Роман Воликов - Тень правителей
Я очумело затолкал пожитки в дорожную сумку и стремглав вылетел из гостиницы. На улице было хорошо, солнечно, даже жарко. Я достал портмоне и пересчитал деньги. Ещё на карте должно быть тысяч двадцать. Где тут отделение Сбербанка?
Я направился к центральной площади. Если до Москвы на тачку не хватит, доеду до Брянска, там уже проще, большой город, много проходящих поездов.
Отделение банка было закрыто на обед. И тут я увидел неспешно шагающего Артура Чердынцева.
– Стой, сука! – заорал я.
– Говори, кто вы такие, – я схватил его за горло.
– Вы, что, с ума сошли?! – Артур отчаянно отбивался.
– Говори, тварь, – я повалил его на землю и уселся сверху. – Задушу, пидор!
– Мы бродячие артисты, – прохрипел Артур. – Акробаты и шуты…
– Сейчас я тебе устрою акробатику, – мои пальцы сжались подобно стальному обручу.
– Милиция! – завизжал женский голос. – Человека убивают!
В глаза мне прыснули какой-то зловонной дрянью, я захлебнулся в крике и потерял сознание.
В себя я пришёл в месте, очень напоминающем камеру предварительного заключения. Из-за решетки был виден пустой, слабо освещенный коридор. Так я просидел часов, наверное, шесть, периодически впадая в дремоту. Наконец появился сотрудник полиции.
– На выход! – сказал он и открыл дверь. – Руки за спину!
В кабинетике, крохотном настолько, что стул упирался в сейф, меня ждала женщина в форме.
– Меньшиков Алексей Евгеньевич? – спросила она.
– Он самый.
– Присаживайтесь. Следователь Октябрьского УВД Подъяблонская Тамара Сергеевна.
– Как, простите? – сказал я.
– Подъяблонская, – повторила следователь. – Вы плохо меня слышите?
– Нет, нормально. Закурить бы, – сказал я.
– У нас не курят, – сказала Подъяблонская. – Поступило заявление от Дрючека Александра Павловича. Он вам знаком?
– Нет.
– Странно, – сказала следователь. – Дрючек утверждает, что вы его двоюродный брат. Также он утверждает, что вы насильственным путем вымогаете у него двадцать пять тысяч долларов, которые якобы ему одолжили. Это так?
– Послушайте, – сказал я. – У меня нет никаких братьев дрючеков, ни родных, ни двоюродных. В этом смысле, я – сирота.
– Я обязана предупредить вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Кроме того, вы имеете право воспользоваться 51 статьёй Конституции и не давать показаний вообще.
– В этом нет никакой необходимости, – сказал я. – Вы же можете проверить по своей базе всех моих ближайших родственников.
– Можем, – сказала следователь. – Алексей Евгеньевич, в принципе, я вас понимаю. Одолжили деньги непутевому родственнику, расписки не взяли. Но зачем же так грубо? Накинулись на человека средь бела дня, предыдущим вечером угрожали ему за ужином в японском ресторане.
– В вашем городе есть японский ресторан? – сказал я.
– Есть, – сказала Подъяблонская. – А вы считаете, что японские рестораны бывают только в столице? К делу приложены свидетельские показания официантки Кристины Уивер, по паспорту Клёпиковой, которая слышала, как вы нецензурно выражались в адрес Дрючека и обещали его убить, если он не вернёт деньги.
– Ну, это точно фуфел, – сказал я. – Вчера вечером я был в театре, артисты могут подтвердить.
– И где же в нашем городе находится театр? – улыбнулась следователь.
– Улица Наримановская, дом 11, – сказал я.
– Ты совсем обнаглел, – сказала следователь. – По этому адресу проживаю я. Хочешь сказать, что вечер провёл у меня дома? Может, ещё в одной постели со мной?
– Вызовите «скорую», – я с тоской посмотрел на задраенное решёткой окно. – Мне плохо.
– Только не надо симуляций, – сказала следователь. – Будем писать чистосердечное признание?
– В чём? – вяло сказал я. – Я требую адвоката.
– В падении Римской империи, – расхохоталась Подъяблонская. – Это розыгрыш, дурачок. Ленка Караулова попросила тебя немного проучить за то, что ты сбежал не попрощавшись.
– Ну, у вас, у блядей, и шуточки! – сказал я.
– Осторожнее, молодой человек! Я под тобою не лежала, хоть ты и пытался это утверждать.
– Вы на самом деле следователь или это очередная мистификация?
– На самом, – Подъяблонская показала удостоверение. – Не волнуйся, я не оборотень.
– Может быть, тогда вы потрудитесь объяснить, что это всё означает, – сказал я. – Весь этот бред. Я сошёл с ума?
– Отнюдь, – сказала следователь. – Ты вполне здравомыслящий, как и большинство других людей. Ты столкнулся с другой реальностью, она тебе показалась шокирующей. Очень вероятно, что и ты показался другой реальности тоже весьма шокирующим. Так что, баланс очевиден.
