Людмила Загоруйко - Куклы Барби (сборник)
Вообще-то, Лара устала. Она только что воплотила в жизнь коварный план мести за себя, обманутую, попранную, оплёванную, изнурённую непомерной ношей, которая называется «твой крест». Нет, боже упаси, крест никуда не делся. Она его даже не потеряла, как по рассеянности умудрялась терять зонты, кошельки, сумки и даже чемоданы. Только сняла с натруженного плеча ровно на пару минут: почесала переносицу, перекурила, отхлебнула коньяку из походной металлической плоской бутылки. Именно такие, мельхиоровые и даже из чисто серебра, опытные в этом деле мужчины, не все конечно, только эстеты, носят во внутреннем карманном шёлке ароматного пиджака прямо под сердцем. Отдохнула, подняла крест, помахала им для острастки перед носами ближних, чтоб сильно не наседали, держались на расстоянии, блюли дистанцию и всякое такое, и преспокойно водрузила его на место. Человек без креста – не человек, животное. Так будь любезен – неси, а то превратишься чего доброго в сумчатого кенгуру, сумчатую куницу, сумчатого барсука, сумчатого крота, белку или в сумчатого мурашееда. Не понимаю, зачем животным Австралии столько сумок? Обычно их таскают на себе двуногие самки совсем на другом конце земли.
Я отвлеклась, так вот о мести. Месть радости не принесла, напротив, вымотала душу. Лара изнывала под прессом самоанализа. Правильным мыслям она противилась, не хотела больше думать о неприглядных сторонах своей сути. Их хватало, она пробовала с ними бороться и, если получится, окончательно искоренить. На штудирование модных брошюрок о дхарме и карме ушли месяцы, но тут как раз пригодились, и она с радостью ими воспользовалась, как будто присев на овощную диету, открыла холодильник и соблазнилась аппетитным кусочком сервелата. За себя надо уметь постоять, – твёрдо решила Лара, – нельзя позволить, чтобы тебя питоном обвила и задушила беспомощная старушка, и постаралась ещё раз откинуть подальше буравчик навязчивой мысли. Не тут-то было. Как раз сейчас чёрное её нутро выбралось наружу, уселось рядом на подушку и нагло улыбалось в лицо: «Как самочувствуешь?» Да никак. Словно после попойки, когда выпита лишняя рюмка, а за ней ещё и ещё, и несёт в ночь без руля и без правил, а наутро набухшая головешка из головы не может отдать приказ телу встать. Тело изломано, чужое, только сильно хочется пить и навсегда забыть (и так ничего толком не помнишь), что это ты была там вчера. Замечательные часы искреннего раскаяния, покаяния и мук совести.
* * *Марта Андреевна растерялась, когда подошла старость, хотя та подкрадывалась к ней давно. В геронтологии весь процесс, который сейчас приключился с ней, назывался вполне безобидным лояльным словом: предпенсионный возраст. Но так как границы этого самого возраста были размыты, отсчёт начинался произвольно, кто считал с сорока пяти, кто с пятидесяти, то и опомнилась она ровно в пятьдесят пять, когда громко прозвенел её звоночек: пенсия. Марта Андреевна посмотрела на себя в зеркало критически, лицо было гладкое, как круто сваренное яйцо, без единой морщинки и только у глаз струились лучики, линия рта чуть надтреснулась, опустилась вниз, налилась скорбью. Потом Марта Андреевна выглянула на улицу и засмотрелась на зимний пасмурный пейзаж, но главным в этот момент был не сам пейзаж, а время, на которое припал её долгий задумчивый взгляд. За окном стояли суровые девяностые. Согласитесь, не лучший период для выхода на пенсию.
Недобрые предчувствия изводили не зря. Всё случилось так, как она и предполагала. На разваливающемся предприятии с радостью отправили молодую неопытную пенсионерку за ворота. Деньги как таковые на то время исчезли. В сберкассе выдали разноцветные листы купонов, которые надо было вырезать и применять вместо денег. Еда и товары исчезли вслед за деньгами, так что кроить бумагу тоже стало незачем, купоны пылились в шкафу целыми пачками. Она ещё пробовала барахтаться: устроилась бухгалтером в частную фирму, но вдруг поняла, что ответственность за «химию» легла на плечи её и директора одним коромыслом, а применить на практике пословицу: «Закон, как дышло, куда повернёшь, туда и вышло» она не умела, не то воспитание.
Активную жизнь Марта Андреевна прожила среди строителей развитого социалистического общества, читатель, будь зорким, – коммунизма. В том отрезке времени пропагандировались (нынешнее – рекламировались) светлые идеалы. Любой гражданин помимо воли впитывал их с пелёнок. Переделывать себя уже поздно, к тому же подсиживал длинноногий молодняк. Энергичное поколение сразу брало быка за рога, в налоговых и прочих инспекциях быстро соображало, ничему не удивлялось, не сентиментальничало и чувствовало себя в ситуации всеобщего хаоса, как золотая рыбка в дорогом аквариуме.
