Маша Трауб - Вторая жизнь
– Я никого ничего не лишаю. У вас будет двухкомнатная. У тебя еще есть квартира матери.
– Ты хоть слышишь себя? Понимаешь, что говоришь? Я тебя ненавижу! Даже не думала, что так сильно! Ты мерзкий, отвратительный! И всегда был таким! Как твоя мамаша… Видеть тебя не могу. Надо было заключать брачный контракт. Мерзавец. Подлый. Насквозь подлый. Ты совершаешь предательство и даже этого не понимаешь, – бесновалась Лиза.
– Я никого не предаю. Я буду содержать Дашу. Просто прошу разменять квартиру. Я тоже имею на нее право.
– Даже слышать тебя не могу. Меня тошнит от тебя. Поверить не могу, что ты опустился до такого – делить с женщинами имущество. Тебе не стыдно? Совсем? Ты ж не мужик даже. Отребье. Мерзкое, отвратительное отребье. Да если б не я – ты бы до сих пор чужие кактусы поливал. Жил бы в говне, как тебе привычнее. Это я тебя вытащила, я помогла тебе сделать карьеру. И ты имеешь наглость делить со мной квадратные метры?
Лиза хлопнула дверью в комнату. Она слышала, как Рома ушел и как из школы вернулась Дашка. Протопала на кухню и сразу к себе в комнату. Лиза сидела в спальне и разглядывала обои. Эти обои ей особенно нравились – сложный цвет. Серо-оливковый. Интересно, а эта коллекция еще продается? Надо будет поискать такие же. Неужели это правда? Неужели Рома лишит ее дома? Ее и Дашку? А если он заберет у нее и Дашку?
Зазвонил телефон. Лиза взяла трубку, не посмотрев, кто звонит.
– Если ты не отдашь Роме квартиру, мы заберем у тебя Дашу! – услышала она истошный крик свекрови.
– Мы – это кто? – У Лизы раскалывалась голова, и ее начало подташнивать.
– Мы – это наша семья! – объявила Валентина Даниловна.
– И как вы собираетесь забрать Дашу? Как тумбочку?
– Я все узнала. Не думай, что ты самая умная. И поумнее тебя найдутся. Даше уже четырнадцать, и она может сама решать, с кем ей жить. И если ее спросят, она выберет отца. Или ты думаешь, что она останется с тобой? Да я лично приеду и поклянусь, что ты была отвратительной матерью и не исполняла родительские обязанности. Так что отдай квартиру по-хорошему. И скажи спасибо, что Рома ее делить хочет. Я считаю, что он тебя должен за дверь выставить! Не будет тебе мирового соглашения! Пусть суд решает, кому что достанется!
– До свидания, Валентина Даниловна.
– Я тебе еще не все сказала! Ты такая же сумасшедшая, как твоя мать. Я не отдам тебе Дашку! Поняла? Сколько ты измывалась над моим сыном? Тебе все мало? Да если хочешь знать, он давно тебя хотел бросить, только жалел. А я ему сразу сказала, что ты ему в подметки не годишься. Да он себе завтра нормальную женщину найдет. На кого пальцем покажет, с той и будет жить. Поняла? У тебя даже работы нет. Скажи спасибо, что Рома такой благородный и будет давать тебе деньги. Только если ты хоть копейку потратишь на себя, я узнаю. Если ты хоть помаду или колготки себе купишь из Дашкиных денег, я узнаю. И Роме все скажу. Как есть скажу.
Лиза нажала отбой. Вдруг ей стало страшно. Ведь Дашка и вправду могла выбрать отца. Остаться с ним. Назло ей. Отомстить, как могут мстить подростки – жестоко, необдуманно, неосознанно.
Лиза подошла к Дашиной двери, но в последний момент остановилась. Спросить, чтобы услышать от Дашки подтверждение слов свекрови? Нет.
Когда вечером пришел Рома, Лиза ему сказала:
– Я согласна на раздел имущества. Надеюсь, ты сможешь после этого спать.
Рома если и был удивлен ее согласию, то виду не подал.
– Я буду тебе помогать. И Даше, конечно. Я ведь смогу ее видеть в любое время?
– Конечно.
– И ты будешь ее отпускать… к бабушке?
– Да. Это все требования?
– Спасибо.
Лиза медленно, но исступленно начала ненавидеть мужа. До дрожи в руках. Когда она подписывала документы, ее трясло от слепой ярости. И она жалела только об одном: что раньше не бросила Рому, сохраняя видимость семьи. Задним умом все умные.
Пока оформлялись бумаги, нанимался риелтор для раздела имущества, Лиза жила как прежде. Ничего не изменилось. Она вяло варила суп для Дашки, перебирала бумаги, разбирала шкафы. Надо было половину выбросить. Вечером приходил Рома – из супружеской спальни он перебрался на диван в гостиной. Включал телевизор и смотрел футбол. Дашка сидела в своей комнате, не высовывая носа. Лиза даже втайне начала надеяться, что случится чудо – они не смогут разменять квартиру, не найдется вариантов, и она останется жить в своей квартире. Но вскоре начали появляться люди – смотрели жилье. Она должна была ехать и тоже что-то смотреть.
