Андрей Геласимов - Десять историй о любви (сборник)
– Можете сами со мной сегодня ночью в церковь пойти, – сказал он. – Кто смелый.
Потом помолчал и добавил:
– Хохлы.
В час дня ему приснилось, что он убежал. А может, это было не в час дня. Может быть, в два. Потому что трудно во сне понять – сколько сейчас времени на той стороне. Там, где не спят. Где ходят вокруг тебя и звенят посудой. И чистят картошку. И хлопают кого-то по заднице. И этот кто-то смеется и говорит громко: «А вот я сейчас пойду и все своему мужу скажу». Но недостаточно громко, чтобы тебя разбудить. Потому что ты очень устал.
Так, как не уставал никогда в жизни.
И теперь бежишь, с неимоверным трудом отрывая ноги от земли. Как будто это не ноги, а телеграфные столбы. И тот, кто их вкопал, умер уже лет сто пятьдесят назад. Если тогда был телеграф. Скорее всего не было.
Но ты все равно бежишь. Переставляя ноги. Потому что – к черту этих казаков. И церковь их тоже туда. И сотника. И его дочку.
Смотришь – а там впереди поле. Или, вернее, не смотришь, а просто знаешь. И даже не впереди, а уже под тобой, и ты где-то посередине. Осталось двадцать шагов. Там наши. Кричат – давай, давай, немного еще. Машут руками. И форма такая странная. Но ты знаешь, что они русские. Потому что солдаты. И у них есть свой БТР. А сзади уже начинают лететь мины. Свистят в воздухе, и потом – бум! И еще раз. И ты удивляешься, потому что в хуторе не было миномета. Но бежать остается всего ничего. А потом – полная тишина.
И над всем полем откуда-то сзади оглушительный шепот: «Хома…»
Ты оборачиваешься и видишь ее. Но оборачиваешься очень долго.
Она шепчет: «Не уходи». Она далеко, но ты все равно слышишь. И видишь. Потому что она плачет, и ты никогда в жизни не видел такого печального лица.
И такого красивого.
Позади нее в лесу появляется что-то темное. Как туман, но страшнее. Очень страшное. Струится оттуда, обхватывает ее, уносит назад – в темноту.
«Не уходи…»
И ты просыпаешься. Потому что терпеть это больше просто нет сил.
* * *– А может, тебе автомат дать? – сказал один из казаков, когда они вышли из хаты и направились в сторону церкви. – Покроши их там всех в капусту. У меня безотказный. Я тебе еще пару лишних рожков дам.
– Дурак ты, – сказал ему Горобец. – Где же ты видел, чтобы ведьму из автомата били?
Но Виктор не слушал их. Он уже никого не слушал.
Все началось почти сразу. Пол в церкви вздрогнул, треснули плиты, и из-под земли начали появляться руки, плечи и черепа. Через секунду вокруг стоял дикий вой. Церковь гудела от крика.
Со стен осыпались какие-то твари, переплетались щупальца. Чудовища сталкивались в бешеном круговороте и рвали друг друга на части. Повсюду летели куски плоти, на стены брызгами разлеталась кровь.
Виктор чувствовал, что вся эта свистопляска с каждой минутой все теснее стягивается к нему. Но он не испытывал страха. Он вообще не испытывал ничего. Просто читал из книги. Перелистывал страницы и монотонно произносил слова.
Потому что ему было все равно. Он знал, что это неважно. Самое важное должно было произойти потом. Позже. Гораздо позже.
Он сам не понимал – откуда он это знает, но чувствовал, что это связано с его сном.
С тем, что на глазах у нее были слезы.
Гроб оставался неподвижным почти до утра. Наконец небо за окнами стало серым, и Виктор понял, что все произойдет сейчас.
Со страшным визгом панночка вылетела из гроба и стала носиться в воздухе прямо у него над головой. Она пролетала на огромной скорости мимо него, кричала что-то совсем непонятное, исчезала под куполом и тут же камнем падала вниз. Чудовища по всей церкви стали бросаться на стены, разбиваясь о них и пожирая друг друга.
Неожиданно панночка замерла, уставилась на Виктора белыми невидящими глазами и закричала безумным голосом:
– Позовите Вия!
Все остановилось на секунду, потом шевельнулось и застонало от ужаса. Виктор чувствовал, как от всех этих тварей на него хлынула волна страха. Он вдруг понял, что они боятся больше, чем он.
В окна, в щели под дверью заструился черный туман. Из каждой дыры в церковь начала просачиваться темнота. Черная, абсолютно непроницаемая для взгляда.
Тонкими вихрями она заклубилась сначала на полу, а потом стала подниматься все выше. В попытках спастись от нее твари, переполнявшие церковь, сбивались в кучи и жались по стенам, но она проглатывала их одного за другим, заливая густой чернотой все, кроме того круга, в котором стоял Виктор. Панночка металась где-то вверху, и он теперь отчетливо слышал в ее крике только ужас. В церковь вошел страх.
