Таньчо Иванса - НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник)
Я стала искать ее безудержно, с маниакальным рвением. Мне не терпелось воссоединиться с собой, воплотиться в себе.
И несколько минут назад это случилось. Я шла по улице, слушала пение птиц, рассматривала солнечные зайчики на асфальте, вглядывалась в лица прохожих – многое было на них написано и многое сокрыто. Это почти головоломка – разгадывать чужие лица.
Моя любимая игра уже несколько месяцев. Как вдруг краем глаза увидела свое отражение в витрине, а рядом с ним Дверь. Я обернулась, не веря глазам своим, и на противоположной стороне улице действительно увидела ее: выцветшую, с коррозийным налетом и облупленной мутно-зеленой краской.
Не помня себя от надежды и радости, я перебежала улицу по зебре. И остановилась перед единственной преградой между мной и… мной. Хотела провернуть медную ручку, но сердце едва не выскочило от волнения на свет божий.
Вот и стою пред Дверью, вдыхаю-выдыхаю, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Это самый волнительный момент существования – встреча с собой. Отдышавшись и успокоившись, понимаю: «Я готова». Берусь за ручку, поворачиваю, открываю…
За Дверью – обыкновенный старый хрущевский подъезд, со стенами, украшенными граффити и лестницей, укрытой скорлупками от семечек… и никакой пустоты, никакого Я…
Первая моя реакция – разочарование, вторая – разочарование, третья – ра-зо-чары-вание… Разочарование это когда спадают чары и ты видишь то, что есть, а иллюзии, к которым привыкла…
Это что – не та дверь? Или я просто зря искала ее все эти годы? И как мне теперь воплотиться в себе самой, стать такой, какой я была во сне?..
А потом неожиданно приходит понимание, и я начинаю смеяться… Я и есть Я, никакие двери не являются ни причиной, ни преградой. То Я, которое якобы должно было прятаться за этой дверью, уже давно во мне. Изначально во мне. Первое и единственное… И поиски Двери были всего лишь иллюзией, необходимой впрочем, чтобы воссоединению пришло время и оно произошло. И сейчас я чувствую умиротворение. У-мира-творение. Как у только что сотворенного мира, воплощенного и свершившегося…
Felicita
– Эту высотку, – говорю я своему другу Сашке, приехавшему в Киев всего на день, – построили тогда, когда я еще был маленьким. В школу ходил. Утром. А днем, вечером и утром выходных – тоже в школу, только в школу искусств. Занятой был… – мечтательно улыбаюсь. – Не то, что сейчас…
Сашка снисходительно смеется. Знает ведь, что даже эти два часа, которые мы собираемся праздно шататься по городу, мы планировали три месяца, то и дело срывая собственные планы неотложными делами: свадьбой Сашкиной сестры, рождением моего третьего племянника, подписанием контрактов – у друга моего в Польше, у меня – в Германии, и далее, далее, далее.
Мы проходим мимо Золотых ворот, оглушительно светит апрельское солнце, почки на деревьях еще не распустились, но уже хорошенько набухли, весна в самом разгаре и люди… люди словно бы встрепенулись после зимней спячки – почти у каждого взгляд, направленный вовнутрь, в себя – нежен, мечтателен, загадочен и радостен, как у ангела с картинки моей любимой детской книжки…или я просто давно не наблюдал прохожих, поэтому сужу неадекватно…
– Знаешь, пойдем кофе попьем, – Сашка, друг мой, не слишком разделяет мое настроение. А что ж…он не ходил этой дорогой двадцать раз на дню.
Но Сашка все равно – единственный, кому я скажу то, что вертится в данный момент на языке, но не прямо сейчас, а за чашкой кофе. Потому что как раз из того кафе, на которое он указывает ладонью, очень хорошо видна крыша той самой высотки, о которой пойдет речь. И еще потому, что у каждого из нас свои такие дороги – пройденные до последнего камешка, до легкой паутинки, в которую каждое утро врезаешься лбом – бедный паучок – до воробьиного треска, сопровождающего тебя всю дорогу до школы и обратно поздним вечером… такие дороги, которые можешь преодолевать… – даже не так… – пролетать!.. с закрытыми глазами, даже по каменной мостовой, на которой дребезжат автомобили…
– Кофе, так кофе, – жизнерадостно отзываюсь на Сашкино предложение. – Латте. Или капучино. Или экспрессо. А лучше так – экспрессо, а затем латте. Договоримся, что латте – это десерт, это такое специальное пирожное для взрослых, не эклеры же лопать. Да и где они – те эклеры?.. Эх…
– Брат, ты не на шутку взбаламученный какой-то, – смеется дружок, – но веришь, я с тобой согласен. Только сейчас, в одиннадцать тридцать четвертого числа весеннего месяца апреля и только здесь. Кстати где – здесь?
Улыбаюсь:
– На Ярославовом валу.
