Елена Арсеньева - Мужчина в пробирке
– Эй, а про суп-то мы забыли! – раздался вдруг голос Лизы, и Артем аж подскочил, уронив свои листки:
– Какой суп?
Какой может быть суп, когда речь идет о гендерной дисфории?! И не о врожденной, а… приобретенной? Приобретенной насильственным путем? Или он что-то неправильно понял?
Надо все же разгадать те процентные шифровки. Вернее, трехпроцентные. Видимо, в них и кроется ответ.
– Супа больше нет, – грустно сказала Лиза, выходя из кухни. – Он весь выкипел. Но есть куриная каша с вермишелью. Такая красивенькая, оранжевая от морковки. И посредине луковица лежит. В шелухе.
– Слушай, Ли… – начал было Артем, но она сердито перебила его:
– Если ты меня назовешь Лизой, я тебя стукну.
– А как тебя называть?
– Никак, – буркнула она.
– Слушай, Никак, мне нужно еще полчаса. Если ты очень хочешь есть, то садись и ешь. А мне нужно еще полчаса! Поэтому извини, не мешай пока, ладно?
Она смотрела на него во все глаза.
– Потом расскажешь, что ты делаешь? – спросила она наконец.
– Конечно, конечно, – буркнул Артем, снова утыкаясь в бумаги и не замечая, что Лиза не уходит и по-прежнему не сводит с него глаз.
Ему было не до нее. Сейчас ему было дело только до 3 %!
Если автор – медик, а в этом Артем уже не сомневался, то он не мог обойтись без специальной терминологии. А на каком языке у медиков специальная терминология? На латыни! Так, может, это латынь? Зашифрованная латынь?!
Врачу не надо слишком напрягаться, чтобы воскресить в памяти латинский алфавит: а, b, c, d, e, f, g… и так далее. Артем выписал его на отдельном листке.
Почему 3 % стоит перед каждой буквой? А что, если это всего лишь указание на то, что именно в этом случае используется латынь? А принцип шифровки – точно такой же, как прежде, когда шифровались русские буквы?
Можно проверить по самому короткому слову: 3%ж3 %=3%б. В русском варианте ж – к, = – о, б – р. Кор? Ерунда… А вот и не ерунда, только, наверное, все же не кор, а cor! По-латыни это значит – сердце. Ну что ж, возможно, шифруется не сама буква, а звук, произношение. И о чьем сердце идет речь? Наверное, разгадка здесь: 3%ю3%ш3%т3%т3 %(401). В русском разгаданном алфавите ю – б, ш – и, т – с, здесь два т, то есть слово пишется с двумя с, на конце (401) – то есть у. Получается биссу. Латинскими буквами – bissu. Почему-то это слово ничего не говорит Артему. Но, очевидно, у этого биссу есть сердце, и оно помогает человеку одолеть гендерную дисфорию. И это самое «сердце биссу» можно создать искусственно. Это что, лекарство какое-то?
Биссу, bissu… Надо бы у какого-нибудь Гугла спросить! Артем все же не семи пядей во лбу. Всего знать не может!
Он поднял голову. Лиза сидела на диванчике и рассматривала исписанные листки.
– Ты что? – недоверчиво показала она шифрованный текст и перевод. – Ты это сейчас перевел?!
– Ну да, а что?
– Ты гений, слушай! – протянула Лиза. – Невероятно…
– А что, я, вообще-то, кажусь идиотом? – обиделся Артем. – Уверяю, это только на первый взгляд.
– Что за ерунда, никаким идиотом ты не кажешься, – усмехнулась она. – Я говорю – невероятно, что кто-то это зашифровал! Да, он сильно боялся чего-то, видимо! А что такое гендерная дисфория?
– Это… это то, что происходит с тобой, только врожденное.
– Не понимаю.
– Гендерная дисфория – это расстройство гендерной идентичности. Гендерная идентичность – это сопоставление человеком самого себя с каким-то полом. К примеру, Вася рождается, имеет первичные половые мужские признаки, осознает себя мужчиной и живет в соответствии с правилами жизни мужчины. Маша рождается, имеет первичные половые женские признаки, осознает себя женщиной и живет в соответствии с правилами жизни женщины. Но если Вася, имея первичные половые признаки и внешность мужчины, с самого рождения осознает себя женщиной, а Маша – мужчиной, это и значит, что у них случилось расстройство гендерной идентичности – или гендерная дисфория. Хочешь подробней – посмотри в Инете. Кстати, мне бы тоже там найти одно словечко.
– Не получится, – огорченно сказала Лиза. – Не могу выйти в Интернет. И Опера не открывается. Я пока комп выключила. Потом включу – может, все наладится. Такое уже бывало.
– Ладно, – разочарованно проговорил Артем. – Пошли пока что поедим, в самом деле!
– А кстати, почему ты сделал копию? Где тот листок, ну, чернильный? Докторша его забрала? Или нет?
Вдруг зазвонил Лизин телефон.
