Валерий Еремеев - Тремориада (сборник)
Конечно, было горько и досадно. Но, в принципе-то, и ладно. Всё, что ни делается – к лучшему. В конце концов, существовал ещё и план «Б». Значит, решила Кристина, судьба ей – ехать в Североморск.
И вот она в городе детства. В собственной квартире. Засыпает на собственном диване. Все документы оформлены, чеки приложены и лежат на верхней полке шкафа. Всё, что её окружает – принадлежит ей. Круг замкнулся, она снова дома в Североморске. Можно начинать новую жизнь…
И тут, в ночной тишине, ударили барабаны и огрызнулись гитары. С первых слов песни Кристина вспомнила группу. «Мастер». С песней: «Палачи». Она не была поклонницей такой музыки. Просто, запомнила с восьмого класса, когда тайком вздыхала по брату своей подруги. Тот был старше на семь лет, уже взрослый. Но вёл себя порой как мальчишка. Бывало, играла эта песня, когда она заходила к подруге. Как-то Кристина спросила:
– А кто это поёт «Палачи»?
– «Мастер». Только не Палачи, а Палычи, прислушайся, – издевался брат. – Обо мне, Сергее Палыче, и о сеструхе, тоже ж Павловне. Э-э-й, Палычи!
– Вот ведь, блин! – проговорила Кристина, высунувшись из-под одеяла. – Хо-о-о-рошие соседи.
Молодая пара, жившая тут прежде, утверждала: здесь замечательные соседи, всё тихо и спокойно.
Кристина глянула на потолок. «Соседушка сверху. Для молодёжи слишком старая песня. Может, сейчас там живёт тот самый старший брат Палыч?»
От этой мысли Кристина даже злиться перестала. Песня закончилась, и звук убавили. Музыку стало практически не слышно. Но, когда Кристина уже, было, заснула, сверху что-то так бухнуло, словно шкаф уронили.
– Ну, соседушка… – проговорила Кристина плотоядно.
Было 11 часов. Похоже, наверху спали. Перебудили соседей, и к утру баиньки. Сейчас соседушка должен просыпаться. Сон алкоголика, говорят, краток и чуток. Он будет мучиться похмельем. Значит, пора знакомится. С бодуна человек кроток и восприимчив. Услышанное умножит натрое помимо воли.
– Ну, соседушка… – обуваясь, проговорила Кристина ласково, но не менее плотоядно, чем ночью.
Она прислушалась. За пошарканной дверью соседушки было тихо. Нажала на звонок. С полминуты – ни звука. Кристина хотела уже позвонить ещё раз, но тут в квартире послышались шаги. Щёлкнул замок.
«А вдруг это тот самый Палыч?» – пронеслось в голове Кристины.
Дверь распахнулась. На пороге был незнакомый, совершенно голый тип, сходу пьяно воскликнувший:
– Нет у меня ничего! А это, – он схватился за цепь на шее. – Сталь! Драгоценностей не носим, презираем. Ни хрена вы у меня не опишете!
Голова соседушки вдруг упала на грудь, и длинные распущенные волосы скрыли лицо, как в фильме ужасов «Звонок». Он, покачиваясь, держался синей от татуировок рукой за дверной косяк.
Кристина поняла: рановато пришла и, развернувшись, отправилась вниз. Но тут за спиной раздался звук падающего тела. Она обернулась. Голый соседушка лежал на бетонном полу.
– Ой, холодно. Ой, больно, – простонал он, сворачиваясь калачиком.
– Тьфу! – хлопнула себя по бедру Кристина.
Волосатый тип не был здоровяком. Но оказался таким тяжёлым, что миниатюрная Кристина просто вымоталась, пока перетащила его в квартиру. Точней – переволокла, как невнятно бубнящий мешок с картошкой. Оставив его лежать в коридоре квартиры, пропахшей пепельницей и перегаром, она хотела, было, уйти. Но любопытство задержало её. В конце концов, врага хорошо бы знать получше. Ночью слышались голоса, тут мог оказаться ещё кто-то спящий. Кристина заглянула в комнату. Бардак, и – никого. Прошла на кухню – то же самое. Вернувшись через комнату, подошла к спальне. Толкнула дверь. И там никого. Скомканная простыня на кровати, одеяло на полу и пара валяющихся пустых пивных банок. Кристина взяла одеяло и, вернувшись к телу, накрыла соседушку. Затем вышла из квартиры, прикрыв за собой дверь.
2Саныч проснулся от холода. Вроде, был укрыт одеялом с головой, но…
Лежал-то он на полу.
«Ой, – улыбнулся Саныч. – Малыш упал с кроватки».
Он, щурясь, высунул нос из-под одеяла. Улыбка сошла. Это была прихожая.
«Ой, а малыш ходит во сне, – мятая физиономия вновь озарилась идиотской улыбкой. – В туалет бегал мальчик наш. Правильно, хорошие мальчики в кроватки не писают. А на обратном пути уснул».
Саныч вдруг завертел головой.
«Ведь на обратном же?..»
Он сел, ощупал одеяло и закутался в него поплотней.
