Олег Рой - Человек за шкафом
Меж тем Оля вошла в комнату, посмотрела на пианино и перевела удивленный взгляд на Антона.
– А зачем вы запираете инструмент?
– Это не я… – вынужден был признаться юноша. – Это она. Запирает… От меня.
– Не понимаю. Почему, зачем?
– Чтобы я не играл. Это ей действует на нервы.
– Эта… Эта фашистка запрещает вам играть и бьет вас, если вы ее не слушаетесь? – догадалась Оля.
Антон молча кивнул.
– Да она!.. Да она просто… просто садистка какая-то! Это же жутко, бесчеловечно!
Оля смотрела на него круглыми глазами, похоже, до нее только сейчас дошел весь ужас ситуации. Получается, это она во всем виновата! Антон играл втайне от тетки, а Оля проболталась ей об этом – и за это Зоя избила племянника…
– Антон! – Она умоляюще сложила руки. – Простите меня, простите, пожалуйста! Я же не знала! Поверьте, мне и в голову не могло прийти, что она будет вас изби…
– Не беспокойтесь… – попросил он. – Вы ни в чем не виноваты… Оля. И не надо больше об этом говорить. Ключ вот только жалко, его пришлось отдать.
– Минутку… Кажется…
Оля быстро подошла к пианино, осмотрела замок и радостно воскликнула:
– Да, точно такой же!
– О чем вы? – не понял Антон.
– Хотите, я его открою? – предложила Оля.
– Что?!
– Это совсем несложно. Погодите минутку, я сейчас.
Она ненадолго исчезла, видимо, сбегала к себе в комнату, и тотчас вернулась с булавкой в руках.
– У моей бабушки на шкафчике такой же замок, – пояснила она, ковыряясь в замке. – А ключ она время от времени теряет, ну, старенькая, сами понимаете… Так нас сосед научил, дядя Саша, он слесарь… Оказывается, все эти замочки делаются по одному принципу, внутри почти одинаковые, и открыть их совсем не сложно. Нужен только подходящий крючок… Ну, вот и готово.
Она протянула ему открытый замок и булавку, изогнутую нужным образом.
– Это вам вместо ключа. Пользуйтесь на здоровье.
Антон совершенно растерялся. Он так обрадовался, что не знал, что сказать, просто не мог найти нужных слов, чтобы выразить свою благодарность. Только пробормотал еле слышно «спасибо» и склонился над замком, пытаясь самостоятельно справиться с ним, как это только что сделала Оля. Но руки дрожали от волнения и не слушались, ничего у него не получалось.
Оля, наблюдая за ним, улыбнулась. Антону вдруг стало неловко перед ней, досадно и страшно, что эта девушка сейчас начнет смеяться над его неуклюжестью. Но она не стала смеяться, а только взяла его руку в свою и со словами: «Нет, нет, не так! Вот так…» – показала, как нужно повернуть булавку. Руки у нее были нежные и теплые. От этого прикосновения у Антона закружилась голова и пробежала дрожь по всему телу. Он уже и не помнил, когда последний раз кто-то дотрагивался до него – не для того, чтобы причинить боль, а осторожно и ласково…
А потом они играли. Сначала классику, несколько самых любимых вещей Антона – он начинал, а Оля подсоединялась, и они играли вместе, в четыре руки. А затем девушка попросила:
– Антон, а та музыка, которую я слышала… Это ведь вы сами сочинили, да?
Он молча кивнул.
– А вы можете… Можете сыграть ее еще раз?
Юноша покачал головой:
– Вряд ли. Я почти не запоминаю своих мелодий. Они рождаются во мне и тут же улетают, вон, как листья за окном… Это как настроение, как сны, как мысли, которые приходят и уходят. Но я могу сыграть вам другое, то, что чувствую сейчас… Если хотите, конечно.
– Вы еще спрашиваете! Разумеется, хочу!..
И он стал играть свои впечатления от сегодняшнего дня. Свое безграничное отчаяние и полную душевную опустошенность, овладевшие им, когда он лишился ключа от фортепиано. Свои робкие и изначально обреченные на провал мысли о побеге. Внезапное появление Оли, точно солнечным лучом озарившее все вокруг. И свою безграничную радость и благодарность ей за то, что она вернула ему музыку…
Но как ни был Антон счастлив в это чудесное осеннее утро, как ни наслаждался он музыкой, доставлявшей ему сегодня особенное, совершенно невероятное удовольствие, он все же не забыл завести будильник. Был, как говорила бабушка Татьяна, уже научен горьким опытом. Когда Оля вздрогнула от резкого звонка будильника, безжалостно прервавшего их игру в самый неподходящий момент, и вопросительно посмотрела на Антона, тот объяснил:
– Десять часов. На сегодня, к сожалению, все. Играть больше нельзя. Она может вернуться с минуты на минуту. Может, конечно, и задержаться, даже до вечера. Бывает, что приходит совсем поздно… Но рисковать мы не будем.
