Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается
Павлов буркнул, не глядя на Руднева:
– Я тут два дня назад получил от Розена шифровку, так в ней всего несколько слов. Зато каких: «Ниссин» и «Касуга», купленные в Италии, прошли Малаккский пролив!
– От Сингапура до Кореи пять дней хода. – Руднев зачем-то посмотрел на часы. – Вы говорили, что Соединенный флот вчера вышел из Сосебо. Так вот! Как только они встретятся, начнется война. У нас с вами сутки, от силы двое.
Секретарь держал дверь открытой. Павлов и Руднев вытерли ноги и зашли в дом. За спиной щелкнул замок – и толстая дубовая дверь отсекла их от внешнего мира. В доме пахло жареным мясом, играл патефон и тихо скользила прислуга. Возле мраморной лестницы стояли расписанные драконами вазы времен правления династии Коре, а между этажами висел портрет российского императора.
* * *После ужина, оба в домашних халатах, с трубками и бокалами легкого столового вина в руках, они сидели в кабинете Павлова и продолжали муссировать тему грядущей войны.
– Я вот что думаю: давайте «Варяг» возьмет на борт весь состав русской миссии и до выяснения обстановки будет охранять людей. При этом крейсер должен иметь возможность в любой момент покинуть Чемульпо и уйти в Порт-Артур или во Владивосток.
– Нет, это невозможно. Без приказа из Петербурга я не сделаю и шага.
– Александр Иванович, поверьте, завтра может быть поздно. Крейсер в чужом порту в случае объявления войны окажется интернированным по всем законам военного времени.
– Охотно верю. Но я не рискну взять на себя ответственность в деле свертывания миссии. Это забота государственная, и в отношении ее я зависим от воли Его Величества, представляемой здесь наместником. Отъезд же наш будет похож на провокацию, на разрыв отношений не с коварными японцами, а с безвинной Кореей, ждущей от России помощи и покровительства.
– Давайте отправим в Порт-Артур «Корейца». Курьер он, в конце концов, или не курьер! Пусть канонерка возьмет на борт почту для наместника, дипломатическую переписку и всю секретную документацию и под консульским флагом, гарантирующим неприкосновенность, завтра уйдет из Чемульпо.
Павлов изнемогал под тяжестью необходимости принятия решения, от которого могла зависеть и его жизнь.
– Хорошо! – наконец выдавил он из себя, взял со стола колокольчик и потряс его, вызывая секретаря. Приняв столь эпохальный вердикт, консул вздохнул и потянулся к бутылке. – Давайте, Всеволод Федорович, выпьем за Россию.
Командир «Варяга» протянул бокал, консул налил вино и встал. Руднев тоже поднялся.
– Какое-то зверское желание выпить не чокаясь.
– Ну полно вам. Давайте чокаясь и до дна.
Выпили и пыхнули трубками, наполняя кабинет ароматом перуанского табака. На календаре было 25 января, а на часах восемь вечера, по местному времени.
* * *В Сеуле был поздний вечер, а в далеком заснеженном Петербурге только что пробили полдень.
Курино еще раз перечитал полученную накануне из Токио телеграмму. Присланная бароном Комурой, она ставила жирную точку почти в двухлетних, абсолютно непродуктивных, а порой и бестолковых переговорах. Текст гласил, что японское правительство решило окончить ведущиеся переговоры и принять такое независимое действие, какое признает необходимым для защиты своего угрожаемого положения и для охраны своих прав и интересов.
Посланник прислушался к двум мелодичным ударам гонга. Часы пробили два часа пополудни. Ровно в четыре он должен встретиться с министром иностранных дел России, графом Ламсдорфом, и передать ему две ноты.
В первой речь шла о том, что Императорское Российское правительство последовательно отвергало путем неприемлемых поправок все предложения Японии касательно Кореи, и далее текст в основном сообщал о той терпимости, которую проявило правительство Японии, стараясь избежать войны: «…Со своей стороны Императорское Японское правительство проявило в происходивших переговорах такую меру терпения, которую могло проявить только Императорское Японское правительство. Императорское Японское правительство не имеет иного выбора, как прекратить настоящие бесполезные переговоры».
Во второй ноте все было еще больше запутано: «Истощив без результата все меры примирения, принятые для удаления из его отношений к Императорскому Российскому правительству причин будущих осложнений, и находя, что его справедливые представления и умеренные и бескорыстные предложения не получают должного им внимания, решило прервать свои дипломатические отношения с Императорским Российским правительством, каковые по названной причине перестали иметь всякое значение».
