Надежда Нелидова - Училка тоже человек
Бесподобная Шурочка Левченко на уроке проголодалась и стала вынимать из-под стола печенье из шуршащего целлофана и чамкать, снова доставать и чамкать – и это, сидя на первой скамье и честно глядя в глаза исторички.
Ленусик не вставая с места и не поворачивая головы, заявила во всеуслышание, чтобы Левченко после лекций заехала к ней домой. Ребята заворчали. В конце концов, Ленусик была не бог весть какая фря, чтобы мотаться к ней домой, как к преподавателю, которому завалил предмет.
Но уже вечером Шурочка стояла в прихожей Ленусиной квартиры. Одета Шурочка была так: коротенькое голубое пальтишко, отороченное белым песцом, беленькая пилоточка набекрень, из – под нее пушистая рыжая коса, серо-голубые сапожки на умопомрачительных каблучках. И была она необыкновенно хороша в этом наряде Снегурочки.
Никакого ущемления прав со стороны деспотичного Ленусика беспечная и добродушная, как все красавицы, Шурочка не ощущала. Она даже была благодарна за то, что ее на пару часов освободили из-под Родиковой неусыпной опеки.
Вообще, у нее частенько такое бывало: ни с того ни с сего она швыряла учебник, садилась к зеркалу и прихорашивалась по три-четыре часа подряд. И, без того хорошенькая, становилась восхитительной, соблазнительной, очаровательной. Только вот идти было некуда, чтобы соблазнять, восхищать и очаровывать. Приходилось выдумывать цель прогулки самой.
Нынче же и выдумывать не пришлось – путь к Ленусику лежал через весь город. И причиной скольких семейных ссор и разбитых сердец сделалась Шурочка, пока шла через город!
Итак, она неслышно вошла в своих сапожках в прихожую и стояла, раздумывая, в какую дверь стукнуть. Из своей комнаты вышел Юрка и, засунув руки в карманы, минуту рассматривал лицо и фигуру гостьи.
– Миниатюрная стюардесса. Атюр-тюар. Вам не кажется, что, произнося эти слова, я закрываю открытое, а потом открываю закрытое? Тюар-атюр, и наоборот.
Он сказал это, с удовольствием сморщив нос. Шурочка радостно засмеялась. Она поняла, что встретила, наконец, истинного ценителя.
– Как мы сегодня проводим вечер? – устало спросил Юрка. Он заранее знал, что ему не будет отказа, и оттого, что он это знал, голос его был устал, тих и печален.
А в воскресенье Юрка постучал в дверь соседней комнаты. В последнее время он подкарауливал квартирантку, но не тут-то было: Ленусик жила, будто в оккупированной квартире, перетащила все предметы обихода в свою комнату и выскакивала только умыться да в туалет.
Он сразу взял быка за рога.
– Привет, амазонка. Можно приземлиться на диван? А у тебя ничего, уютненько (врал безбожно). Здорово ты тогда отмочила – с милиционером. Ребята до сих пор обхохатываются, с юмором, говорят, девка, – он сам расхохотался, вспомнив тот вечер, в восторге заколотил кулаком по колену. – Слушай, без шуток, сгоняем вечерком в гадюшник? Не хочешь? Ну на танцы?
– Нет, не пойду я на танцы. И тебе не советую, – сказала она, обращаясь больше к книге.
– Это еще почему?
Она объяснила:
– Стыдно ходить на танцы, особенно девушкам. Это же какой-то лошадиный торг… Девицы выстраиваются вдоль стены и демонстрируют, какие они: упитанные, с тугой белой кожей, породистые, с длинными ногами. Чтобы удобно было разглядывать, обтягиваются, открывают грудь, шьют юбки покороче. К ним прицениваются, ходят вдоль ряда, ощупывают взглядами, выбирают. И, будьте уверены, не породистую, не многообещающую лошадь не возьмут…
Как будто нынче нельзя установить другой вид знакомств, не такой откровенно животный… более интеллектуальный. – Ленусик, рассуждая, почувствовала себя в своей тарелке, ей стало чуть-чуть полегче.
Нельзя было не усмехнуться над рассуждениями такой некрасивой, но такой самоуверенной Ленуси. На ней даже мягкий домашний халатик (выглядевший бы миленько и уютно на любой другой женщине) висел плоскими складками, какие образуются, напяль его на. простую доску.
– Ну, тогда смотаем в филармонию, консерваторию… куда там еще… хоть к черту на рога. Будем повышать уровень этого… Уровень чего, Ленка?
Ленусик так и недоверчиво и радостно вздрогнула: «Ленка…»
– Не нужно к черту, – сказала она, – Давай просто погуляем…
* * *Шурочка, как все красавицы, была добродушна и незлопамятна. Просто в ее головку пришла мысль повеселить групповских и немножко проучить задаваку Ленусика. Давно она повергла друзей в изумление сделанным ею открытием: мымра-то втюрилась! Это была настоящая сенсация. Она просила ребят пока не показывать вида, что они о чем-то догадываются, а уж за это тако-ое представление устроит!