– Алло? Да, это мое имя… по документам. Кто? Оксана?.. – голос Лизы зазвучал встревоженно. – Откуда я знаю ваш телефон? А какое это имеет значение?
Артем так и подскочил.
Приложил палец к губам, схватил листок бумаги и начал быстро на нем что-то писать.
– Да ну, какая разница откуда… – мямлила Лиза, мигом сообразив, что надо потянуть время.
Артем подсунул ей исписанный листок, она прочла, кивнула и оживленно сказала в трубку:
– Ну, раз это так важно, то пожалуйста! Мне рекламку дала на улице какая-то девушка… знаете, из тех, что всякие проспекты раздают? И об этом… вспомнилось, когда… когда со мной это случилось. Вспомнилось, что целительница Оксана… вернуться к себе… все такое. Да, я помню, на прием – в шесть… нет, конечно, не опоздаю. – Положила трубку и повернулась к Артему: – Почему их так интересует, откуда я взяла телефон?!
Артем вздохнул:
– Пошли поедим. Потом расскажу. Это долгая история…
* * *Марина так до обеда и не появилась. Когда раздался звонок, возвещавший о начале перерыва, Женька ринулась вон из лаборатории первой. Пробегая мимо туалета, она взглянула на дверь с любопытством: неужели Марина все так же там и сидит, переживает? Стало ее жалко. Захотелось зайти и сказать, что не по той дорожке она пошла: для женщин – мужчины, для мужчин – женщины, а путаницу в этих делах затевать – сущее поганство. Но стоило ей вообразить, что Марина опять может накинуться на нее со своими дурацкими приставаниями, стоило вспомнить ее выбритый лобок и спущенные колготки, как стало противно до тошноты, поэтому Женька поскорей пробежала мимо. Надо было найти парикмахерскую. Потом забежать в торговый центр и…
Планы строились наполеоновские, а толку вышло – чуть. На маникюр, оказывается, нельзя просто так попасть – зайдя в парикмахерскую, как Женька заходила подстричься. Надо заранее записываться, потому что слишком много желающих. Правда, Женьке повезло. Когда она уныло двинулась было к выходу, оказалось, что клиентка не придет, время свободно, и Женька, счастливая, водрузилась за столик к голубоглазой девчонке с крошечными ручками и тоненькими пальчиками. При виде этих пальчиков Женьке стало стыдно своих лапищ и захотелось убежать прочь, но девчонка взялась за работу с невероятным энтузиазмом. Возилась она с Женькой сорок пять минут – кошмар! – уже и следующая клиентка пришла и начала ворчать, что она задерживается и всюду опаздывает. Женька и сама боялась опоздать, но когда, положив на стол пятьсот рублей, она встала из-за столика, ей показалось, что руки ей подменили. Конечно, у нее не возникло таких миндалевидных нежно-розовых ноготков, как у девочки-мастерицы, но все же ногти ее приняли очень приятную овальную форму, они теперь мягко поблескивали – их покрыли бесцветным лаком, потому что девчонка сказала, что цветные лаки «не в вашем стиле», – а кожа смягчилась после массажа так, что аж приятно стало.
– Вам нельзя запускать свои руки, – сказала мастерица. – Надо обязательно раз в неделю ходить на маникюр. Обязательно!
И посмотрела на Женьку – очень строго.
Та растерянно кивнула.
Хм… раз в неделю выкладывать по пятьсот рублей… это крутовато… зато какая неземная красота образовалась! Вот бы теперь Мальчиков ее за руку взял… вот бы удивился! И ей бы стыдно не было…
Из-за маникюра Женька никуда больше не успела, ни в какой магазин, и помчалась обратно на завод.
Марины в лаборатории не оказалось. Пальто ее с вешалки тоже исчезло. Перехватив Женькин взгляд, невзначай брошенный в сторону Марининого стола, Неля хихикнула:
– Наша красотуля приболела. Отпро…
Она, видимо, хотела сказать – отпросилась, но онемела, невзначай взглянув на Женькины руки. А тут вошел и Кощей, который очень даже не поощрял пустую болтовню в рабочее время, так что Неля замолчала надолго.
Вслед за Кощеем ворвался Мальчиков, подмигнул Женьке, кивнул, мол, все ОК, работу принес, – и уселся за свой стол.
Они все более или менее «левачили», ну а как же иначе – при такой зарплате надо же как-то жить-быть! Левачил и Кощей, но тут дела обстояли так: если у завлаба имелась какая-то сторонняя работенка, он ее делал – и закрывал глаза на аналогичные действия подчиненных. Так сказать, жил и жить давал другим. Но если сам Кощей сидел без приработка, никто не смел и рукой пошевельнуть в рабочее время в сторону не основной работы! Приходилось оставаться после звонка, который раздавался ровно в 16.30. Кощей смывался практически первым, поэтому те, кому нужно было сделать «левак», спокойно оставались и «мыли золото», как это у них называлось.
