Элайн Нексли - Вивиана. Наперекор судьбе
Обзор книги Элайн Нексли - Вивиана. Наперекор судьбе
Элайн Нексли
Вивиана
Наперекор судьбе
Пролог
Англия, Лондон, 3 января 1521 года.
Изысканная, роскошная карета, запряженная двойкой быстрых лошадей, миновала Вестминстер, направляясь к заснеженному, отдаленному порту. Кевен устало вздохнула, положив голову на плечо спавшего мужа. От постоянной тряски ее тошнило, все тело, словно закаменело. Эта изнурительная поездка окончательно пошатнула и так слабое здоровье женщины, недавно пережившей очередной выкидыш. Миссис Бломфилд с горечью признала, что это Рождество выдалось самым ужасным в ее жизни, ведь именно в Сочельник несчастная ощутила неприятную боль внизу живота, а уже на утро проснулась, встретившись со страшной правдой: ее малыша больше нет на этом свете.
Графиня провела рукой, затянутой в белоснежную перчатку, по запотевшему стеклу, пытаясь впустить в свой израненный разум восторг от этого прекрасного, зимнего пейзажа. Внезапно женщина ощутила какое-то странное, томящее чувство в сердце, а уже через миг ее взгляд самопроизвольно заскользил по какому-то свитку, лежавшему на берегу Темзы. Кевен лишь усмехнулась, поняв, что это просто груда старых покрывал, но под ними что-то зашевелилось… Вздрогнув, как от удара молнии, англичанка резко вскликнула: – Останови карету! – перепуганный кучер сразу же натянул поводья, а граф, разбуженный криком жены, недовольно открыл глаза. Выбежав из берлины, Кевен бросилась к берегу, дрожавшими руками откинув грязные ткани. Женщина опешила: на нее взирали невинные, широко распахнутые детские глазки. Это была девочка, маленькая, хрупкая девочка лет шести, окоченевшая от холода, испуганная и замерзшая. Малышка протянула к неизвестной даме свои тоненькие ручки, но через секунды провалилась в глубокую, темную бездну. Кевен несколько секунд сидела на ледяном снегу, всматриваясь в побелевшее лицо девочки. Тяжело дыша, графиня прижала к себе почти невесомое тельце, ощущая слабое, едва различимое биение детского сердечка. Если она сейчас не поможет ребенку, он просто умрет. Кевен с трудом подняла живую ношу, направляясь к карете, но внезапно вскликнула, ощутив на своих плечах ладони графа. Нишкон, грубо вперив в супругу злобный взгляд, пробурчал:
– Что у тебя в руках? Кто она?
– Это девочка, крохотная, замерзшая малышка. Мы должны спасти ее. Умоляю, не заставляй меня оставлять крошечку на берегу этой проклятой реки. Мы обязаны помочь ей.
– Ты совсем с ума сошла?! Это неизвестный, чужой для тебя и для меня, ребенок, возможно, заразный. У девчонки, я уверен, есть родители, и если они пожелали дочь оставить здесь…
– Что ты такое говоришь? – воскликнула графиня, еще сильней прижимая к себе бессознательную малышку: – Никто не имеет права отбирать жизнь у ребенка. Сам Господь пожелал преподнести нам этот подарок. Все эти года я покорно слушалась тебя, была лишь тенью в поместье, но ради жизни этой девочки я готова на все. Хочешь ты, или нет, я заберу кроху в замок, где ей обеспечат должный уход и заботу. Всевышний уже трижды забирал у меня детей: Женевьева и два тех несчастных младенцев, что еще даже не успели увидеть солнечный свет. Четвертый раз я такого не переживу: эта девочка станет моей дочерью, – с этими словами Кевен проследовала к карете, бросив на недовольного супруга дерзкий, непокорный взгляд.
Глава 1
Понтипридд, Уэльс, графство Бломфилд, 1524 год.
Я мчалась по коридорам, сметая все на своем пути. Радостные крики вырывались из моих уст: – Папа приехал! Папа приехал!
Я слышала, несмотря на свой быстрый бег, тяжелые шаги моей гувернантки Амелии и ее упреки: – Леди Вивиана! Вивиана Бломфилд, остановитесь! Дочери графа не подобает так себя вести! Стойте, ради Бога! Ваша матушка очень разгневается, если узнает о таком легкомысленном поведении младшей дочери! Стойте, вам говорят.
Но я не обращала внимания на ее озабоченные речи. Мой десятилетний ум не понимал, почему дочь не может бежать на встречу со своим отцом, которого она не видела больше года. Сметая перепуганных служанок, я выбежала во внутренний дворик, где стоял папа. С радостным визгом я бросилась ему в объятия. Граф радостно подхватил меня, прошептав:
– Вивиана, моя доченька, как я соскучился по тебе!
Сзади пыхтела уставшая, от бега за мной, Амелия: – Простите, ваша светлость, я не успела ее догнать.