Передавая эти ноты, атташе уведомил министра иностранных дел России, что японская миссия в ближайшее время выезжает из Петербурга. Вернувшись к себе после встречи, Курино, с азиатским коварством стараясь предупредить превентивный удар России по Японии, написал Ламсдорфу письмо, в котором выражал надежду, что, несмотря на произошедший разрыв, войны все же еще удастся, быть может, избежать.
Вот это «быть может» и стало той предательской соломинкой, за которую продолжало хвататься российское правительство и которая в самый последний момент взяла и ускользнула у них из рук.
* * *После отъезда Руднева в городе начался форменный бардак. В окрестностях кто-то спилил все телеграфные столбы и срезал провода. Из-за этого в Сеуле перестал работать телеграф. Боясь погромов со стороны японцев, корейские власти на неопределенное время закрыли почту, прервав тем самым сообщение по всей стране. В дипмиссии вторые сутки не работал телефон, и Павлов не мог связаться с Чемульпо. По городу поползли упорные слухи о разрыве между Россией и Японией. Рано утром, имея беседу с чиновником по особым поручениям при дворе Коджон-вана, Павлов узнал, что Токио отозвал из Петербурга своего посланника, а японская эскадра стоит в устье реки Ялу.
26 января Павлов прислал с двумя казаками Рудневу письмо, где перечислил все, что произошло за последние сутки. Из письма было видно, что Министерство иностранных дел так не соизволило уведомить своего посла в Корее. И Александр Иванович Павлов ничего не знал о прекращении дипломатических отношений и пользовался исключительно слухами и информацией, полученной от корейских чиновников.
Капитану 1 ранга
Рудневу
Вместе с сим посылаю казака с корреспонденцией для отправки на «Корейце». Желательно, чтобы «Кореец» снялся с якоря и отправился в путь тотчас по получении корреспонденции. Сегодня вечером из секретного источника получено известие о том, что японской эскадре из нескольких военных судов предписано отправиться к устью Ялу и что высадка японских войск в значительном количестве в Чемульпо назначена на 29 января. Телеграмм никаких ниоткуда не получено.
гр. Павлов.Сеул, 26 января 1904 г.Глава 18
Порт-Артур. Январь 1904 г
За последние два месяца Истомин сбросил больше пуда. Похудевший, небритый, с обветренными и потрескавшимися от мороза губами, в грязном, перепачканном сажей тулупе и в надвинутой на глаза папахе, он был похож на беглого каторжника. И только цепкий и пристальный взгляд выдавал в нем человека, знающего, что он делает, зачем это делает и к чему стремится. С ввалившимися щеками, красными от бессонницы глазами, он день и ночь носился по городу и его окрестностям, отлавливая и выслеживая японских шпионов. По долгу службы приходилось наматывать по сотне верст за неделю, забираясь в самую глушь Северного Китая.
Каждая станция, каждый полустанок вдоль всего участка КВЖД от Порт-Артура до Мукдена были ему не то что знакомы – они были ему как родные. Выдавая себя за грузчика, студента, беглого солдата, он сутками жил в пристанционных бараках, прислушиваясь к разговорам и присматриваясь к людям. Бессмысленно было выискивать шпионов среди той массы, в которую он окунулся. Бессмысленно – потому что каждый второй шпионил на японцев. Китайские крестьяне, чиновники и даже буддийские монахи не скрывали, что японцы хорошо платят. Агентам, не знающим русского языка и не имеющим для японцев никакой ценности, платили по сорок иен, знающим русский язык – по двести иен ежемесячно. При этом плотник в Японии получал пятьдесят сун, или всего полцены в месяц.
Особенно активно японцы вербовали людей среди тех, кто обслуживал КВЖД – железную дорогу, связывающую Порт-Артур и Россию. Грузчики, обходчики, кассиры, семафорщики, водовозы, буфетчики – все имели глаза и уши, и все знали, какой состав что везет и куда идет.
«Как можно воевать, если противник все знает про военные эшелоны и грузы, идущие из Забайкалья в Порт-Артур? – писал Истомин в Петербург Лаврову. – Я не удивлюсь, если узнаю, что их агенты уже работают на территории европейской России».
Он был близок к истине как никогда.
