановится нормальная жизнь. Хорошо, что к уходу за родителями подключились Иринка с Катей – с неожиданным умением варили каши и жидкий диетический суп из овсянки, покупали яблоки и творог. Главное, они избавили его от самой страшной заботы – перестилать и переодевать мать. Дело не в брезгливости, он не в силах был видеть ее унизительно голое тело, мокрые простыни, пеленки и тряпки.
Отец умер первым. Больше нельзя было скрывать от сестры, конечно, и приезд ее, несмотря на лишнюю трепку нервов и слезы, оказался облегчением. Теперь хотя бы мама лежала чистая и ухоженная. Правда, она пережила отца всего на две недели, а потом тихо и незаметно перестала дышать.
С приездом сестры выяснилось еще одно очень серьезное обстоятельство, которое Володя совершенно прозевал. Иринка, эта сопливая второкурсница, завела настоящий роман. И не с кем-нибудь, а с племянником все той же Тани Левиной. Главное, Ольга сама познакомила Иру с Таниной семьей, чтобы помогали и следили за ребенком в большом городе. Доследились!
Все было бы не так страшно, Оля всегда говорила, что сын Таниной сестры Мишка абсолютный вундеркинд, к тому же он учился уже на пятом курсе медицинского института. Но Мишкины родители находились в подаче!.. И со дня на день ждали разрешения из ОВИРа на выезд в Израиль!
Ольга рыдала и не знала, как сказать Матвею. Иринка тоже рыдала, но отступать не собиралась. Она однозначно заявила, что любит Мишу больше жизни и последует за ним хоть на край света. Тем более ее мама была еврейкой, значит, и она сама еврейка и для нее нет ничего естественнее, чем переселиться в Израиль, на родину предков. Мишка, надо отдать ему должное, выглядел приличным серьезным парнем, держался мужественно и молча сносил разносы с обеих сторон.
Короче, после почти полугода страстей, больниц, похорон и прощаний Володя обнаружил себя в отдельной собственной двухкомнатной квартире совершенно свободным. И совершенно одиноким. Особенно странными стали вечера. Он старался возвращаться домой как можно позже, холодная плита светилась в темноте выдраенными до блеска кастрюлями, тупо молчал телевизор. С едой возиться не хотелось, хотя бутерброды с любительской колбасой или сыром вскоре осточертели, но еще немыслимее казалось самому что-то варить или жарить.
Между тем приближалось лето, нужно было как-то планировать отпуск, на кафедре заранее требовали подать график. Тема отпуска витала в разговорах и планах, звучали волшебные слова – Валдай, Сочи, Рижское взморье. Кто мог подумать, что всего через год Королев умрет, не дожив несколько дней до своего давно ожидаемого 70-летнего юбилея, начнутся перемены, и это будет началом конца. Но пока положение Володи казалось очень стабильным, он надеялся в ближайшее время получить старшего научного и, значит, приличную надбавку к зарплате.
Ужасно хотелось нормально, прилично отдохнуть после безумного года, но где и как? Много лет подряд выручали стройотряды, обычно они с ребятами отправлялись в дальние северные поселения, ставили срубы или коровники. Всегда получалась двойная польза – и активный физический труд в компании интересных людей, и довольно много денег. Но с каждым годом становилось все труднее найти подходящую поездку, что-то сломалось в самой системе – пропал азарт и чувство товарищества, все только и мечтали работать поменьше, а загрести побольше. Слава богу, он уже обходился без заработков на стороне. К тому же от родителей остались три сберкнижки с довольно приличной суммой, которую Володя благоразумно решил не трогать. Много ли одному нужно!
И тут позвонила Катя. Наверное, получила очередное письмо от Иринки. Она каждый раз добросовестно отчитывалась о полученной весточке, и Володя каждый раз удивлялся про себя ее звонкам. В Израиле уже стояла жара, вся компания, включая родителей Миши и его бабушку, жила в специальном центре для приезжих эмигрантов, привыкали к чужим правилам, учили странный чужой язык. Володя даже не пытался представить, как жизнь на Марсе.
