Вячеслав Малежик - Портреты и прочие художества
И мы полезли в маленький домик, где был колодец и в нем шесть фляг, готовых с утра быть отправленными на молокозавод. У нас было в руках по поллитровой банке, и мы треснули от жадности по три до краев наполненных, наверное, 30-процентными сливками, баночки. Было ли вкусно? Не помню… Помню, что, когда мы вышли на «волю», небо было в алмазах – чуть кружилась голова и в глазах мерцали какие-то звездочки. Печень не взорвалась, ненависти к сливкам с тех пор я не испытываю, но употребляю их умеренно, добавляя в кофе и чай. Приятно, что жадность фрайера в тот раз не сгубила.
Первый раз мясо, парное мясо, я попробовал в 1961 году, стало быть, мне было уже четырнадцать лет. Это произошло, благодаря «горе-реформе» Н. С. Хрущева, когда решили, что ни к чему держать скотину в частных хозяйствах, а молоком и мясом страну обеспечат колхозные животноводческие фермы. И домашний скот пустили под нож, и в магазинах появилось парное, то есть свежее мясо, причем его было изобилие, и оно упало в цене. Это произошло тогда, когда ценообразованием занималось государство, а не рынок. Я был поражен его вкусом, но «праздник жизни» продолжался недолго, и скоро магазины вернулись к торговле мороженым мясом.
Если быть корректным, то годом ранее в том же Занино я присутствовал при процессе умерщвления свиньи, обработки ее и разделки. Но она была убита и приготовлена для свадьбы, которая должна была состояться через два дня. Я уверен, что меня как гармониста пригласили бы на праздник и я бы лишился «невинности» (я имею в виду по отношению к мясу), отведав свежатины, но я уехал домой в Москву, и гастрономическое пиршество прошло без меня. Мне и пацанам, которые крутились вокруг костра, где обрабатывалась шкура убиенной хрюшки, достались уши и хвост. Но это был скорее аттракцион, чем еда. Ну, и слава богу, не подсели на натурпродукт, а то…
А то в деревне Занино была птицеферма, где выращивали кур. Они неслись, мясо куда-то сдавалось. Но не про это будет мой рассказ. Где-то в начале мая в деревне сдохла лошадь… Председатель колхоза, будучи рачительным хозяином, решил, что не надо ее, то есть лошадь, хоронить на погосте, как делалось обычно в аналогичных ситуациях. Председатель принял поистине революционное решение в куроводстве. Он приказал отвезти труп лошади на птицеферму и подвесить ее в курятнике. И что вы думаете? Птицы, как пираньи склевали дохлого коня за полторы недели. Не знаю, дефицит каких веществ они сумели в себе закрыть, но то, что птицы стали агрессивными, – это могу подтвердить, как на духу. Оставив от коняки обглоданный скелет (кстати, его можно было тоже продать или перемолоть на костную муку, просто председатель не догадался), куры стали хищниками. Они начали нападать друг на друга и в кровь клевать туловища, хохолки и прочее. Особенно доставалось той части, которая называется гузка. Все куры ходили с голыми попами и безумно напоминали павианов. К июню (а в конце мая я как раз приехал) двенадцать петухов из этой стаи приобрели все качества бойцовых и гонялись за нами, пацанами, с желанием попробовать «человечины». Так что, может, и хорошо, что я долгое время не ел мяса. Раннее превращение меня в мачо не порадовало бы, я думаю, моих родителей.
Праздники… Советские праздники в Москве и престольные в деревне. В Москве покупалась какая-то колбаса, сыр, делался холодец, резались помидоры, соленые огурцы. Взрослые пили водку и вино, а нам покупалась сладкая газированная вода. Но я не любил помидоры и холодец, и мой выбор был весьма ограничен. Поэтому мой праздник, моя обжираловка, мой обжорный ряд был на площади Белорусского вокзала, где я проедал и пропивал 10 рублей (это еще дореформенными деньгами), которые мне выдавали 1 мая и 7 ноября. Пирожки с мясом и повидлом, мороженое, на десерт леденцы и еще 1 рубль на билет в кино. Восторг!
Первый раз, когда я себя, да и родители тоже, не ограничивал в жрачке, был на Украине в Полтавской области на родине моего отца. Борщи, жареные, пареные куры, сало и колбасы, вареная кукуруза, вареники всех видов, гречневая каша со шкварками. Не знаю, может, свежесть продукта была такова, но я ел все – уминал за обе щеки. Причем московские аналоги подобных кушаний не вызывали у меня восторга и поэтому их уже сто лет не готовили. Последнюю жареную, ну вкуснющую курицу мы съели в поезде, возвращаясь в Москву. Было начало осени, было много фруктов и овощей, поэтому переход на столичный режим питания произошел плавно.