Внезапно панночка упала вниз и погрузилась в черную тьму почти до подбородка. Она выгнулась изо всех сил, стараясь удержать лицо над поверхностью колышущейся темноты. Черные языки коснулись ее щек и побежали к вискам. Панночка вздрогнула, повернулась к Виктору и закричала.
От ее крика у него замерло сердце. Он даже представить себе не мог, что человеческий голос может вместить столько боли.
Виктор поднял голову. Панночка смотрела прямо на него. В ее глазах была написана страшная мука.
Он помедлил секунду, потом сделал шаг вперед, нашел ее руку и резко рванул ее на себя. В следующее мгновение они оба стояли в светящемся круге.
Панночка обхватила его руками, прижавшись к нему и вцепившись ногтями ему в спину. От неожиданной боли он застонал.
Она сжимала его железным объятием. Тело ее ходило ходуном. У него едва хватало сил, чтобы устоять на ногах. Голова шла кругом.
Столб света, в котором они раскачивались от ее лихорадочной дрожи, упирался уже в самый купол. Все остальное поглотил беспросветный мрак.
Как только тьма коснулась потолка церкви, панночка вытянулась как струна, еще сильнее прижалась к Виктору и выдавила из себя три слова:
– Не смотри туда.
Он зажмурился, и в этот момент далеко в хуторе прокричал петух.
В одно мгновение тьма опала. В церкви воцарилась полная тишина.
Сдерживая дыхание, Виктор почувствовал, как страшное объятие панночки слабеет. Она тихо опустила голову ему на плечо. Сердце его билось как колокол.
– Спасибо, – еле слышно шепнула она.
Он хотел опустить ее на пол, но она опять вздрогнула, и он ясно увидел струящийся свет. Луч падал на ее голову.
– Прощай, Хома, – прошептала панночка. – Отпускаю тебя.
Ее тело безжизненно повисло у него на руках, он покачнулся, и они оба опустились на разбитые плиты пола.
* * *Сознание возвращалось к нему постепенно. Первый раз он пришел в себя от того, что рядом пели. Он открыл глаза и увидел небо, которое покачивалось и уплывало назад. Пели негромко.
Виктор слегка повернул голову и увидел верхушки деревьев. Они тоже покачивались, двигаясь куда-то вбок. В голове у него ритмично стучало. Потом кто-то сказал: «Тпру!», и деревья остановились. Стучать в голове перестало. Пахло сеном. Виктор закрыл глаза и снова провалился в беспамятство.
В следующий раз он очнулся на каком-то большом сундуке. В комнате ходили люди. Кто-то смеялся. Рядом стоял мальчик лет четырех. Он грыз огромное красное яблоко и смотрел на Виктора. Было жарко. Виктор пошевелился, чтобы столкнуть с себя чей-то овчинный тулуп, и снова потерял сознание.
Потом был раскачивающийся вагон. Кто-то поднимал Виктору голову и поил его горьким чаем. В купе заходили какие-то люди. Виктор их не узнавал.
* * *– Гражданин! – кто-то тряс его за плечо. – Гражданин, здесь лежать не положено.
Виктор поднял голову, опустил ноги со скамейки и посмотрел вокруг. Он сидел на привокзальной площади. Перед ним стоял милиционер.
– Документы, пожалуйста.
Виктор машинально достал паспорт.
– Где мы?
Милиционер посмотрел на него с усмешкой:
– Мы в Киеве. А вы – я не знаю где.
Он перелистал паспорт и протянул его Виктору.
– Ночка у вас, видно, была – будь здоров.
– Что?
Виктор непонимающе уставился на него.
– Ночь, говорю, у вас была тяжелая.
– Да, – сказал Виктор. – И не одна.
На афишной тумбе прямо напротив него был наклеен огромный плакат.
Андрiй Шевченко
Динамо (Киiв) – Милан (Италия)
15 сентября
Виктор медленно перевел взгляд с афиши на милиционера.
– Футбол, что ли?
– Да, – милиционер радостно улыбнулся. – Еле билеты достал. Завтра на республиканском стадионе.
– Так война же. Как они приедут сюда?
Милиционер уставился на него в изумлении.
– Какая война?
Виктор посмотрел вокруг. На скамейках сидели люди в ярких футболках. Неподалеку продавались цветы. Бегали дети.
– Кончилась уже?
– Что кончилось?
– Война.
Взгляд милиционера изменился.
– Может, вам «Скорую» вызвать? Вы как себя чувствуете?
Виктор вздохнул и помотал головой.
– Нет, все нормально. Извините, я просто оговорился. Скажите, во сколько ближайший поезд в Москву?
– Это вам в справочную. Милиция справок не дает.
