Вячеслав Прах - Дешевый роман
На сцене театра два призрака кружили над актерами. Зрители на секунду забыли, что это всего лишь пьеса.
– Вы женаты?
На полшага к нему подошла.
– Вы полагаете, что будь я женат, я смог бы прийти так безвкусно одетым?
– Да. Я думаю так. И дело вовсе не в том, как сидит на вас этот костюм. А в опрятности. Аккуратно подстриженные ногти, туфли начищенные, чистые волосы. Я заострила внимание больше на этом. Человек, который прекрасен к себе в таких мелочах, уважает себя достаточно для того, чтобы носить хороший пиджак. Эта мелкая деталь держит на себе весь его механизм. Разве я не права?
Сделала полшага назад.
– Да, вы совершенно правы. Я частично женат. Вдовец!
«Вдовец», – задумалась она.
«Еще бы», – не поверила Ляля.
– Вдовец… Вдовец… Вдовец, – задумчиво бормотала по кругу.
Призрак подошел снова к актрисе. На этот раз расстояние между ними было в ладонь. Как странно, она не подала даже вида. Не вздрогнула ни разу от такой сумасшедшей близости. Если бы он хоть на сантиметр наклонил голову, то его лицо столкнулось бы с ее. Дыхание оставалось по-прежнему ровным. Он протянул руку, чтобы в воздухе почувствовать, не выбивается ли ее сердце настолько сильно из груди, что вибрации в воздухе коснутся ладони. Нет. Она спокойна. Неужели она меня не чувствует?
Сделала два шага вперед, чуть не сбила его с ног. Художник успел отойти в сторону.
– Сочувствую вам. Соболезную…
Нотка грусти пролетела через весь зал и вернулась назад к адресату.
– Не стоит, – вздохнул.
– Вы прекрасны, но я смотрю на вас, как на статую. Ваша нательная ткань как будто из камня. Вам не хватает чувственности. Смиренности. Мне кажется, вы давно уже не были покорной кому-то.
Ее глаза на секунду потухли.
– Да что вы знаете обо мне? – вскрикнула героиня театра.
Он сделал навстречу ей шаг.
– Я знаю, что вы самая удивительная женщина в этой комнате. А если вы выйдете во двор, то станете самой удивительной женщиной во всей округе. Я буду рад вас сопровождать, чтобы больше никто не осмелился ненароком влюбиться в вас, кроме меня. А когда устанут ваши тонкие, стройные ноги, я возьму вас на руки и отнесу в дом…
Она закрыла глаза. Представила. Дрожь прошла по всему телу. Замечталась.
«Получилось, – радостно пронеслось в его голове. – Теперь уже дело за малым».
– А если вы захотите, чтобы я оставил вас. Вы мне только скажите, я не стану мешать. Но если я увижу, что на душе вашей грусть, я останусь и буду смешить вас. Если я увижу, что вы замерзаете, я укрою потеплее и принесу горячего чая. Какое печенье вы любите?
Улыбнулась.
– Песочное со сгущенкой.
– Хорошо, – поддержал ее он: «Я исполню».
– Ну, что же… Горько прощаться, но мне правда пора.
Посмотрел огорченно на время.
– Постойте, милый. Подойдите ко мне…
Подошел. Осмотрела всего снизу вверх. Загорелись глаза ее пылко. А руки потянулись осторожно к лицу. Приподнялась на носочках к нему и нежно разгладила его воротник. А затем гладила щеки. Он медленно наклонился к ее губам. Она пламенно прошептала…
– Я вам не верю!
Ляля еще долго находилась в ступоре. Она не могла понять, что вокруг происходит. Сцену полностью осветили. Актеры взялись за руки и подошли к краю сцены. Улыбались. В их глазах было столько жизни, столько гордости. Словно там, на пустых трибунах, ими громко восторгались. Вскрикивали «Браво!» Бросали под ноги цветы. Они кланялись лицом к пустому залу. Они чувствовали себя здесь нужными.
– Браво.
Хлопал в ладони призрак.
Они шли домой по безлюдным переулкам. Свет фонарей. Вокруг уже было темно. У них была такая традиция – не ходить одним и тем же путем. Новые маршруты открывали по-новому город, улицы, которые, казалось, уже все изведанные. Протоптанные ранее. Бывало такое, что у самого носа, у дома, они не заметили такой неприметный, узкий проулок. Он был будто перенесенный из другого города на фоне здешних улиц, строений. Выделялся он тем, что был настолько узким, что человек, склонный к полноте, ни за что бы до конца не прошел. И в нем было тихо…
– Что это было?
Ляля пришла в себя.
– Театр призраков. Я тебе о нем рассказывал.
– Ты был здесь раньше?
– Был. И не раз.
Ляля замедлила шаг и пробралась к нему под бок.
– Опиши мне его. Что ты чувствовал?
Задумался, взглянул на небо. Она последовала его взгляду.