Институт. Три пары, между второй и третьей двадцатиминутный перерыв, и надо успеть прорваться в буфет, отстоять очередь, купить и съесть хоть что-то. Все это делалось в экспресс-режиме, и, наверное, с тех пор я не умею есть медленно. Фраза: «тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу», не про меня. Я получаю удовольствие, проглатывая съестное, как удав. Мне говорили, что это вредно, что это некрасиво, – не помогает. А может, я боялся и боюсь, что отнимут? Надо еще разок прошерстить свое детство. Слышал, что все проблемы оттуда. А потом были ВИА и гастроли. Питание исключительно в ресторанах. Но антрекоты и лангеты не отличались изысканностью. Нас называли кандидатами в язвенники… Чтобы не травиться, мы отказались от рубленого мяса и всяких там солянок, считая, что повара эти блюда могут делать из некондиционных продуктов.
Иногда мы ездили заграницу. Если эта заграница была с суточными, то об этом писано-переписано: суп-письмо, кипятильники, плитки, колбаса и консервы. А если принимающая сторона нас кормила, то тогда шанс вкусно поесть и пьяно попить увеличивался. И, возвращаясь в Москву, мы взахлеб рассказывали о невиданных рыбах и тушах диких зверей на вертеле; о громадных креветках и рыбе, которую мы ели практически сырой. Вот…
Но поездки были нечасты, а желание вкусно поесть никуда не улетучивалось. Грех чревоугодия охватывал артиста, как только появлялась возможность «хорошо посидеть». И это чаще всего происходило, если мы в еще «пламеневские» времена выезжали «культурно» обслуживать наших солдат за границу.
Германия, Чехословакия, Венгрия, Польша. Командиры частей, как будто соревнуясь друг с другом, накрывали столы, которые раньше виделись только в кино, да и то зачастую в бутафорском исполнении. После подобных гастролей мы привозили по 6–8 кг лишнего веса и некоторое время обносили свое туловище подальше от зеркала.
А в одну из поездок на Дальний Восток мы на Сахалине застали период, когда кета шла на нерест. И нам устроили «рыбный день». Давнишняя мечта многих советских трудящихся – поесть икру ложкой – свершилась. Но икра – это было самое простое… Меня поразило рагу из животиков (теши) кеты. Потом мне кто-то объяснил, что сало самое вкусное тоже из животиков. Больше скажу – умеренный животик не портит и женщину, но об этом после…
И наступила перестройка, а мы неожиданно для себя влетели в капитализм, и все можно найти, все можно попробовать, лишь бы были деньги, а они были, ну хотя бы для того, чтобы во время путешествия познакомиться с национальной кухней. И я, да и моя жена, с которой мы все чаще стали путешествовать вместе, не отказывали себе в удовольствии полакомиться национальными изысками.
Иногда нравилось, иногда мы не въезжали во вкус новых блюд. Во всяком случае, ошеломлений, открытий не было. Хотя запомнились рыба Севера, кухня Азербайджана. Запомнилась вечеринка в Кишиневе, когда меня накормили ягненком, вынутым из чрева матери. Наверное, это был ягненок, шкура которого пошла на изготовление меха каракульча. Вкусно.
Африка, Кения, Найроби… Нас, как туристов, отвели в ресторан, где подали ассорти из африканских животных. Там были и жираф, и зебра, и даже крокодил. Мясо крокодила, кстати, было похоже на жирную курицу. Вот видишь?
Однажды я, Татьяна и наш старший – Никита, а это было в дни, когда рухнул СССР, попали в Нью-Йорк. Мы остановились в съемной квартире у Валова. Там в этот момент обитала его мама, по соседству обосновался С. Дюжиков со своей женой. И в один из вечеров мы решили, вспомнив Аверченко и Гиляровского, устроить русский ужин в Нью-Йорке. Закупили водки, картошки, а за разными деликатесами рванули на Брайтон.
– Клара, сколько стоит языковая колбаса? – спрашивала одна продавщица другую в продмаге, характерно грассируя «Р».
– Три рубля 25 центов.
И мы закупили: икры, селедки-залом, рыбцов, всяких колбас, солений. И ужин удался, особенно это будет понятно, если вспомнить пустые московские прилавки того времени.
И сейчас, подводя итог своему гастрономическому экскурсу, скажу, что люблю простую, грубую пищу без особых изысков: картошка, но желательно своя, без нитратов; соленья, мясо нежирное (свинина уже не греет), рыба, лучше речная дикая. Всякую норвежскую семгу из ихних рыбных свинарников ни-ни.
Да ладно уж…
Я начинал эту главу с цитирования классики. И закончу ею же. Курт Воннегут… «Завтрак для чемпионов». Вторая половина ХХI века. Семья смотрит порнофильм. Начинается фильм со сцены, где главный герой ест грушу… Спелую грушу… По его лицу течет сок перезревшего фрукта, герой его вытирает и снова вгрызается в податливое лоно перезревшего плода. На фоне этих кадров идут титры. А затем начинается сам фильм, во время которого целая семья уестествила первое, второе и компот.
