Мариам Петросян - Дом, в котором… Том 2. Шакалиный восьмидневник
– Ну, нет! Красть то, что и так свое? Пусть сами выдадут! – Вонючка поправил простыню. – Еще пожалеют, что так поступили. Еще будут умолять: возьмите, возьмите скорее!
– Четырнадцать посылок, – уважительно вздохнул Фокусник.
– А я о чем! Есть из-за чего трудиться.
Когда транспарант: «Посылки – хозяину!» был готов, Фокусник потребовал себе такой же. Волк сказал, что два одинаковых плаката – это неинтересно, и пока сохли «Посылки», они написали на другой половине простыни: «Нет директорскому произволу!», а на листе ватмана: «Руки прочь от достояния учащихся!». Потом к простыням приклеили ручки.
– Скорее, скорее! – торопил Фокусник.
– Можно нам тоже пойти? – спросил один из Сиамцев.
– Подойдете позже, – строго сказал Вонючка. – Когда мы выдохнемся. Тогда вы немного покричите «Долой!» и погромыхаете чем-нибудь. Пока мы передохнем.
Красавица вдруг заволновался и, заикаясь, принялся объяснять:
– Четыре яблока. Четыре. Это много!
– Красавица сделает сок, – перевел Волк. – Сиамцы отнесут его вам. Для поддержки ваших сил. Сок из четырех яблок.
Красавица засиял. Вонючка похлопал его по руке:
– Спасибо. Это будет великий вклад в наше общее дело. И я даже дам тебе лимон, чтобы вклад был побольше.
Фокусник, Вонючка и Горбач взяли транспаранты и ушли. Сиамцы начали искать что-нибудь гремящее. Красавица суетился вокруг соковыжималки. Слон принес ему еще одно яблоко. Волк лег на пол и закрыл глаза.
Кузнечик сел на свою кровать. Ему очень хотелось посмотреть, что станет делать Вонючка, но он стеснялся. Это будет что-то очень шумное и стыдное, на что сбежится поглазеть весь Дом. Сиамцы нашли салатницу, капкан и половник и принялись, обходя Волка, собирать обрезки бумаг и закрывать банки с краской.
– Четырнадцать посылок, – шептали они друг другу, облизываясь. Красавица благоговейно запустил соковыжималку. Слон держал кастрюльку и смотрел, как она наполняется прозрачно-желтым соком.Они ушли. Слон нес бутылку с соком. Красавица не нес ничего. Сиамцы несли то, чем собирались греметь. Красавица волновался. Он вписался в дверь только с третьей попытки, когда Сиамцы зажали его боками и вывели, как под конвоем.
Волк лежал на полу. Слепой – на своей кровати.
«Слепой и так все слышит», – подумал Кузнечик. Ему не надо никуда идти. Он и здесь, и там одновременно.
Кузнечик сполз с кровати и сел на пол.
– Седой уезжает, – сказал он. – Навсегда. Его больше не будет в Доме. Он чего-то боится. Чего-то, что случится летом, перед тем, как старшим уходить.
Волк открыл глаза:
– Откуда ты знаешь? Ты что, говорил с ним?
Кузнечик кивнул.
– Он помнит прошлый выпуск. Тех, что были до них. Он говорит, что нет ничего страшнее последнего года.
– Это так, – приподнялся Волк. – Только странно, что он говорил о таком с тобой. Или ты подслушал?
– Нет. Он мне сам сказал. Только мне.
Волк опять лег.
– Все страньше и страньше, – пробормотал он.
Слепой закопошился на кровати. Встал с каким-то пыльным пакетом в руках, подошел к Кузнечику, уронил на него пакет и вернулся на свое место. Кузнечик удивленно принялся разглядывать дар Слепого.
– Что это? – спросил он, потыкав в пакет протезом.
Волк перевернулся, схватил подарок и заглянул внутрь.
– По-моему, это то, что ты хотел, – он вытряхнул на пол кассеты. Ободранные, частью без коробок, они лежали кучей, демонстрируя стершиеся надписи на боках.
– Твои «Дирижабли», – проворчал Слепой. – От которых у тебя мозги съезжают. Тот, кто дал, сказал, что это то самое.
– Спасибо, Слепой, – прошептал Кузнечик. – Где ты их взял?
– Подарили, – холодно отозвался Слепой. – Тот, кто не мог отказать.
Сразу стало понятно, что он говорит не о Лосе.
– Какая тебе разница? Ты радуйся.
– Еще один шантажист, – проницательно отметил Волк. – Много вас собралось на одну комнату.
«Это Череп ему их дал, – подумал Кузнечик. – Ведь Слепой носит его письма. Череп и не может ему отказать».
Слепой лежал, спрятав руки под мышки. Черные волосы блестели, лица не было видно.
– И кто это тебе не может отказать? – поинтересовался Волк.
Слепой не ответил.
Волк повернулся к Кузнечику:
– Он всегда молчит. Почти всегда. Иногда скажет что-нибудь – и опять молчит. Хотел бы я хоть один-единственный раз услышать продолжение. Просто чтобы знать, есть ли оно вообще.
Кузнечик помотал головой:
– Что ты хочешь услышать?
