Владимир Гурвич - Баловень судьбы
– Скажите, а после смерти дяди, у вас были контакты с Обозинцевым?
– Да, он звонил мне, напоминал о нашей договоренности. Но она потеряла для меня всякий смысл, мне больше некому было ничего доказывать.
– Он вам не угрожал в связи в вашим отказом?
– Мы говорили довольно резко. Но прямых угроз не было. Он очень не любит, когда ему кто-то в чем-то отказывает. Я знаю людей, которые за это сильно поплатились.
Боюсь, что следующим таким человеком стану я, пришла ко мне мысль.
– Если я вас правильно понял, завтра на Совете Директоров вы проголосуете против приобретения оборудования.
– Именно так, – подтвердил Гессен. – И именно поэтому я хотел поговорить с вами сегодня. Вы должны понять, что я это делаю исключительно по той причине, что считаю риск неоправданным. И мне хочется, чтобы у вас не возникали бы подозрения на мой счет, будто я преследую совсем иные цели. И я хотел бы, чтобы между нами не было бы недопонимания, а то и вражды. А я заметил, как она возникает.
Я встал. Наша беседа была не столь уж долгой, но у меня затекли ноги.
– Я учту все, что вы мне сказали, – проговорил я.
– Да, – как-то вяло отозвался Гессен.
Я направился к выходу. Внезапно меня остановил его голос.
– Евгений Викторович, я хорошо знаю здешние нравы и здешних людей. Вам надо остерегаться.
Я посмотрел на него, он выглядел одновременно подавленным и серьезным.
– А вы не приложите к тому, что только что сказали, еще и список тех, кого следует остерегаться?
– Я на вашем месте остерегался бы всех, – ответил Гессен. – До скорой встречи, – как-то загадочно попрощался он.
Глава 21
Разговор с Гессеном внес сумбур в мои мысли, в моем мозгу уже выстраивалась некая, хотя и весьма смутная схема того, как происходили и возможно, будут происходить дальнейшие события. И Гессен, по моим представлениям, был один из главных игроков этого турнира по захвату компании. Теперь же, словно чья-то рука смела с доски все столь тщательно расставленные на ней фигуры. И как вновь их расставить по клеткам, я пока не представлял. Приходилось лишь уповать на то, что новые ходы всех фигурантов этой истории помогут мне вновь выстроить комбинацию.
Впрочем, в этот день, вернее в ночь произошло такое событие, что на некоторое время я буквально забыл обо всем. Хотя и до этого тоже случилось немало любопытного.
Когда я вернулся в дом, то стал свидетелем весьма необычного зрелища. В центре гостиной стоял большой, покрытой белой скатертью стол, а вокруг него сновала Анастасия и сервировала его.
– Что происходит? – изумленно проговорил я, – сегодня какое-то событие.
– А вы не знаете?
– Нет, – честно ответил я. – Одни праздники кончились, до других еще далековато.
– Сегодня день рождения Саши, – ответила Анастасия и посмотрела на меня с таким презрением, будто я совершил какую-то огромную подлость.
– Я действительно не знал, мы же не жили вместе. И что же здесь намечается?
– Придут гости, человек двадцать. Хотя желающих было раз в пять больше. Но он не любил отмечать дни рождения, предпочитал их забывать. Он говорил, что это самый грустный день в его жизни. Не потому, что он появился на свет, а потому, что он приближал его к моменту ухода из него. А Саша просто фанатично любил жизнь. В отличии от других, ему нравилось не получать от нее, как подарки к Новому году, примитивные удовольствия, а созидать что-то новое.
Анастасия столь красноречиво посмотрела на меня, что у меня не осталось сомнений в том, кого она имела в виду в образе любителя получения удовольствий.
– Вам помочь?
– Нет, я всегда готовила его дни рождения сама. Я знала, что вопреки тому, что он говорил, ему нравилось отмечать эти даты в небольшой компании, с самыми близкими людьми. Это до некоторой степени примиряло его с тем, что он становился на год старше.
– Но сегодня компания будет не такой уж и маленькой, – заметил я.
– Потому что отныне его дни рождения превращаются в дни памяти.
Внезапно Анастасия села на стул, спрятала голову в руках, и ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Я стоял рядом, не зная, как себя вести в такой деликатной ситуации. То, что мне хотелось предпринять, я не мог себе позволить, а то, как я вынужден был себя вести, вызывало во мне протест.
Неожиданно Анастасия открыла лицо и посмотрела на меня красными заплаканными глазами.