Рома, прежде равнодушный к квартирным делам – всем всегда занималась Лиза, – всех замучил. Ему не нравились предложенные варианты – одна квартира выходила на дорогу, было шумно, другая была отвергнута по причине маленькой кухни. Он измучил всех риелторов бесконечными уточнениями: «А если окна открыты, то дорогу слышно? Насколько сильно слышно? Если окна выходят на одну сторону, то душно? Насколько душно? И все-таки – при открытых окнах слышен шум трассы?» Лиза поставила только одно условие – остаться в этом районе. Дашке удобно добираться до школы, да и ей привычно. Но Рома, как выяснилось, тоже не собирался переезжать на другой конец города.
– Мы будем жить на соседних улицах? – съязвила Лиза.
– Что? Почему? – не понял Рома. – Если тебе не нравится, можем в другом районе поискать для вас с Дашкой.
– Дашка учится здесь. В другой район должен ехать ты.
– Я не хочу. Тогда мы будем редко видеться с Дашкой. А если рядом, то она всегда сможет ко мне зайти.
Лиза устала от людей, от хождений, просмотров, от Ромы, от коробок с вещами, сборов, от себя, наконец. И была согласна на все, лишь бы этот ад кончился. В тот период у нее и появились мысли о суициде или тяжелой болезни. Лиза мечтала о больнице, где было бы тихо, спокойно, где она смогла бы выспаться и не думать ни о каком разводе. Ей даже пришло на ум, что Рома не стал бы разводиться, если бы она тяжело заболела. Она представляла себя лодкой, которую несет по течению. Ненависти она уже не испытывала, только дикую усталость, глубокую обиду и жалость к себе. Ей очень хотелось, чтобы ее кто-нибудь пожалел.
Но подходящий вариант нашелся. На соседних, непересекающихся улицах, пятнадцать минут ходьбы от подъезда до подъезда. Есть шанс годами не встречаться. Обычно так и бывает – люди живут в соседних подъездах и не видятся, зато в метро сталкиваются со старыми знакомыми, которые живут на другом конце города.
Роме нравился его вариант – большая однокомнатная квартира, которая могла превратиться и в двухкомнатную. Большой метраж, огромная лоджия. Лизе подобрали двушку с двумя комнатами-пеналами. Комнаты были вытянуты, смотрелись странно. Окна выходили на одну сторону. Риелтор что-то говорил про перепланировку, снос стен и зонирование. Лиза, которая собаку съела на дизайне при оформлении квартиры, понимала, что ничего сделать нельзя. Зачем? Дашке все равно, в какой конуре жить. И ей, по всей видимости, тоже. Она согласилась. Начались сбор и упаковка вещей.
Лиза позвонила Полине:
– Помоги, я сама ничего не могу решить.
Полина приехала. Она же заказала коробки, упаковочную пленку, скотч, мусорные пакеты, все, что требуется для переезда, и все, о чем даже не подумала Лиза.
– Мне это нужно? – спросила Лиза, сидя над раскрытыми фотоальбомами.
– Конечно. Смотри, здесь Дашка маленькая, здесь ты очень красивая.
– Может, мне вырезать Рому со всех фотографий? Кажется, так делают после развода?
– Ты шутишь? Лучше упаковывай посуду. Иначе мы за месяц ничего не соберем.
– А мне нужна эта посуда или купить новую?
– Давай заберем пока эту, а там видно будет. Захочешь, купишь новую.
– Я не знаю, что делать с книгами.
– А Рома? Он их хочет забрать?
– Не знаю. Он сказал, что я могу брать все, что захочу.
– Тогда книги забираем.
– Надо обязательно забрать коврик из ванной. Он мне нравится.
– Да, как скажешь.
Пока Полина руководила грузчиками – выносили кухню, холодильник, стиральную машинку и шкафы, Лиза упаковывала мелочи – коврики, шкатулки, подносы, блюда для фруктов и корзинки для мелочей.
Рома попросил разрешения забрать диван из гостиной и телевизор.
Лиза плохо помнила, как устраивалась на новой квартире. Мебель собрали абы как, на скорую руку, – дверцы в шкафах отваливались, кровать едва поместилась в комнате. Все как-то впихивали, вставляли, приделывали, прилаживали. Роскошная кованая мебель никак не вписывалась в новые квадратные метры. Лизе было плевать. Полина и та больше переживала, что-то просила передвинуть, переставить.
В коридоре громоздились неразобранные коробки. Каждый вечер Лиза давала себе слово встать рано утром и разобрать вещи. Но утром у нее не было никаких сил. Она даже не помнила Дашку в то время. Наверное, она все-таки ходила в школу, но где ела, что делала после уроков, Лиза не знала. Она не готовила. Оставляла на тумбочке деньги, чтобы Дашка могла купить себе еды. Не звонила, не знала, сколько у Дашки уроков, есть ли дополнительные. Лиза просыпалась утром, пила кофе, смотрела телевизор, читала. Ближе к двенадцати принимала душ, переодевалась, мыла накопившиеся чашки, снова пила кофе. В три ложилась и спала до пяти. Каждый день. Ничего не могла с собой поделать – в три часа она даже стоять на ногах не могла, ее шатало, и кружилась голова. До сна она вяло поглядывала сериал и почти начала разбираться в сюжете. В пять Лиза просыпалась от голода – делала себе бутерброд, жарила яичницу, выползала в магазин за молоком, опять смотрела телевизор, пыталась что-то погладить, запускала стиральную машинку. В десять она отчаянно хотела спать. Следующий день был похож на предыдущий. Просыпалась рано, часов в шесть, – читала, пила кофе, а в семь-полвосьмого засыпала и уже не слышала, как Дашка вставала и уходила в школу.
