Лара Продан - Тонкая нить судьбы
Полина остановилась, закрыла глаза ладонями рук, ее плечи затряслись в немом плаче. Алексей с Ольгой и Лидочкой были в нервном ступоре.
– Боже, сколько же пришлось пережить бедной девочке! – произнесла Ольга. Установилась тишина. Алексей обнял жену, тихо и ласково сказал:
– Полюшка, все уже позади. Ты здесь, ты с нами. Софьюшку спасла. Ты молодец. … Но, у тебя и у Сони совсем другая фамилия, чем у князя. Вы же Хулевы. Полина немного успокоилась. Робкая улыбка украсило ее лицо.
– Когда мы бежали из имения, я решила поменять нам фамилию. Ведь Угловатый не остановился бы на этом, он стал бы нас искать. Я знаю это наверняка. Он не раз грозился отомстить княгине любым способом. Поэтому я решила сократить фамилию с Выхулева до Хулева.
Алексей с удивлением посмотрел на Полину:
– И как же тебе это удалось? И еще у меня вопрос, который мне хотелось бы прояснить. Полюшка, извини, может быть воспоминания эти для тебя трудны и болезненны. Но все же, мне интересно, где и как вы жили до встречи со мной тогда в поезде?
Полина встала со своего стула, подошла к плите, зажгла конфорку и поставила чайник.
– Давайте чай попьем. У меня в горле пересохло. А после я постараюсь рассказать дальше нашу с Сонечкой историю.
Когда при полном безмолвии был выпит чай и откушены бублики с ним, Полина вновь стала рассказывать.
– Был конец апреля. Солнце еще только набирало свою живительную и согревающую силу. А мы с Сонечкой были практически раздеты. Как были в теплом доме по домашнему одеты, так и оказались на улице в одних платьях, да в тапочках. Пахомыч послал своего сына в имение и наказал ему проникнуть в дом и взять для нас теплую одежду, а сам с нами остался. Где-то часа через полтора, наверное, его сын вернулся, но без одежды. В руках держал шкатулку, что ты, Лида, нашла в Сониной комнате. Он еле ноги унес, солдаты, охранявшие имение, его увидели, влезающим в дом. Юноша схватил первое, что бросилось ему в глаза, и пустился наутек. Это была шкатулка. После он не смог объяснить, почему он схватил именно ее, сказал, что произошло все машинально. Пахомыч показал нам направление к ближайшему городку, а сам с сыном пошел в лес.
Голос Полины становился все тише, размеренней. Ее взгляд был невидящим, замутненным, она полностью погрузилась в воспоминания.
– Мы шли долго по начинающим зеленеть полям, через березовую рощу, где нам встретилась лиса. Ее глаза, устремленные на нас, светились голодным блеском, очень неприятные глаза. Сонечка испугалась, прижалась ко мне и заплакала. Ее плач перешел в рыдания. Она как будто выплескивала наружу весь пережитый ужас. Постепенно девочка успокоилась и повалилась на сырую землю без сил. Я нашла более – менее сухое место под одной большой березой, подняла Сонечку на руки и просидела с ней, под этой березой пока она спала. Солнце неумолимо катилось вниз. Вскоре сумерки опустились на рощицу. Я еле различала деревья. Соня все спала. Будить ее я боялась. Постепенно в забытье ушла и я. Очнулась от того, что меня кто-то сильно тормошит. Это была пожилая монашенка. Оказывается, мы совсем немного не дошли до монастыря, что в Звенигороде был. Монашенка довела нас до монастыря и нас приютили там. В монастыре мы прожили чуть больше года, пока он не был закрыт. Всех живущих в монастыре после его закрытия стали регистрировать в Звенигородском Совете. Вот тогда я и записала себя и Сонечку на фамилию Хулева. – Полина замолчала.
– А что было дальше? – с волнением в голосе спросила Лидочка. – Не думала, Поля, что вам с Соней пришлось столько пережить. Рассказывай, как вы жили?
Полина посмотрела на всех сидящих, с интересом глядящих на нее, вздохнула и стала повествовать дальше.
– В Звенигороде мне удалось устроиться корректором в тамошнюю типографию. Грамотных людей ведь было мало. Директором типографии был очень милый старичок, который служил там со времен царя Гороха. Очень забавный. Умел ладить со всеми. Мы с Соней блуждали по городу в поисках приюта. Около одного здания на мостовой я увидела газету, подняла ее и стала читать, думая, что смогу натолкнуться на нужное объявление. Тут из подъезда выбегает старичок и прямо ко мне.
– Читать умеешь! И писать тоже? – спрашивает.
Я в удивлении киваю головой. Тогда он схватил меня за руку и воскликнул:
– Слава Богу! Будешь работать корректором в моей типографии. А заодно покажу, как текст набирать. Тут большевики загрузили работой. Подавай им прокламации да агитации. А жить с сестрой будешь у меня. Дом большой, выделю вам комнату.