– О как! В общем, – заканчивает Саня, опускаясь на мягкий, созданный видимо не для уличных кафе, стул, типа «викторианского стиля», – здесь и сейчас я поверю всему чему угодно и со всем согласен! Пользуйся положением завоевателя, одна большая просьба – пыток к пленным не применять!
– Ладно, – пожимаю плечами, – не применять, так не применять, что ж я зверь какой?..
Едва я умастился на мягкое сидение и практически достал сигарету, как к нам подскочил бариста собственной персоной. Официантки, видимо, на Канарах. Мне приятно так думать.
Мы делаем, как и задумали, заказываем два американо и два латте. Баристо удивленно выгнув бровь размышляет что б такое нарисовать на пене – не сердечки же, хотя кто их (то есть – нас – двух очумелых от трудно приобретённой свободы путников мужеского пола) знает.
Так и уходит в размышлениях. Впрочем, кофе приносит, едва я успеваю сделать первую затяжку.
Сигарета, после долгого воздержания, действует на меня почти как наркотик, у меня кружится голова и расслабленность, приятная, терпкая, разливается по всему телу.
Сашка понимающе кивает. Мы хоть и в разных городах живем, а курить бросали одновременно. Одновременно открыли блоги, чтобы получать моральную поддержку в этом нелегком деле не только друг от друга, но и от товарищей по несчастью (скорее конечно – счастью – ну да ладно). Одновременно дали зарок, что первая сигарета будет только при нашей встрече. Такая обманка, чтоб не слишком тянуло и ведь сработала. Неважно… Протягиваю пустую пачку, с последней курительной палочкой другу – заслужил. Как и я. Молодцы.
В нос бьет аромат меленой корицы. Обоняние обострено, чувствуются такие запахи, которые не замечаешь в обычное время: запах клейкой смазки, в которой рождаются листики на деревьях, аромат свежеиспеченного хлеба из КХБК № 1, хотя он ой как далеко от Золотых ворот, запах горячих сливок для нашего латте, и еще – мокрого асфальта, потому что рано утром прошел дождь, и, как ни странно, солнца. Я не знал, что солнце – пахнет. И еще парфюмы барышни за соседним столиком – омерзительно едкие… И сигаретный дым, вопреки мечте вновь почувствовать его вредоносный аромат – воняет уже, а не пахнет.
Разочарованный, гашу мерзкую, пакостную бяку и счастливо улыбаюсь:
– Что и требовалось доказать – гадость редкостная!
Сашка делает тоже самое и мы дружно смеемся.
Баристо приносит латте, он не стал на нем рисовать. Так и не решил что, наверное. Сердечки – вроде как намек, смайлики – все больше для юношей и девушек, листики – тридцатипятилетним мужикам – не комильфо, хотя в моей чашке белая пена образовывает нечто, похожее на символ солнцеворота, а в Сашкиной, как я вижу – ветер в пустыне… Может так и задумано?..
– Видишь, высотку? – возвращаюсь я к тому, что хотел рассказать, пока не отвлекся.
– Да, – Сашка поворачивает голову, благо мы на улице, не внутри стеклянной будки, пусть и супер-пупер утрамбованой, обзор как на площади. – Эта? С рестораном на крыше? Кстати, почему мы не там? Офигительно было бы пить кофе и посмотреть на центр города с высоты двадцатого этажа! Практически с высоты птичьего полета.
– Согласен, но понимаешь, не обижайся – я замялся, пытаясь найти слова, чтобы выразить невыразимое, – я не хочу лишать себя красочных сновидений. Как раз об этом хотел тебе рассказать.
– Ааа… – заинтересовано выдыхает Сашка, выпивает американо одним глотком (че там пить-то, всегда удивляюсь)и принимается за латте. – Ну рассказывай тогда. Весь обращаюсь в слух.
Я представил огромное ухо, держащее в миниатюрной руке чашечку латте и расхохотался. Сашка непонимающе уставился на меня, но у дураков ведь мысли сходятся, так уж сложилось исторически, и тоже разразился громким смехом, едва не выплеснув напиток – так руки тряслись.
– Ладно, время – вода, – я внезапно успокаиваюсь. – Эта история специально для одной чашечки латте. И специально для писателя.
Есть такие истории. Они короткие, в них белая пена мечтательности, сладость воспоминаний и горечь невозможности вернуться, пережить все заново. Поэтому… чего тянуть… вот тебе моя история.
– Я ходил мимо этой высотки каждый день, я тебе говорил уже. Минимум четыре раза. В школу, домой обедать, в школу искусств и обратно вечером. Дом этот только построили, а ресторан на крыше – только открыли. Когда бы я ни проходил мимо этого здания – как видишь, ничего особенного, кроме, как сейчас говорят, «пентхауса» с плетеными столиками – оттуда, сверху, всегда доносились итальянские песни. Помнишь? Андриане Челентано, Аль Бано и Рамина Пауер, Тото Кутунье…