– Бессмертие. В этом театре я купил билет на вечную жизнь. И не смотри на меня, как на умалишенного.
– Я и не думала.
– Что останется после меня. Пыль? Гроб деревянный и музыка, от которой окружающим захочется последовать за мной. Смерть не может быть последним этапом. Той завершающей ступенью, после которой идет обрыв. Я отказываюсь в это верить. Мне больно оттого, что я ничего не могу забрать с собой. Картины… Все, что у меня есть. И ты. «Кожа не холст». Даже картин у меня нет. Только ты.
Он выглядел встревоженным.
– Любой художник, поэт, музыкант. Любой из них оставит после себя свое творение. Свое нелюбимое, но признанное дитя. И этот шедевр обречет его на вечную жизнь. Он будет на слуху, даже когда от него останется пепел. Он и дальше будет жить. Только форма существования будет другой. Если мы их не видим, это не значит, что их нет.
– Я после себя ничего не оставлю, кроме той внутренней красоты, что переполняет меня, когда я рисую. Но эти мои ощущения нельзя увековечить в подрамнике. Да, эти люди рисуют за мной. Перерисовывают мои обнаженные живые работы. Но у них они получаются мертвыми, без души. Фальшивки. К тому же, подписаны чужим именем. А может, подделка – это я? Ну, подумай сама, что после меня останется? Только слух. Может, я был, а возможно, меня придумали. Вот и все мое искусство.
Ляля всю дорогу молчала. И только иногда кивала головой.
– Театр… А, о чем это я? Накипело, прости. Я однажды сходил на одну постановку, она была совершенной. Игра актеров. Они этой ролью не жили. Умирали. Перерождались в новую сущность, говорили не своим голосом. Они полностью пробирались в тела своих героев. Вокруг было шумно, весь зал был забит. И мне так захотелось встать со своего места и выйти к ним на сцену. Постоять возле них, стать призраком, чтобы они меня не видели. Не слышали моих тихих шагов. Не ощущали на себе моего присутствия. Восхищения. Моей любви. Чтобы я растворился и теплым порывом ветра рассеялся среди них. Я хотел притронуться к каждому. Будто к чему-то безупречному. Без изъянов и пятен. Абсолютная красота.
Они подошли к арке. Ледяной дождь моросил.
– В моем понимании, быть бессмертным – это приблизиться как можно ближе к прекрасному. Услышать его дыхание, прочувствовать трепет. Даже когда меня отделяет миллиметр от этого образца, я могу в него войти. И вдохнуть его запах. Я обрел бессмертие при жизни, а это удавалось немногим.
* * *1.
«Здравствуй.
Я чувствую, что силы меня покидают. Из семи миллиардов человек на Земле у меня есть только ты. И тебя у меня нет. Я слабну с каждым днем все больше. Последних два месяца я, как безногий, прикован к кровати. Встаю, чтобы выпить воды и поесть. Последних два дня я не встаю. Я бы даже закурил в постели, но вспомнил, что не курю. Не пишу, мне не о чем больше мечтать. Это тот ад, куда ты меня посылала. Быть замкнутым в собственных страхах настолько, что тело начинает отказывать. Меня по-прежнему издают, а читают тебя. И ее…
Мне страшно оттого, что ты ни один мой конверт не вскрыла. За все это время. Я тебе много писал. Когда плохо и когда хорошо, даже в постели с другой женщиной я писал о тебе. Наверное, я могу быть откровенным с тобой, если ты этого никогда не узнаешь. Я бы умер за тебя и желал, чтобы тебе прибавились мои оставшиеся годы. Я бы пожертвовал своей правой рукой, чтобы прикоснуться к твоему лицу левой. Это слова. Буквы. Запятые. Я бы погубил в себе возможность писать. Свой единственный дар, который не позволяет видеть в себе то чудовище. Кем я был, кем я стал. Главное, чтобы люди восхищались. Через буквы не видит никто, насколько писатель уродлив. Я и так погубил свой талант. Но отдал его даром.
Ляля, журавль мой. Ты ведь даже не знаешь, на что способен человек, когда он влюблен. Ты никогда не любила? Позволь, я хоть сейчас об этом скажу, и больше ни слова, ни писем, ни букв. Я готов застрелить в упор, глядя в глаза, того человека, что посмел тебе боль причинить. Ты для меня святее иконы. Женское подобие Бога. Идеал. И прежде, чем коснуться рукой, нужно снять лезвием кожу на пальцах. Для того, чтобы не оставить на твоем бархатном теле своих отпечатков.
Мне терять больше нечего. Все, что было, я потерял. И то, что у меня не было. А за тебя я готов пойти на убийство. На самый страшный грех, но на счету моем есть и страшнее, ты знаешь. Я никогда не держал оружие в руках. Ты только скажи, и я возьму. Прикажи, чтобы убил себя. Я застрелюсь.
Март».
Он нервно смотрел на часы и на дверь входную. Он кого-то ждал.
