Александр Проханов - Русский
Две луны раскачивались над его головой, как небесные плоды, которые созрели на Древе познания Добра и Зла. И он, мудрец, благодетель, заступник, находился под сенью этого благодатного древа.
Капли дурмана из заветной колбочки вливались в кровь, подхватывались горячим потоком, омывали мозг, заставляя работать его уснувшие, запечатанные доли. Серж верил, что средствами музыки, цвета, молитвенными словами или божественными стихами можно расколдовать окаменелый разум. Вызвать в нем неведомые доселе переживания, так что окружающий мир обнаружит бездонную глубину, раскроет неописуемые красоты, еще не открытые законы и знания. Приблизит человека к тому, что именуется Богом. Веря в это, он изучал искусства и культуры народов, первобытные верования, законы физики и иконописи. Сравнивал стихи поэтов Серебряного века с молитвами Отцов Церкви, обнаруживая их богооткровенную суть.
Лазерные лучи секущими лезвиями вспарывали мрак. Призмы превращались в пирамиды. Параболы пересекались с эллипсами. Одна Вселенная сменялась другой. Миры разлетались, как отражения в зеркалах, и сердце было готово разорваться от упоения, вмещая в себя бесконечность божественного творчества.
Вдруг все погасло. Непроглядная тьма наполнила студию. Умолкла музыка, и возникло ощущение глухой пустоты. И в этой тьме, как цветная аппликация на темном бархате, появился китаец. Парил в вышине, голый по пояс, в малиновой на бедрах повязке, с рельефными глянцевитыми мускулами. Кривые ноги в кроссовках. На запястье браслет. В кулаке двухременная плетка на красной деревянной рукоятке. Он улыбался, топорщил кошачьи усики. Губы его шевелились, и по движению губ Серж угадал слова: «Холосая каспадина, как позиваеся?» И в студии странно дохнуло едким муравьиным спиртом.
Китаец танцевал в пустоте. Был явлением Космоса. Был порождением возбужденной фантазии. Наваждением переутомленного разума. Сделал несколько танцевальных движений, как танцор Пекинской оперы, и исчез. И Сержу показалось, что он почувствовал едкий запах муравьиного спирта.
Несколько секунд была полная тьма. А потом зажглись все планеты и луны, грянула музыка. Ведущий Семен Каратаев воздел руки и патетически возгласил:
– На этом мы заканчиваем передачу «Планетарий», продемонстрировав в очередной раз «парад планет» нашей российской действительности! До новых встреч, друзья!
И казалось, Космос наполнился колокольным звоном, несчетными трубами, пением скрипок. По всему бескрайнему мирозданию засверкали бриллианты звезд, зажглись бессчетные солнца, полетели кометы и метеоры. И ликующая молодая Вселенная наполнилась бессмертной жизнью, словно в ней расцветали сады, плыли волшебные букеты.
Гости покидали кресла. Зрители вставали, поднимая вверх изумленные лица, на которые лилась небесная бриллиантовая роса.
В гостевой комнате собрались участники передачи и пили кофе, не торопясь расставаться. Серж вошел и был представлен Семеном Каратаевым, который к этому моменту уже сменил свой ядовито-красный наряд на обычный костюм.
– Это наш кудесник Серж Молошников. Это он превратил тривиальную студию в космический аквариум, где плавают небесные рыбы.
– Ох уж я и переволновался, – произнес отец Иннокентий, добродушно поглаживая золотистую бороду. – Наверное, Гагарин меньше волновался, улетая в Космос, чем я.
– Ну что вы, батюшка, – с мягким поклоном ответил Серж. – Ведь каждая молитва – это выход в открытый Космос.
– Я хочу сделать вам предложение. – Режиссер Исаак Полончик, сердитый, носатый, с опущенными углами губ, по-прежнему напоминал уродливого птенца. Он протянул Сержу визитку. – Я начинаю репетицию нового спектакля о жизни Ван Гога. Меня увлекает психология творчества. Может, вы подумаете о декорации в духе его картины, где на небе одновременно несколько лун и фантастических светил? Вам это интересно?
– Очень лестное предложение, – принял визитку Серж. – Я ваш поклонник. Думаю, Ван Гог действительно побывал в другой галактике на планете, где небо выглядит именно так – с несколькими лунами и ночными солнцами. Подсолнухи, излучающие неземное золото, были сорваны им на этой неизвестной планете.
– А вы и нас, грешных, почтите своим вниманием. – Префект Нательный, с розовым белобровым лицом, протянул Сержу свою визитку. – У нас готовится партийное мероприятие, своего рода съезд в масштабе префектуры. Может, вы нам поможете оформить зал? Хочется чего-нибудь этакое, необычное.
