Вадим Молодых - Пустые головы
Мгновенно наступившая опустошённость потребовала столь же мгновенной концентрации воли, дабы не упасть в бессилии прямо на труп. Лица не было… Пятно! Мёртвое… Но пятно!
«Не может быть! – зашептал, как закричал, Антон. – Не может быть!»
Сразу же исчезла вся размеренность торжественности. Захлебнулась, булькая, музыка, и с шипом погас фейерверк. Голову Малого теперь пронизали восклицания: «Ах, доктор, доктор!.. Ну, что же ты! Ты-то как же!»
Однако была ещё надежда – последняя, решающая! Пятно могло быть – так ему хотелось! – зрительным обманом в темноте, следствием усталости, чрезмерным старанием похоронного декоратора – чем угодно! – и Антон решительно спрыгнул в могилу, чтобы подступиться к голове мёртвого доктора с молотком и зубилом.
Утром, просматривая сводку, Полковник ожидаемо удовлетворился известием о задержании ревнивой жены с именем Диана, подозреваемой – «Да что там!.. Обвиняемой уже… Чего тянуть-то?» – в убийстве в состоянии аффекта мужа выстрелом из пистолета (улика с отпечатками её пальцев подшита к делу) – «Что за ствол, откуда он у бабы, ещё выяснить надо!» – и его любовницы ударом тупым и твёрдым предметом, вероятно, бутылкой по затылку.
Привычно пробегая глазами другие позиции, описывавшие неправомерное поведение граждан на подведомственной территории, начальник отдела не вникал в суть – одна и та же бытовая и уличная хулиганская дрянь – читать тошно! Как вдруг…
«О господи! Осквернение могилы… Надругательство над телом… Задержан на месте преступления… Псих! Маньяк чёртов! Боже! Значит все уже в курсе… Или ещё не все?! Время? – Полковник глянул на часы. – Есть ещё время… Должно быть! Ну, с-су-ка!»
Успел сообразить и распорядиться, вылетая из кабинета, чтобы развод и утреннее совещание проводили без него…
– А кто?
– Кто из замов на месте? Любой, кто есть… Пусть проводит… Это приказ!
Прыгнул за руль личной машины и, стартовав с пробуксовкой, помчался в отделение полиции рядом с кладбищем, где в «обезьяннике» полицейские держали пока своего коллегу.
– Надо забрать его оттуда! – подбадривал себя, накручивал решительность Полковник в громком одиночестве. – Своей властью забрать. Пока дело до допроса не дошло…
Псих Малой теперь так много знал, что дело было уже не в карьере самого Полковника… И даже не в службе! Теперь уже – в свободе как таковой, которой можно лишиться, и в жизни вообще, которая потеряет всякий смысл, если этот чёртов псих начнёт (хрен знает ведь, как у психа мозги в его перевёрнутом мире работают!) рассказывать всё как есть…
Полковнику даже представился некий молодой честолюбивый «следак» из прокурорских или из УСБ, потирающий руки в предвкушении «верняка-оборотня».
«Списать на психоз, конечно, можно будет попробовать – шутка ли, в могилах начал рыться – явный псих!.. Но и на службе, как минимум, тоже можно будет крест поставить… Психа-то надо было вовремя распознать… А я, выходит, недоглядел… И это меньшее из возможного зла! Ведь ещё неизвестно, что психиатрическая экспертиза покажет… Она сможет, конечно, наверняка показать то, что нужно, но ведь это дорого… А свидетелей сколько появится… Куда ни кинь – всюду потери… Вот уж минус, так минус!.. Воистину… Не-ет! Такого допускать нельзя!!!»
И Полковник добавил газу, пожалев, что у него не было сейчас «мигалки»…
– А-а… Вы по поводу своего, тэ-эрищ пАл-ковник, – не удивляясь, встретил его не подчинённый ему напрямую, но и не отвергавший даже отвлечённую субординацию и служебную солидарность, дежурный. Хотя Полковнику даже за этот незначительный акцент на общности преступника и правоохранителя уже хотелось голову умнику оторвать:
«Все – в курсе! С-су-ка-а…»
– Дело его можно посмотреть? – спросил, не задумываясь.
– Так нет ещё дела-то, – удивлённо глянув, ответил дежурный.
«Уже хорошо!»
– Ну, протокол!
Тот замялся… Но ненадолго – полковник всё-таки. Хоть и не своё, а безусловное начальство: в правоприменительную бутылку лезть – себе дороже…
– Конечно, тэ-эрищ пАл-ковник… Вы здесь читать будете или сразу вместе с ним?
– Проводи меня к нему… И… – Полковник немного замялся, словно бы стараясь своим стеснением специально расположить к себе дежурного. – Комнату покажи, где с ним наедине поговорить можно… Чтоб никто не мешал… Время раннее… Не все ещё на службе… Ну, ты меня понимаешь?