Марта Андреевна не вынесла тяжкого бремени хрупких нововведений и уволилась. Всю жизнь она была винтиком в огромном заводском механизме, отвечала за какую-то ерунду, заполняла графы в ведомости, подписывала отчёты, ездила утверждать планы, словом, крутилась и была на хорошем счету.
Должность она занимала несколько странную, можно сказать: эфемерную. Инженер-конструктор – это да, звучит достойно, тут копать вглубь не будешь, а вот что такое старший инженер по социалистическому соревнованию и зачем он предприятию нужен, никто толком не знал даже в те, казалось бы, ясные времена. Марта Андреевна и после того, как завод развалился карточным домиком, оставалась его патриотом. Она любила говорить, что посвятила ему свои лучшие годы, а если бы от этого пламенного союза ещё и случились дети, наверное, никто, даже сама наша героиня, не удивился.
Родила Марта Андреевна, как все, от мужчины. Муж, как муж. Ничего особенного. На заводе – покладистый работяга, дома – безразличный к семье пьянчужка. Супругу он никогда не обижал. Зачем? Он просто забыл о её существовании сразу после рождения дочери. Быт его раздражал, домочадцы тоже. Он, как джинн, исчез в бутылке и больше никогда из неё не высовывался. Умер муж тоже незаметно, оставив в наследство Марте Андреевне почётный статус вдовы. После смерти рейтинг его в семье резко повысился. Вдова вдруг рьяно принялась редактировать прошлое: вычеркнула всё плохое, выковыряла, как изюм из булки, крупицы хорошего. С годами она приобрела новую привычку цитировать мудрые изречения покойного (источник, вероятно, зачитанная до дыр книга афоризмов). Теперь Марта Андреевна возвела его на пьедестал и поклонялась выдуманному идолу, как памятнику вождю. На груди она с достоинством носила большой золотой кулон с секретом, сделанный на заказ, и соседи подозревали, что в нём Марта Андреевна прячет от глаз окружающих портрет безвременно ушедшего страдальца.
Милосердный бог всё-таки обратил внимание на нашу героиню. Её девочка удачно вышла замуж в столицу. Марта Андреевна собрала чемоданчик, присела, как водится, на дорожку, смахнула слезу и проводила родное дитя к мужу.
Теперь у нашей героини появилось много свободного времени, и она часто задумывалась о прожитых годах. Должности супруги занимали скромные и поэтому получили квартирку бросовую, в доме барачного типа. Комнатки проходные, кухня – узкой кишкой, коридорчик как таковой вообще отсутствовал. Мебельный гарнитур, которой они когда-то с большими сложностями приобрели в рассрочку, со временем развалился, полы рассохлись, и в квартире попахивало плесенью.
Марта Андреевна уходила от тяжёлых мыслей в маленький дворик, садилась на лавочку и вязала. Вокруг неё группировались такие же, как она, пенсионеры из соседних домов. Разговоры велись тематические. Прослеживались несколько направлений: первое и самое животрепещущее – политические силы на карте Украины, второе – размер пенсий, а дальше – дела житейские с сильным акцентом возрастной категоричности. Так бы и провела Марта Андреевна остаток своих не шибко ярких дней, если бы не случай.
Дочь, закрутившаяся в Киеве, обзавелась домом, сыном, породистой собакой. За всем этим хозяйством нужен был присмотр. Тут вспомнили о бабушке, скучающей без дела на периферии. Марте Андреевне предложили объединить интересы, и она, не задумываясь, покинула провинцию и поселилась в столице. В большом городе пенсионерка прижилась сразу. Киев не мог не нравиться, и Марта Андреевна благодарила бога и ангелов хранителей за свалившееся на её голову счастье. Концов она не обрубила, квартирка в провинции осталась про запас и будоражила её нехитрые фантазии.
Свобода, полагала Марта Андреевна, это не голодная, парящая ввысь мысль. Ну, жили они, отшельники, монахи, в пещерах, одевались в рубище, изводили худую плоть молитвами. Они юродивые, изгои. Общество их всегда сторонилось, хотя в трудную минуту шли к ним за помощью, протаптывали тропу. Обыватель прост, как туфелька инфузории, Голгофу не осилит, ему достаточно своих холмиков. Свобода – это деньги, не те, которые как голодным старым псам кинула держава, а совсем другие, на которые можно вкусно поесть, съездить на юг и купить на зиму добротные кожаные сапожки.