«Ух, чего ж было-то?»
Не у всех русских первый вопрос «кто виноват?» Многие сначала пытаются, сообразить «ух, чего ж было-то?» А потом… уже да – потом – «что делать?»
Бухло навряд ли оставалось. Денег не было точно. А похмелиться надо было обязательно. Это сейчас похмельные хихоньки. Минут через пять их сменит депресняк. И станет хреново.
Богатые богатеют. Бедные беднеют. А алкаши пьянеют и болеют, пьянеют и болеют. Эти слова, замкнувшись в круг, катятся колесом по наклонной. Вспомнив такой свой вывод, Саныч помрачнел. Закутанный в одеяло, он осторожно поднялся на ноги. В его голове была воздвигнута ненадёжная хрустальная конструкция, готовая в любой миг обрушиться и разбиться вдребезги. Только плавные движения. Или же звон бьющегося хрусталя пронзит его голову.
Саныч прошёл на кухню. На столе грязная посуда. В раковине – тоже. Он открыл створку навесного шкафчика, достать кружку, и увидел там наполовину налитый стакан. Наверняка – водки! Ну, не прикрывают стакан воды горбушкой чёрного хлеба.
Саныч всё же взял сначала кружку. Налил воды и жадно выпил. Первые глотки были восхитительны, последние же – отвратительны. Ему почудился привкус старых слизких труб. Саныч сморщился.
– Фу-у.
Нужно было избавиться от привкуса воды. А то ж и водка не полезет. Открыл холодильник. Растительное масло не пойдёт, от него и без похмелья стошнит. А вот половинка морковки – самое то. К тому же, больше в холодильнике ничего не было. Почистив и промыв морковь под струёй воды, отрезал кусочек, закинул в рот. Привкус грязных труб сразу исчез.
– Хороша витаминка!
Дожевав, отрезал ещё кусочек, – на закуску, и достал из шкафа стакан. Убрав с него горбушку, осторожно понюхал. В нос ударил запах спирта. Саныча аж передёрнуло.
– У-ух, гадость!
Решил в стопку не отливать. Руки не то, чтоб ходуном ходили, но и тверды не были. А пролить никак нельзя.
Саныч открыл холодную воду. Выдохнул. И сделал пару осторожных глотков из стакана. Затем сразу прильнул губами к крану и с жадностью выпил воды. После закинул морковку в рот и, лишь захрустев, понял – провалилась. Не стошнит.
Через пару минут Саныч ещё разок приложился к стакану, оставив водки на два пальца.
Жизнь налаживалась. На вопрос «что делать?» ответ нашёлся. А, вот, что было вчера?..
Намедни Саныч пьянствовал с Пашей. Прощелыгой сорока четырёх лет. Их с неделю назад обоих уволили за синьку с работы, где Саныч провкалывал полтора месяца разнорабочим.
– И пошли бы все они на хер! – восклицал Паша, пропивая Саныча расчётные. Его ж деньги забрала сестра – ведьма, а не баба. Он потрясал пальцем с чёрной окантовкой на ногте. – Ведь на нас всё держалось! Ну, выпивали мы, да. Но мы ж и работали! А кто теперь за эти копейки горбатиться будет?
Паша говорил и говорил. Одно и то же, по кругу. Его пластинка всегда заедала, когда он пьянел. Причём, пока они работали, пластинка была практически та же самая: «Тут на нас всё держится. Одни мы работаем. Кто ещё будет тут вкалывать за копейки?»
И переменить тему было невозможно.
Вчера к вечеру Пашу опять заклинило. И Саныч еле выпроводил его, сказав, что ложится спать. Деньги закончились, а в бутылке оставалось всего на пару стопок. Оставшись один, Саныч уселся перед телевизором и в течение часа допил водку. Он планировал выспаться. Завтра днём переболеть похмелье. А вечером Саша должен вернуть долг.
Саша, он какой-то правильный. И всё у него по жизни складывалось правильно. Любил выпить, но в конкретные запои не уходил. В редкие случаи – дня по три. И, когда Саныч стал всё больше и больше выпадать из жизни на кочерге, Саша начал словно избегать его. Будто боясь заразиться. Нет, он не выказывал и тени неприязни. Живо интересовался: как дела? Приветливо здоровался при случайной встрече. Внешне всё было по-прежнему. Да только в гости заходить перестал и к себе не звал.
А тут, получив расчётные, Саныч с Пашей шли в магазин тариться, да повстречали Сашу. Тот как обычно поинтересовался делами. Саныч рассказал вкратце. И что уволили, и про расчётные, и что уже идут отметить это дело. Предложил Саше присоединиться. Но тот отказался, сказав: надо срочно чинить «тачку». И тут же попросил у Саши денег в долг. Пять тысяч на недельку. А Саныч был не против – целее будут. Он даже подозревал, что правильный Саша и берёт-то у него деньги лишь с целью сохранить их. И это его где-то даже уязвляло. Но предлог был достойный. Выходило, что Саныч делает одолжение. А может, так оно на самом деле и было.