Граф Нишкон, глава нашей семьи, поднял руку, призывая гувернантку к молчанию:
– Благодарю вас, Амелия, вы ни на шаг не отходите от моей драгоценной дочурки, – папа радостно засмеялся, жестом приказывая женщину уйти. По нашему замку ходили слухи, что граф и Амелия были любовниками. И не удивительно, что такая пышногрудая, светловолосая дама не заинтриговала моего любвеобильного отца. Мама очень ревновала графа, но из-за уважения молчала. Я нередко слышала, как она рыдает в своих пустынных покоях, еще помнивших стенания и вопли. После смерти моего старшего брата, графиня окончательно замкнулась в себе. Она очень любила сына и надеялась, что именно Андрео унаследует все земли отца. Но мой любимый братик умер три года назад, от чумы.
Я потерлась о шершавую щеку отца: – Папочка, почему ты так молчалив?
Улыбка исчезла с губ графа. В его глазах царила скрытая грусть, которую я раньше не замечала. Из-за всех государственных проблем, выпавших на долю дома Бломфилд, мой отец очень постарел. Это ощущалось не только в его теле, но и в глазах, которые сейчас печально смотрели на меня.
– Пойдем, моя малышка, в гостиную. Там нас ожидает мама и сестра Патрисия, – при упоминании о старшей сестре, я невольно поежилась. Патрисия была старше меня на четыре года, и уже ей исполнилось четырнадцать. Красота – ее главное достоинство. Я постоянно завидовала ее голубым, бездонным глазам, белокурым кудрям, которые она любила распускать, даже несмотря на то, что матушка ее за это бранила. Кожа у сестры была белоснежной, шелковистой, с бледным, розовым оттенком. В отличие от меня, Патрисия носила украшения, о чем мама мне запрещала даже подумать. Когда я надевала колье или серьги, графиня моментально срывала их с меня и отдавала Патрисии. Я не понимала, и, возможно, никогда не пойму, почему матушка так ненавидела меня. Именно ненавидели, ибо по-другому и не скажешь. Патрисия – вот ее любимая дочь. Моя мать, Кевен, никогда не целовала меня, не гордилась, а лишь ругала за неподобающее поведение. «Бери пример со старшей сестры. Она – настоящая леди, не то, что ты», – вот ее слова при наших редких встречах. Отец относился ко мне почти так же холодно, как и все в Бломфилде. Лишь изредка он мог поцеловать меня или назвать ласковым словом.
Граф вел меня в зал, где, несомненно, уже была моя сестрица и мать. Когда мы зашли, а за нами закрылась дверь, перед моими глазами восстала картина, которую я никогда не забуду. Патрисия, эта скромная курица, завизжала, как кинжалом порезанная, и подбежала к отцу, сбив с ног нашего учителя Герби. Старик повалился на пол, что-то бормоча: – Поаккуратней, леди, – это были его единственные слова, которые я разобрала в его нескладной, перепуганной речи. Забыв даже поклониться, несчастный старик, хромая, скрылся из виду за другой дверью, ведущей в наш класс. Обычно в таких нелепых ситуациях я заливалась смехом, но сейчас мне точно было не до этого. Открыв рот, я ждала, когда мать или отец выругают старшую дочь за то, что она причинила вред учителю и даже не извинилась. Да какой там выругают? Они даже внимания на это не обратили. Граф, ничего не замечая, по крайней мере, делая вид, что так, расцеловал старшую дочь, графиня лишь скромно чмокнула супруга в щеку.
– Посмотри, моя красавицы Патрисия, что я тебе привез. Такие вещи достойны настоящей принцессы, – папа порылся в чемодане и достал великолепную шкатулочку, украшенную настоящими сапфирами. При виде такой красоты, я ахнула. Но не от счастья за сестру, а от зависти. Мне оставалось только надеяться, что отец и мне что-то привез, во что я очень слабо верила. Никогда никто не делал мне подарков, возможно, и не сделает. Но это был еще не конец той сцены, что я и сейчас помню. Следующим подарком для моей радостной сестры являлось великолепное, серебряное зеркало. Несмотря на то, что Церковь не одобряла зеркала, мой папа решился преподнести такой подарок дочери. Я печально улыбнулась. Что ж, такая моя судьба: смотреть на счастье других, но не получать своего. Но я не могла подумать, что он еще ей купил! Жемчужное ожерелье, такое самое, какое я увидела в лавке одного торговца. Мне так захотелось надеть на свою шею эту красоту, что я впервые в жизни пошла против мамы и купила его на украденные деньги. Да, это было подло, но я никогда не забуду, что тогда я, девятилетняя на тот момента, девочка, пережила. Матушка сорвала его с моей шеи и несколько раз ударила этим ожерельем по моему лицу. От удара жемчужинок у меня из носа хлынула кровь. Но это было не самое ужасное. Стекло, покрывающее жемчуг, лопнуло, и осколок попал прямо мне в губу. Шрам остался до сих пор. Графиня схватила меня за волосы и поволокла в коморку. Эта было самое ужасное место в нашем замке, ибо там каждый угол кишел тараканами и прочей гадостью. В тюфяках, хранившихся в коморке, было полно клопов и пауков. Того место я боялась, как ада. Моя «добрая» мама заперла меня там на несколько дней, которые я провела без еды. К счастью, хоть воду мне приносили каждый день, но где спать, я не знала. Приходилось «отдыхать» сидя.
