Элайн Нексли - Вивиана. Наперекор судьбе
– Сарасвати, – прошептала я, аккуратно коснувшись плеча девушки. Индианка что-то пробормотала, лишь потом открыла глаза, сонно поглядывая на меня: – Что случилось?
– Нет смысла сидеть здесь до утра, ибо на рассвете войско может вернуться. Нужно выбираться из леса.
Молодая женщина отрицательно покачала головой: – Куда мы пойдем среди ночи? У нас даже свечки нет. Успокойся и поспи. Утром что-нибудь придумаем, – отмахнулась Сарасвати, закрыв глаза и вновь придавшись сну. Я не стала настаивать. Возможно, так и правда будет лучше. В темноте мы заблудимся и окончательно собьемся с толку. Хотя, я и так не знала, куда нам идти.
Весь остаток ночи я просидела на промозглой траве, поджав ноги и обхватив их руками. Мое платье теперь было мокрым от росы, а холод пробирал до костей. С первыми лучами солнца мы вновь двинулись в путь. Теперь все деревья казались совершенно одинаковыми, и наша ориентация превратилась в прах. Мы лишь шли, надеясь, что впереди покажется хоть один домик отшельника. Живот скрутило от голода, но еды не было. Мы срывали ягоды, но от их противного и горького привкуса коком подкатывал к горлу. Я остановилась, понимая, что силы на исходе. Голова шла кругом, ноги ныли и болели. Опустившись на землю, я сложила руки в молитвенном жесте, прося Бога об одном: чтобы он послал нам крышу над головой и тарелку супа. Сарасвати последовала моему примеру, но ее молитвы были предназначены для бога Шивы.
Когда солнце скрывалось за горизонтом, а воздух вновь холодел, мы услышали голоса. Первая мысль была связана с тем, что это воины, но голоса были женскими. Усталость и голод победили страх и осторожность, и мы пошли на звук. Стоило нам сделать несколько шагов, как мы увидели двух женщин, стоявших возле дуба. Одна была невысокого роста, с золотистыми, короткими волосами, другая моложе, но тоже с остриженными, темно-каштановыми кудрями. На женщинах были одеты одинаковые, черные платья с нашитыми крестами. Сомнений не оставалось: это монахини.
Мы переглянулись, и Сарасвати устало кивнула, опираясь рукой о ствол дерева. Я тоже едва держалась на ногах из-за усталости. Едва ступая, мы подошли к монашкам. Женщины, побледнев, отшатнулись от нас, испуганно моргая глазами: – Кто вы?
– Простите, что напугали, просто мы уже сутки бродим по этому лесу. Мы заблудились. Не можете ли вы дать нам на одну ночь крышу над головой и ломоть хлеба? Мы заплатим.
Святая сестра, та, что пониже, сделала несколько неуверенных шагов нам навстречу: – Как вы оказались в этом лесу? И, куда идете?
– Мы направляемся в Оксфорд, в графство де Вер. Нам необходимо поведать графа Джона де Вер.
– Но, вы уже в Оксфорде. До замка его светлости несколько миль, – я радостно захлопала в ладоши, но мое веселье прервал очередной приступ голода. Схватившись за живот, я обессилено взглянула на женщин, мысленно умоляя их о помощи.
– Я вижу, что туда вы не сможете дойти пешком. Что ж, помогать окружающим – великий поступок, и я уверена, что в Царстве Божьим, когда мы предстанем перед Всевышним, мы будем отблагодарены. Мы из монастыря имени Святой Берты. Он находиться в нескольких шагах отсюда. Меня зовут Идета Уотерс, я сестра-казначея. Моими обязанностями являются финансовые дела обители и хранения всех ключей, – сказала светлокожая, с золотистыми волосами, пожилая женщины: – А это монахиня-бенедиктинка Ашлинг Стивенс. Настоятельница послала нас в лесу за осенними плодами. А, как вас зовут?
– Меня зовут Вивиана, а это моя подруга Сарасвати, – я запнулась, когда увидела, как на лице Идеты проскользнула тень пренебрежения, а посреди лба залегла глубокая, подобно шраму, морщинка: – Сарасвати? Индуска?
Индианка сделала несколько неуверенных, робких шагов, теребя конец помятого и запачканного сари: – Я понимаю, что, будучи гражданкой Англии, не имею права жить по индуским обычаям. Но эта вера моих предков и отречься от нее, значит, отречься от своего рода и близких.
Миссис Уотерс положила свою старческую, морщинистую руку на плечо девушки:
– Я не могу осуждать тебя, девочка моя, за религию, которой ты покланяешься. Ибо Господь один, а Имен у Него много. И каждый может и должен выбирать именно ту форму поклонения, к которой принадлежат предки. Идемте, девочки, я отведу вас в монастырь через черный ход. У меня есть ключи от пустовавшей кельи, где вы сможете переночевать и хорошенько отдохнуть, – потупив взор, я пошла за женщинами. Мы сделали лишь несколько шагов, как перед нами показались массивные, железные ворота, за которыми виднелись верхушки серых башней.