– Здравствуйте, Володя, – у нее был ужасно смешной, совсем детский голос. – Это Катя говорит.
Ну да, она продолжала звать его на вы и каждый раз представлялась. Наверное, боялась, что он вовсе не вспомнит, кто такая Катя.
– Катерина! Рад слышать! Новое письмо получила?
– Нет, к сожалению, новых писем нет. Я как раз у вас хотела спросить.
Могла бы придумать что-то поумнее. Никакой переписки с заграницей, а тем более с такой спорной страной, как Израиль, Володя вести не мог, у него была вторая форма секретности.
– Слушай, Катерина, у меня тут возник вопрос – ты, например, что делаешь летом?
– Ле-летом? – она вдруг стала заикаться, совсем напугалась, дуреха. – Летом я поеду к маме. А почему вы спрашиваете?
Конечно, мог бы и не спрашивать! Куда едут все студенты из провинции! Помнится, она рассказывала про маму-учительницу в Мурманске. Или в Архангельске?
– Сам не знаю, чего спросил. Понимаешь, совершенно не могу придумать, что делать с отпуском. Вот так вкалываешь-вкалываешь, а отдохнуть по-человечески негде. Может, на море махнуть? Поплавать, поваляться на жаре. Ты на море была когда-нибудь?
– Володя, вы что… вы меня хотите пригласить?
Самое смешное, что до последней минуты, до этого ее вопроса он и в мыслях не имел ее приглашать! Все время крутился в голове отпуск, вот и сказал зачем-то. И вдруг представил жаркий день, песок, волны, Катьку эту представил в трусиках и лифчике, загорелую, со стройными коленками и круглой попкой. Можно поехать в какой-нибудь парк или Ботанический сад, она будет бегать по дорожкам и ахать. Или взять лодку напрокат, купить ведро абрикосов… Она хоть плавать-то умеет? Иначе визгу не оберешься!
– Володя, знаете, если вы не смеетесь… если вы серьезно, то я могу к маме и попозже поехать! У нас ведь длинные каникулы!..
Конечно, Володя мог сразу догадаться, куда его занесло! Как только увидел Катькину мамашу. Платье в горошек, белый кружевной воротник – а-ля девятьсот тринадцатый год, томик стихов в лакированной сумочке. Самое смешное, что она была всего лет на десять старше его самого!
– Владимир Иванович, на вашу долю варить кашу?
– Да, Валентина Петровна, спасибо!
– А вы предпочитаете с сахаром или с вареньем?
Тургенев отдыхает!
В подарок молодоженам Катина мать, пунцовея от гордости и слегка задыхаясь, вручила огромный ящик с книгами. Чехов, Антон Павлович, собрание сочинений в восемнадцати томах, с письмами и комментариями. И еще призналась, что специально ездила к директору центрального книжного магазина, ведь одно собрание поступило на весь Архангельск! В тот же вечер после ужина, пока они с Катькой мыли посуду, новоиспеченная теща уселась читать последний том, эти самые письма, и вскоре Володя увидел, как она тихо всхлипывает над страницей и вытирает слезы вышитым платочком!
Понятно, что такая мать не будет учить подрастающую дочь готовить или убираться, что за низкие заботы! Она ее французскому языку будет учить!
Да, французский Катерина знала прекрасно, Валентина Петровна ей какую-то специальную старушку-учительницу разыскала в Архангельске, из бывших ссыльных. И английский тоже прилично – читала бегло. Интересно, куда применить такие ценные знания в их стране, где все население, как в известном анекдоте, владеет только двумя языками – матерным и русским со словарем? Но вот обед приготовить или не дай бог погладить рубашку оказалось для его жены непосильной задачей!
Нет, Катька не отказывалась, старательно пыхтела на кухне, но все у нее пригорало, получалось недосоленным или безвкусным. С рубашками того хуже – воротнички она в принципе не умела проглаживать, на спинке оставались неровные полосы, проще самому сделать, чем три часа объяснять. Зато стихи на французском читать – хоть круглый день!