Юрка сначала упирался, он испытывал что-то вроде угрызений совести. Но затем игра его даже втянула: нет увлекательнее игры с живым человеком. На очередном свидании в Юркиной комнате (то, что за стеной своими делами занималась Ленусик, лишь придавало пикантность встречам) Шурочка, по пояс голенькая, со своими вздрагивающими гуттаперчевыми грудками с задорно торчащими остренькими сосочками, набухшими, влажными от жадных Юркиных губ, сидела у него на коленях и между шаловливыми поцелуйчиками выспрашивала, как у него идут любовные дела с квартиранткой.
Капризно и ревниво дула губки, фукала, плевалась, но тут же требовала рассказывать дальше: «Ну, а ты? Кошмар! А она что?… А как? Фу, бесстыдник, не смей рассказывать мне гадости!»
Таким образом Шурочка разузнавала от Юрки подробности, а от Шурочки – и вся группа. Что бы сталось с несчастной гордячкой, всемогущей председательницей учкома, узнай она, как потешается факультет, проинформированный, какого размера лифчик носит Ленусик (нулевой) и как ведет себя и какие словечки шепчет в интимные минутки. Все замирали в предвкушении одного прекрасного дня, когда Ленусик войдет в аудиторию не девственницей – дело со страшным скрипом, но явно двигалось к тому – сказывался Юркин опыт. А уж потом-то начнется самое интересное! Ай да Ленусик, тихоня и скромница!
Окончилось разудалое веселье так. Было 1 апреля. Разыграть в этот день человека, не обладающего чувством юмора – святое дело. Кто-то из студенческой компании, дислоцировавшейся в Юркиной комнате, позвонил на институтскую вахту, попросил Ленусика: так, мол и так, Юрка попал под машину в и в безнадежном состоянии лежит дома, в реанимацию нечего доставлять.
Предвкушали бесплатное кино: ровно через двадцать минут – ни минутой позже – сюда прискачет, примчится эта институточка, отличница, общественница, скромница, и либо при всех хлопнется в обморок, либо, плюнув на приличия, повиснет у него на шее.
Институтская вахтерша видела, как Ленусик с помертвелым, белым как мел, лицом (ах, она знала, знала, в ней всегда жило предчувствие несчастья!) тихо и тщательно, не попадая, укладывала трубку на рычаги. Вся какая-то заторможенная, еле натянула пальто, причем начала надевать вверх тормашками, так что из карманов посыпались со звоном ключи и деньги. Этот звон привел ее в себя; она вдруг выбежала, как сумасшедшая, вон.
Видно, так и бежала она, ничего не соображая, и попала за углом под БелАЗ, так что нечего было в реанимацию доставлять.
УЧИЛКА ТОЖЕ ЧЕЛОВЕК
Телеканал «Культура» рассказывал, как в средние века инквизиция охотилась за ведьмами, пытала и жгла их на медленном огне. Мало им новостей с расчлененкой, ужастиков, триллеров, теперь образовательные детские программы за это дело взялись. Рейтинг себе поднимают. Помешались все на этом. Рейтинг самой Татьяны Вагиной, учительницы пения в средней школе, был невысок, судя по тому, что она в свои 37 лет еще была не замужем.
Телевизор продолжал откровенничать: «Не исключено, что одним из эффективных способов изгнания дьявола считались половые сношения духовных лиц с еретичками. Чем чаще сношения – тем выше вероятность изгнания дьявола…» Нет, это уж слишком. На развивающем канале, и на том засели извращенцы. Татьяну ВАгину, когда она пришла в класс, на первом же уроке немедленно переделали в ВагИну, с ударением на втором слоге. В гинекологическую фамилию. Это пятиклассники-то. Тоже небось насмотрелись развивающих программ.
«К орудиям пыток, – картавил телеголос, – относились всем известный «испанский сапог» из сырой кожи, завинчивающаяся, утыканная изнутри гвоздями статуя «божьей матери» и…» «Бум, бум, бум, бум»… Телеголос утонул в доносящемся с верхнего этажа утробном бумканье. «… И как особо изощренная, утонченная пытка, совковая квартира, – ядовито закончила Татьяна. – Типовая совковая квартира. Более страшного способа свести с ума человека пока не что придумали».
Выключив телевизор (все равно не слышно), Татьяна легла на диван и задумалась. О том, как нужно не любить людей, чтобы строить такие дома. Стены и бетонные перекрытия не только исправно передавали малейшие звуки с этажа на этаж, но и многократно усиливали их, резонировали, придавая звонкость и гулкость, как эхо в горах. Звуки доносились одновременно со всех сторон, заключая несчастного жильца в звуковую капсулу. Можно было сколько угодно прислушиваться ко всем стенам по очереди, прижимать ухо к полу, вставать на стул, яростно выискивая источник шума, но он неизменно оказывался анонимным. Не понятно было, к кому отправляться выяснять отношения или хотя бы кого тихо ненавидеть всеми фибрами души.