– Ну что вы смотрите на меня, не видели плачущей женщины. Я прошу вас, идите в свою комнату, я позову вас, когда все будет готово.
Мне ничего не оставалось делать, как ретироваться.
В своей комнате я безвылазно просидел несколько часов до того самого момента, когда начали собираться гости. Анастасия сдержала обещание и постучала в мою дверь в знак того, что я могу выходить. Я не преминул это сделать, спустился вниз и замер от восхищения. Анастасия была одета в строгое черное платье, без косметики и украшений, просто причесана, но такой красивой, такой величественной я ее еще не видел. В ней, в самом деле, проглядывала богиня, богиня красоты и одновременно благородной скорби.
В гостиной, как и говорила Анастасия, собралось человек двадцать. Теперь я понял, почему Гессен попрощался со мной словами «до скорой встрече». Кроме него, тут находились Струганов, Ращупкина, Сидоренко, Маринин, Антонов, Гвоздев. Некоторых я знал только в лицо, других вообще видел впервые. Мое удивление вызвало то, что среди приглашенных был и Борис Гусарев.
Это был странный день рождение, на котором виновник торжества, если так можно выразиться, зримо присутствовал в незримом виде. Почти все, кто произносил спитчи и тосты, обращались к нему так, словно он сидел среди них за столом или в лучшем случае на минуточку вышел. У каждого было свое личное отношение к этому человеку; это чувствовалось по интонациям произносимых речей. И все же всех объединяло единое чувство восхищение им и глубокая горечи от постигшей утраты.
Почему-то весь вечер я чувствовал себя неловко, словно по ошибке забрел на чужое торжество. Это ощущение усиливалось тем, что за все это время никто и ни разу не упомянул моего имени. Но при этом мне упорно казалось, что все противопоставляли меня и его. Когда в очередной раз перечислялись славные деяния моего дяди, то я невольно ощущал, насколько мелкими и незначительными поступками отмечена моя жизнь.
Все разошлись поздно ночью. Опустошенный и измученный, я поднялся к себе и рухнул на кровать. Сам не зная почему, но за весь вечер я мало выпил, обычно на таких вечеринках я с удовольствием предавался обильным возлияниям. Чтобы прогнать черные мысли, я решил, что неплохо, когда все ушли, наверстать упущенное. На столах осталось целое море вина и водки и все это богатство было в моем распоряжении.
Я встал с кровати, и собрался было уже покинуть комнату, чтобы спуститься вниз, как дверь внезапно отворилась, и на пороге появилась Анастасия. Она уже переоделась и была запахнута в легкий домашний халатик.
Выглядела она как-то необычно, мне показалось, что она находится в крайнем не то замешательстве, не то смущение. Анастасия остановилась возле дверей, не решаясь больше сделать ни шагу.
– Анастасия, вам не хорошо? – встревоженный ее странным видом спросил я.
Она как-то странно посмотрела на меня и сделала ко мне несколько шажков. Теперь она находилась так близко от меня, что я ощущал на своей щеке ее учащенное горячее дыхание.
– Вы должны мне оказать одну услугу, только не отказывайте, для меня это крайне важно, – вдруг проговорила она.
– Я готов для вас на все, – взволнованный и растроганный ее необычной просьбой произнес я.
Она снова взглянула на меня своим странным взглядом.
– Это правда?
– Конечно, правда, разве вы этого не знаете?
Она как-то неопределенно кивнула головой, по этому жесту я так и не понял, сказала она мне таким образом «да» или «нет».
Она вдруг села на кровать. Это было так неожиданно, что я в первую секунду не поверил своим глазам. Но то, что я услышал через мгновение, заставило меня усомниться: не брежу ли я?
– Я вас прошу сделать мне ребенка.
По-видимому, на моем лице отразилось такое изумление, что Анастасия в один миг сделалась вся пунцовой.
– Что вы хотите, чтобы я сделал? – выдавил я из себя через пару секунд, когда чуть-чуть пришел в себя.
– Я всегда хотела от него иметь детей. А вы его ближайший родственник. Значит, в этом ребенке будет хотя бы несколько капель его крови.
Голова моя шла кругом, словно при катании на карусели. Я не представлял ни что говорить, ни что делать.
– Почему вы молчите? – вдруг нетерпеливо произнесла она.
– Я не знаю, что сказать.
– Мне не нужно от вас слов! – почти гневно сказала Анастасия.
– А этот ребенок, он будет чей? Наш.
– Этот ребенок будет мой. Мой и его. Зачем он вам? Вы не будете иметь к нему никакого отношения. Что вы стоите. Я бы хотела как можно быстрей с этим покончить?