– Какая, на хрен, другая реальность? – сказал я. – Мы, что, в компьютерные игры играем?
– Играть это придумали вы, – сказала Подъяблонская. – Жрать и спать, иногда забегая в сортир, им, видите ли, скучно, вот и торчите в социальных сетях, виртуальность сделали основой жизни. У вас сплошная подмена понятий, у всех сотни друзей в контакте, хотя и не виделись никогда. Балаболите часами в интернете, зачем, для чего, давно уже сами не понимаете, думать невдомёк, знать некогда, при этом все безумно заняты. Чердынцев всего-навсего разыграл слова. «Драматицко позорище» на сербском языке просто драматический спектакль, «глумница» просто актриса, зато какой захватывающий креатив сложился, как вы выражаетесь.
– Просто актриса, – сказал я. – С пёсьей головой, которая пляшет сама по себе.
– Другая реальность, – сказала Подъяблонская. – С другими законами, с другой системой мироздания. Не хуже и не лучше, чем ваша. Другая. Но, заметь, строго последовательная. Когда зритель ведёт себя бездарно, ему отрывают голову, а не льют крокодиловы слезы на просторах интернета. Ваша же виртуальная условность всё больше напоминает безусловное блеяние овец.
– Отпустите меня, – сказал я. – Я же вам ничего плохого не сделал.
– Тебя никто и не держит, – сказала Подъяблонская. – Ты придёшь только туда, куда ты придёшь. Мы тебе не советчики и не помощники. Сделаешь какие бы то ни было выводы, хорошо. Не сделаешь, мир от этого не изменится. Ты уж сам решай, что тебе лучше. Твои предки величием и подлостью завоевали право выбора, поэтому и назвали когда-то Люцифера «несущим свет». Согласись, странное имя для дьявола.
– Я не забуду, – сказал я.
– Неважно, – сказала Подъяблонская. – Поезд в Москву отправляется через час. Поторопись.
Я лежал на нижней полке плацкартного вагона. Перед отходом поезда я успел в вокзальном буфете на глазах у обалдевших пассажиров засадить из горла бутылку водки, но заснуть всё равно не удавалось. Бессвязный поток мыслей носился в моей голове, хаотичный и сумбурный, как ухмыляющаяся рожа Васька.
– Не спится? – с верхней полки свесилась голова дракона.
Я сжался.
– Не бойся! – сказал дракон. – Я – мирный. Зовут Людвиг. Фамилия Витгенштейн. Вполне нормальный себе австрийский дракон. И вот что я тебе скажу, парень. Мои многовековые размышления на эту тему убедили меня, что как мало размышления дают для решения этих проблем. А что даёт решение, я так до сих пор и не понял. Так что, спокойной тебе ночи!..
Д О Ч Ь А К С А К А Л А
Что и говорить, обидное было прозвище. Никакой у Алки папашка был не аксакал. Папашка – его так мать называла. Сама Алла старалась произносить по-доброму: мой папа! И иногда отец. Отец звучало увесисто, солидно. Алка, когда первый раз устраивалась на работу и заполняла трудовую анкету, ей так это слово понравилось – отец, она даже добавила в анкету «мой», хорошо никто не заметил.
В общем, никакой он не аксакал, обычный клерк в обычном банке. Он ушёл из семьи, когда Алке было три года, связался с какой-то лахудрой. Это мать опять же так говорила, Алка никогда её не видела. С лахудрой отец прожил не так много, лет шесть, но в семью возвращаться не стал. Мать-то была не против, Алка хоть и кроха была, но хорошо это понимала. Но папа не захотел, и с тех пор вполне удачно холостяковал.
Встречались они регулярно, по субботам. Папа был человек застенчивый, не богатый, даже бедный по нынешним временам. Обычно зимой они ходили в «Макдональдс», летом отправлялись в парк, как в правило, в Битцу, Алка с матерью жили как раз недалеко. Однажды он повёл её в Третьяковскую галерею, но была страшенная очередь, жарко было, Алка вся извелась в этой толчее, и отец сказал: «Давай в другой раз! Поехали, наверное, в гараж».
– Поехали! – с облегчением сказала Алка.
Вот так гараж и стал главным местом их встреч в выходные. У отца была старенькая праворульная «Toyota», которую он лично когда-то, ещё до рождения Алки, пригнал из Владивостока, и всё свободное время и праздники он возился с ней в гараже.
Алка обычно устраивалась на скамеечке возле машины, гараж был большой, на восемь мест, там были всякие смешные дядьки, которые увлеченно выговаривали чудные словечки: сальники, свечи, шаровые. Пахло бензином и машинным маслом, и ей, городской девочке, этот запах приятно щекотал ноздри. Дядьки разговаривали об автомобилях, папа обихаживал свою развалюху, Алку никто не дергал, не тыркал, она сидела себе тихонечко и наблюдала за всем этим мельтешением. Иногда её даже просили пособить.