– Понимаю, тэ-эрищ пАл-ковник. Есть такая комната.
У Малого был настолько отсутствующий вид, что все другие, кто находился за решёткой «обезьянника», даже не признавали в нём товарища по несчастью.
Участковый… «Бывший участковый!» – отметил очевидность Полковник… сидел в одиночестве посередине лавки. В метре примерно, справа и слева от него, ближе к краям лавки сбились две стихийные кучки задержанных, общавшихся между собой, но никак не затрагивавших Малого. То ли потому, что узнали (в застенке это быстро!), что он сам – мент, то ли потому, что их пугали его вид и заторможенность безумца, который, к тому же, ещё и задержан на кладбище… Ночью! С лопатой! Псих! Определённо и страшно.
«Это хорошо! – оценивал ситуацию Полковник, пока Малого под тревожными взглядами других узников дежурный выводил в отдельную комнату. – Хоть что-то хорошо! Болтовни меньше… Хотя… Куда уж больше-то! Блин!»
Полковничья оценка была с горечью отчаяния. С мысленным криком: «Ну откуда ты, сука, на мою голову свалился! За что, господи?!» Но Полковник умел держать себя в руках и мыслить конструктивно перед подчинёнными… Бывшими подчинёнными, в том числе, тем более когда они на переходе уже из категории дознавателей в категорию обвиняемых.
Уселись, как положено: Полковник – за стол, Малой – на привинченный к полу стул.
– Ты влетел под статью двести двадцать четыре… «Надругательство над телами умерших и местами их захоронения»… Это только то, что уже очевидно… А как рыть начнут, то… Подозреваю – много чего ещё откроется. Но и этого уже хватит.
Полковник заговорил сдержанно и как-то отвлечённо, будучи заинтересованным видом Малого и разглядывая отрешённое – надежда в мыслях: «А может просто уставшее?» – лицо бывшего участкового инспектора и жалея, что не может направить в него луч настольной лампы. Другая была на столе – модная, энергосберегающая – «Кто бы о моей нервной энергии подумал бережливо!». Но и без луча было видно, что эта новая беда Малому как будто совершенно по фигу.
– Та-ак… – Полковник сменил тон на рассудительно-ультимативный. – Давай-ка, Антоша, я тебе обрисую ситуацию, в которую ты попал, прежде чем ты мне расскажешь, – и, не выдержав, гаркнул прямо в лицо Малого: – Зачем?!
Задержанный гробокопатель отреагировал-таки: поднял голову и посмотрел на Полковника с удивлением человека, которого отвлекли от важного дела, чем ещё больше того взбесил – теперь уже до состояния растерянности. Полковник закурил, даже не пытаясь унять дрожь пальцев.
– Я вообще-то знаю, зачем ты в могилу полез… Ты – псих, Малой… Ты умный парень, но у тебя психоз… Горе от ума, блин!
Начальник встал и заходил по комнате туда-сюда: «Тесно, блин!»:
– Ладно… Хрен с ней, со статьёй… Хотя и эта уже при отягчающих до пяти лет предполагает… Слышишь? До пяти лет! Думаешь штрафом отделаться? Хрен!!! Пятерик! Я постараюсь, чтобы тебе религиозную или… там… расовую – какую угодно! – мотивацию пришили как отягчающее… Будь уверен! Ты у меня сядешь… А статья-то… Ох, поганая! Даже в ментовской зоне таких не уважают… А ты ещё и не в ментовскую залетишь… Да-да! С чего вдруг в ментовскую-то? Ты уже не мент был, когда могилу вскрывал!
Полковник пальцами – чуть ли не всеми сразу! – растоптал окурок в жестяной пепельнице.
– Не пойму я… – теперь он стал задумчивым. – Сам себе всю жизнь испортил… За-чем?!
Антон снова глянул на него снизу вверх, изображая лицом теперь недоумение: «Сам же сказал, что знаешь! Чего тогда спрашиваешь?»
Полковник мимику Малого прочитал правильно:
– У тебя психоз! Явный. Это безо всякой экспертизы видно… Тебя не сажать бы… А лечить! Но ведь без толку! Нельзя вылечить мозги, когда их нет…
У Антона от неожиданного заключения открылся в неприятии рот, и распахнулись глаза. Его личность прекратила парить по кабинету и целиком уселась на стул.
Полковник без суеты удовлетворился и заговорил как собеседник:
– Что смотришь? Нет у тебя мозгов! – Пауза. – Я уверен в этом… Их и у меня, наверное, нет… Уже… Я ведь государственный человек… Пойми, государство как институт власти, как явление, стремится быть везде – во всех возможных и невозможных проявлениях жизни. Это образование призвано организовывать жизнь, и оно её организует… Но, в конце концов, так, что это получается не в интересах людей, а в интересах самого государства, которое остаётся при этом неким безличным, абстрактным монстром…
– Нет.