Идета постучала, потом что-то сказала на латыни, и врата со скрипом распахнулись. Я ахнула, прижав к губам ладонь. Монастырь был не просто серым и унылым, он казался устрашающим, дьявольским сооружением. Я не понимала, как такое здание может называться Храмом Бога.
Мои неприятные раздумья прервал тихий, бессильный стон. Оторвав взгляд от самой обители, я уже не смогла сдержать крика, созерцав колодки, в которых билась девушка. Бедняжка казалась такой тонкой, покинутой, несчастной. Рваное платье клочьями спадало с ее истощенного тела, волосы разметались в разные стороны.
– Кто это?
– Монахиня, засмеявшаяся во время богослужения. За это матушка уже два дня держит ее в колодках без еды и воды. Говорят, завтра утром ее должны освободить. Эту девушку, конечно, жаль всем, но спасти ее никто не решается.
– Как зовут эту несчастную? – движимая каким-то пороком, спросила я.
– Женевьева. Она, девятилетним ребенком, была найдена у ворот монастыря. Девочка была обессилена голодом и жаждой. С ней не было никаких вещей, но одета она была в изысканное платье, а на шеи у нее висел медальон. К ее руке был привязан маленький листочек с одним словом: «Женевьева». Когда малышка пришла в себя, она ничего не помнила о своей прежней жизни, будто сам дьявол стер с ее памяти события последних лет. Девушка выросла в монастыре, но до сих пор не было пострижена в монахини, ибо настоятельница считает, что, возможно, когда-то приедут ее родные и заберут домой, – я судорожно сглотнула и на миг мне показалось, что все, что связывало меня с внешним миром, превратилось в тонкую нить, которая оборвалась, издав при этом оглушительный звук. Женевьева… первая и старшая дочь графа и графини, моего приемного отца и матери… Женевьева, пропавшая из графства в возрасте…девяти лет… Неужели это она?
– Вивиана, с тобой все в порядке? – рука Сарасвати скользнула по моему плечу, будто пробуждая от обморочного сна.
– Да, все…, все хорошо. Миссис Уотерс, вы можете показать мне ту одежду и медальон?
– Да, конечно, могу. Вещи Женевьевы хранятся в сундуке, который более десяти лет не открывался, – кивнула Идета, как-то подозрительно поглядывая на меня. Сделав несколько неуверенных шагов, я почти в плотную подошла к колодкам, запрокинув голову и смотря в мертвецки-бледное лицо девушки. Густые, светло-рыжие, с золотым оттенком волосы, полуоткрытые, голубые глаза, нежные, персикового цвета губы. Она так была похожа на ту девочку, которую мне описывала Амелия в своем рассказе. Неужели это правда? Неужели судьба сыграла с нами злую и беспощадную шутку? Женевьева издала еще один пронзительный хрип, после чего ее голова повисла на груди.
– Если эта девушка и вправду Бломфилд, настоятельница пожалеет о своем жестоком поступке, – прошептала я: – Миссис Идета, покажите мне немедленно вещи Женевьевы! – потребовала я, понимая, что, возможно, перехожу некую границу, приказывая сестре-казначей.
Женщина лишь кивнула, жестом поманив нас всех за собой. Идя по гладкой поляне, нам нередко встречались любопытные монахини, которые, шепчась между собой, оглядывались и хихикали. Замечая такие жесты, не свойственные тихим монашкам, Идета не раз повышала голос, заставляя девушек возвращаться к своим обязанностям. Я понимала, что все жительница обители уважают эту пожилую даму и бояться ее. Но почему же тогда Идета, не воспользовавшись своими возможностями, оставила Женевьеву мучатся в колодках?
Перед нами показалось низкое здание с деревянной крышей, укрытой соломой. Сняв с пояса огромный, ржавый ключ, монахиня открыла железную дверь, пропуская меня вовнутрь. Оглянувшись на Сарасвати и Ашлинг, которые остались на улице, я подошла к казначее и взяла у нее узел. В старой ткани лежало темно-розовое платье и…медальон с гербом дома Бломфилд…
Я до крови сжала в руке кулон, не понимая, какие чувства мной овладевают. Толи то была радость, толи ненависть и зависть. Пытаясь успокоиться, я глубоко вздохнула, закрыв глаза. Перед внутренним взором крутилась картина, на которой богатая наследница всех земель Понтипридда мучается в колодках, умирая от голода и жажды.
– Мисси Уотерс, я должна вам кое-что сказать. Только поклянитесь, что об это никто не узнает, – попросила я, подняв умоляющий взгляд на женщину. Идета нахмурилась, но потом кивнула: – Если сказанное вами не будет осквернять божественные законы и заповеди, я обещаю, что никто больше об этом не узнает.