Так у меня появилась работа и жилье. В типографии я проработала до двадцать пятого года. Сонечка в школу пошла. А потом старичок умер. Его дом отошел к его сыну с семьей. Нас выгнали. Типографию возглавил кто-то из рабочих-крестьян. Меня, как выходца из враждебного класса, выгнали. Я решила ехать в Москву. Благо, скопила некоторую сумму, которая потихоньку таяла. К нашей с тобой встречи, Алешенька, мы с Соней были уже без жилья и денег. Стыдно сказать, Сонечка несколько раз просила милостыню на Октябрьском вокзале в Москве. Никогда себя за это не прощу. Москва не приняла нас. …
Полина замолчала, раздумывая над следующими словами своего рассказа. Потом, видимо, решила закончить свое повествование. Ее голос зазвучал более мажорно.
– В конце концов, я решила поехать в Ленинград. И мое предчувствие прекрасного нового не обмануло. Мы с Сонечкой встретили тебя, Алешенька, и жизнь наша повернулась к нам лицом. Мы, образно говоря, наконец-то сели в нужный поезд и сошли на нужной остановке. Я всю жизнь буду благодарить судьбу, Бога, провидение, назовите, как хотите, за то, что в нашем поезде сидел Алеша.
Лицо Полины просветлело, щеки порозовели, глаза заискрились. Она поддернула плечами и вздохнула глубоко и спокойно, как будто освободилась от многолетнего груза, давившего ее.
– А давайте чай пить с пирогом. Я знаю чудный рецепт пирога, который можно приготовить за полчаса. Я сейчас его приготовлю.
Глава 20
Сестры Томи находились в Петербурге почти неделю. Каждый день был заполнен изучением новых документов, найденных в анналах архивов Надеждой и Аленой. Как-то вечером Надежда вернулась с туго набитой компьютерной сумкой. Лицо ее светилось тем огнем радости, который обычен для людей творческих в предвкушении открытия.
– Дарья, Джейн, вы дома? – с порога крикнула девушка. – Я нашла, нашла кое-что, да нет, не кое-что, а что-то значительное, важное, недостающее в нашей цепочке.! – голос Нади был импульсивно-интригующим.
Сестры разом выбежали в прихожую, где Надежда заканчивала раздеваться. Их глаза горели восторженным удивлением.
– Надя, что тогда копаешься здесь, быстро в комнату, нет, давай на кухню. Дарья эклеры приготовила к чаю, да и чай сейчас вскипит. Подкрепимся сначала, а то мы не ужинали еще, тебя ждали. А ты нам расскажешь, что нашла, пока чай будем пить. Идет? – быстро проговорила Джейн.
– Идет, я тоже голодная. – моментально ответила Надя.
– Я была у мамы. Вы ведь знаете, что моя мама и Анастасия Хулева дружили. Так вот мама мне многое рассказала и показала ряд фотографий и документов, относящихся к их детским и юношеским годам. Получается очень интересная картина. – Надежда ела и говорила одновременно, будто боялась, что не успеет все рассказать.
– Надя, не тараторь. Прожуй сначала, а то мы не все понимаем, что ты говоришь – заметила Джейн.
– Извините, девочки, – улыбнулась Надя – И кушать хочется, и рассказать хочется тоже. А эклеры хороши, где ты их научилась готовить, Дарья? Мне казалось, что это наше изобретение. Наши русские женщины любят готовить их на праздники, да и в кулинариях эклеры обязательны в перечне продаваемых изделий. Я их с детства люблю.
Дарья удивленно посмотрела на Надю и со смехом проинформировала:
– Ну, во-первых, эклеры придумали французы еще в начале девятнадцатого века. А с выходом кулинарной книги «Boston Cooking School Cook Book», где в первые был дан рецепт этого пирожного, эклер завоевывает весь мир. Это во-вторых. И в-третьих, у нас в Штатах эклеры называют еще long john за его форму. А вообще, я рада, что тебе, Надя, понравились мои эклеры. Я их сама обожаю. Надя, можно я задам тебе вопрос? – закончила свою тираду Дарья.
– Задавай. Что тебя интересует?
– Почему ты раньше не расспрашивала свою мать? Ты могла еще месяц назад, когда только Владимир начал свое расследование, поговорить с мамой и узнать все.
Надя спокойно посмотрела на вопрошающую и тихо, но отчетливо произнесла:
– Моя мама очень интересный человек. Она ревнива ко всему, что касается ее прошлого. Есть такие люди, для которых прошлое – табу, особенно, если оно было не очень счастливым. Эти люди стараются никогда не трогать прошлое, не вспоминать, не тревожить, боясь, что оно будет давить на них. Мама моя – одна из них. Я не раз подходила к ней с просьбой рассказать об Анастасии, показать документы, фотографии, которые сохранились у нее. Но наталкивалась на стену.