И так как в это утро, после совместной игры, его чувство ответственности за девушку окончательно окрепло, он добавил:
– Знаете, Оля, вам лучше уйти к себе. Не нужно, чтобы она застала вас здесь, ничем хорошим это не закончится.
Оля торопливо вскочила, и Антон догадался, что после услышанной вчера сцены она боится Зою как огня. Он запер инструмент и спрятал булавку в кармане своих застиранных тренировочных штанов. Оля наблюдала за его действиями, и на ее губах играла заговорщицкая улыбка. Антон проводил ее до двери и попросил:
– Оля… Постойте, еще два слова.
Она остановилась, взглянула ожидающе.
– Спасибо вам, – произнес он, изо всех сил пытаясь скрыть свое смущение. – Вы… Вы даже не представляете, как много вы для меня сделали! Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Впервые за столько времени… – Замолчал, перевел дыхание и добавил: – Вы ведь еще придете, правда?
Последняя фраза прозвучала как-то совсем уж по-детски, Антону даже стало стыдно за нее. Но Оля ответила именно так, как ему хотелось.
– Конечно, приду, не сомневайтесь, – заверила она. – Завтра же утром, как только она уйдет на работу.
Оля снова осторожно дотронулась до его руки, и в это время оба услышали, что в замке входной двери поворачивается ключ. Девушка тотчас выбежала из комнаты – встречаться с хозяйкой у нее не было никакого желания. Антон закрыл за ней дверь и привычно метнулся к себе за шкаф.
«Все она врет, никакой он не сумасшедший! – думала Оля ночью, ворочаясь на неудобной кровати. – Ну, может быть, заторможенный немного… И то только в том, что не касается музыки. А в музыке он гений, просто гений! А она, эта садистка, эта маньячка, так с ним обращается!.. И носит же земля таких гадин! Но как он чувствует музыку, как тонко ее понимает, как умно, красиво говорит о ней! Завтра я поиграю ему на скрипке…»
Наконец волнение ее немного улеглось, и Оля принялась обдумывать и анализировать ситуацию, стремясь как можно лучше в ней разобраться. Если Антон не сумасшедший, то почему тогда ничего не делает для того, чтобы тетка оставила его в покое? Он выглядит человеком слишком мягким, слишком добродушным, слишком неконфликтным… Возможно, он просто не уверен в своих силах, в возможности что-то изменить? Но как ему помочь в таком случае? Оля вспомнила своего Учителя. Вот кто всегда умеет подобрать нужные слова в нужный момент, чтобы вселить уверенность в какого-нибудь студента! По мнению профессора, очень часто молодой человек или девушка не достигают успеха только потому, что недостаточно верят в себя. Оля подозревала, что нечто подобное произошло и с Антоном. Если с детства ему твердили, что он больной, странный, не такой, как все, он в конце концов в это поверил. А может, он вполне нормальный человек, просто ему необходимо научиться относиться к себе иначе…
Но как это сделать, как поменять его привычку воспринимать себя неполноценным? Оля не знала, что ей делать. Она долго не спала, думала, ворочалась с боку на бок, смотрела на игру ночного света на потолке и стенах. Белые лунные полосы, льющиеся через окно, переплетались с желтыми бликами фонарей. Деревья за окном шевелились от ветра, показывая Оле причудливый театр теней. Ночь казалась сказочной, волшебной, напоенной потаенной силой. Будто бы все, что пожелаешь этой ночью, обязательно исполнится, как в Новый год…
И Оля, засыпая, загадала желание, и даже прошептала его, будучи в полной уверенности, что ее слова слышит живая, теплая и всесильная темнота, окружающая ее, как младенца окружает темнота материнской утробы. «Я хочу помочь Антону. Я хочу, чтобы тетка перестала его обижать. Я хочу, чтобы он стал свободным и счастливым, чтобы писал свою удивительную музыку и никто бы ему в этом не мешал…» – произнесла она еле слышно и вскоре заснула успокоенная, словно бы уже нашла решение. О том, что еще утром она собиралась бежать из этой квартиры как можно дальше, Оля и думать забыла.
* * *Был дождливый, хмурый, уже почти по-осеннему серый августовский день. Теплое солнечное лето, исчерпав свои силы, шаг за шагом подходило к концу. Меркулов всегда недолюбливал осень, даже несмотря на то, что лето для его бизнеса, как и для большинства остальных, становилось мертвым сезоном – когда наступало время отпусков, все клиенты, настоящие и потенциальные, разъезжались по дачам и заграницам. Но все равно в июне и июле на душе было как-то по-особенному светло и радостно. А осенью, когда день начинал заметно сокращаться, невольно то и дело приходили мысли, что и жизнь клонится к закату… Сейчас, когда в его жизни появилась Тамара, думать об этом особенно не хотелось. Вроде бы у них с Тамарой что-то наклевывалось – не спугнуть бы…