– В политике я мало что смыслю, – любезно отказал Серж, пряча визитку. – Тут нужен ум, а не чувство.
– Ну, все равно, вдруг вам что-нибудь понадобится. Пока меня не сняли с работы, я к вашим услугам.
Серж поклонился муфтию Хаснутдину, у которого из-под чалмы текла струйка пота. И раввину Карулевичу, дружелюбно мигавшему бусинками черных глаз.
В машине, прогревая мотор, Серж достал мобильник и послал сообщение подруге Нинон, которую представил среди цветов, в перчатках на ловких руках, которыми она перебирала колючие стебли роз:
«Не опаздывай на каток. Залитая льдом Красная площадь очень красива. Что ты сейчас делаешь?»
Через несколько минут телефон отозвался двумя солнечными каплями звука.
«Сейчас я создаю композицию „Воспоминание“ из красных и желтых роз с листьями пальмы. „Храм Василия Блаженного“ – икебана из райских цветов. Ты моя любимая роза».
Серж улыбнулся, прижал телефон к щеке и поехал в артистический клуб, где у него была назначена встреча.
Глава третья
Артистический клуб «А12» собирал в свои стены художников-нонконформистов и музыкантов авангардных рок-групп, модных критиков и журналистов эпатажных изданий. А также богемную публику, прожигавшую жизни в соседстве с экзальтированными творцами, которые нуждались в обожателях и поклонниках. Серж явился в «А12» на встречу с продюсером и дельцом шоу-бизнеса, известным под кличкой Вавила. Тот настоятельно требовал свидания, обещая сделать Сержу заманчивое предложение.
С мороза он вошел в теплое, мягко освещенное помещение, пахнущее сладковатой, едва ощутимой прелью. Так пахнут уголки тропических парков, где влажно истлевают остатки плодов и листьев, опавших лепестков и нераскрытых бутонов.
В зале были расставлены столики, за которыми завсегдатаи попивали крепкие коктейли. Праздно болтали, сыпали пепел сигарет на рубахи и куртки. Рука, сжимавшая горящую сигарету, обнимала за шею женщину, и ее волосы наполнялись синим тягучим дымом.
Серж с порога бегло оглядел зал, отмечая присутствие известного стилиста, делающего из провинциальных дурнушек ослепительных примадонн. Фотографа эротического журнала, снимавшего обнаженных звезд на фоне новейших марок «вольво» и «мерседесов». Модельера, привносящего в моду элементы гей-культуры. Поэта-абсурдиста, чьи безумные стихи гуляли по Интернету. На маленькой сцене шли приготовления к перформансу, которым хозяева клуба хотели порадовать посетителей. Среди этого негромкого гама, дыма, блеска стаканов и рюмок навстречу ему поднимался Вавила, делая издалека черпающий взмах огромной руки, словно хотел от порога перенести Сержа за свой столик.
– Привет, гений! – Вавила сгреб Сержа в объятия, и тот почувствовал рыхлость дышащего живота и запах, какой исходит от старых кожаных кресел. – Что будешь пить?
Вавила был крупный, изношенный, неопрятный, с заплывшим экземным лицом, на котором висели нечесаные усы и скомканная борода. Он напоминал морского льва, в складках жирной кожи, с едва различимыми глазками. Еще он был похож на старого байкера, расставшегося с мотоциклом и неистовыми ведьмами, которые, вцепившись в его спину, визжат от восторга, перевертываясь в воздухе в момент аварии.
– Так что будешь пить? – повторил он, кивая на свой стакан, где на донце желтел коньяк.
К ним подошла официантка Астор, тонкая, с приоткрытой грудью мулатка. Серж залюбовался ее гибкими смуглыми руками, вырезом платья с лунно-фиолетовой лункой и пухлыми африканскими губами, среди которых ослепительно блестели зубы и влажно краснел язык.
– Свежевыжатый сок авокадо. – Серж мимолетно коснулся ее руки с сиреневыми ногтями и бледными подушечками пальцев. – Сделай первый глоток, чтобы было слаще.
– Лучше я сделаю последний, – усмехнулась Астор, показав свой страстный африканский язык.
Они сидели с Вавилой, который сосал сквозь усы коньяк, а Серж, окунув трубочку в зеленую сладкую пену, впитывал приторную душистую струйку.
– Слушай, Серж, есть большие деньги, очень большие! И большое дело, очень большое! – Вавила говорил, захлебываясь, словно тонул в нахлынувшем на него богатстве. – Один человек, очень большой человек, хочет вложить деньги в суперпроект. Ты меня слышишь? – Он раздраженно требовал внимания, потому что Серж отвлекся, наблюдая, как стилист, кокетливо виляя бедрами, приглаживая петушиный кок, переходил к соседнему столику, где восседал рок-певец, выступающий в гей-клубах.