– Окончание фразы. Чтобы понять, что он имеет в виду. Я не про сейчас говорю, а вообще.
Кузнечик посмотрел на Слепого:
– Слепой всегда говорит понятно, – сказал он. – Даже когда молчит.
Волк скосил на Кузнечика рыжий глаз:
– Тебе понятно. Мне – нет.
– Вот когда ты молчишь, мне ничего не понятно, – признался Кузнечик. – Иногда, когда ты говоришь, тоже.
– Может, хватит? – спросил Слепой. – А то вы оба перестанете понимать, о чем говорите.
– Ты что-нибудь слышишь? – спросил Кузнечик.
– Весь Хламовник там. И много старших. Сиамцы уже вступили. Воют и стучат.
Кузнечик осторожно собрал кассеты обратно в пакет. Их было пять штук. И только две в подкассетниках.
– Как же я буду их слушать? – огорченно спросил он. – На чем? Ведь у нас нет ничего такого.
– Там четырнадцать посылок отвоевывают, – напомнил Волк. – И насколько я знаю Вонючку, среди них обязательно найдется что-нибудь, на чем можно слушать твои «дирижабли».
Кузнечик заволновался:
– Может, мне тоже пойти покричать?
– Там и без тебя много крику, – успокоил его Слепой. – Странно, что директор еще не сдался.
– Через полчаса пойдем, – сказал Волк. – Со свежими силами. Так будет больше пользы.
Кузнечик заглянул в пакет и еще раз пересчитал кассеты. Ровно пять штук. Ни больше, ни меньше.
– Что еще тебе говорил Седой? – вкрадчиво спросил Волк.
Кузнечик удивленно посмотрел на него.
– Что уезжает. Что здесь плохо пахнет. Что потом будет хуже. То есть он не совсем так говорил. Ну, в общем, про старших.
– Про наших дорогих кретинов, – уточнил Волк. – Понятно.
Кузнечик нахмурился.
– Почему ты так говоришь о них?
– Потому что это правда.
– И Череп кретин? – возмутился Кузнечик.
– Он – больше всех.
– Теперь давай продолжение. Как ты хотел от Слепого. Чтобы можно было понять. Почему они кретины. А потом, почему Череп?
– Мне нетрудно, – Волк смотрел на Слепого. – Дом один. И хозяин в нем должен быть один. Один вожак на всех.
«И Седой это же сказал, – подумал Кузнечик. – Или что-то похожее».
– Они потому и дерутся. Каждый хочет быть тем, про которого ты говоришь.
– Долго дерутся. Так долго, что можно уже и не драться. Это просто смешно, – Волк покачал головой. – Если среди стольких людей не нашлось никого, кто прибрал бы к рукам остальных с их хотениями и нехотениями, все они ничего не стоят.
– Череп может прибрать всех к рукам!
Волк улыбнулся. Он смотрел на Слепого. Слепой лежал тихо. Может, слушал Волка, а может, далекого Вонючку.
– Странные у тебя мысли, – сказал Кузнечик.
– Это примитивные мысли, – признался Волк. – Детские. На них надо надстраивать этажи. Один, второй, третий, десятый… Тогда они приобретут мудрый вид. А пока старшие – это старшие. Можно только нежиться в их дыму и помирать от зависти, слушая их пластинки. Как один мой знакомый.
– Я не помирал от зависти. Я просто слушал!
– Зато я помирал, – признался Волк.
– Все равно, – упрямо сказал Кузнечик. – Череп не кретин. И Седой не кретин. Ты им просто завидуешь.
– Неужели вы сами ничего не слышите? – спросил вдруг Слепой.
Действительно, теперь было слышно. Отдаленные голоса и крики. Кузнечик заглянул в пакет с кассетами, потом посмотрел на Волка.
– Ладно, пошли, – Волк встал с пола. – Поддержим собственнические инстинкты Вонючки. Чует мое сердце, после сегодняшнего митинга его перекрестят.
– В крокодила? – предположил Кузнечик.
– Крокодил не подойдет. Крокодилы нажрутся – и спят себе, как убитые. А от него слишком много шуму. Не похоже, чтобы он когда-нибудь спал. Или наедался.
Кузнечик спрятал кассеты в тумбочку. Подальше от Сиамцев. Слепой остался лежать.
– Успехов вам, – сказал он лениво.
– Нам придется кричать? – спросил Кузнечик.
– Сообразно обстановке. Посмотрим и решим. Может, и не придется.
Волк пропустил его вперед и вышел следом.Коридор был почти пуст, но в дальнем его конце, у дверей учительской, толпился народ. Они направились туда. Яркие майки и куртки на спинах старших скрывали место действия не хуже забора. Вонючку видно не было, но было очень слышно. Жестяной грохот и крики «Долой произвол!» раскатывались по всему коридору.
Чем ближе подходили Кузнечик с Волком, тем громче становился шум. Старшие не стояли на месте. Некоторые уходили, смеясь, но вместо них тут же подходили другие. Когда от группы старших отъехал колясник Улисс с брюзгливым лицом, Кузнечик и Волком быстро протиснулись на его место. Так им стало кое-что видно.
