Кристина Хуцишвили - DEVIANT
Европеизированная молодая Москва начала вводить в моду семейные ценности – и неважно, компиляция ли это чужого опыта или же отголосок американской пропаганды прошлых лет. Хорошее образование и какой-никакой, но достаток, воспринимаемый как естественное явление, дали о себе знать. Чему несказанно радо хаотичное поколение родителей, плохо говорящих по-английски.
Но в этом конкретном случае они двое оказались в тупике. И нужно принимать решение.
Она недавно вернулась из Нью-Йорка. Ездила предварительно посмотреть бизнес-школы; говорить с людьми – так этим она занималась в Москве. Но посмотреть своими глазами, пощупать и что-то выбрать, если примут везде, – совсем другое дело. За это время она приняла если не взрослое, то уж точно взвешенное решение – подавать везде, пусть даже учеба будет в Филадельфии. Это не проблема. Можно ездить.
В Нью-Йорке до этого Маша была один раз, лет в четырнадцать, тогда ей показалось, что это лучший город для таких, как она. Здесь с равной вероятностью можно умереть, развлекаясь или переутомившись на работе. Сценаристы пишут сценарии в режиме нон-стоп круглый год, а не ждут, пока их первый проект запустится, а когда-нибудь еще будет смонтирован и выйдет в прокат, как в Европе или России, потому что за это время можно сделать еще десять проектов. Офисные работники методично строят карьеру. И даже когда все сложно, в этом что-то есть. Наверное, это что-то – квинтэссенция жизни. И в Москве что-то есть. Все зависит от обстоятельств. Здесь тоже надо хотеть жить.
В Москву она вернулась с мыслью, подкравшейся незаметно, но засевшей очень глубоко. Когда решение глубоко внутри принято, становишься спокойнее и искреннее. И если его трудно было сформулировать в двух словах, то настроение обволакивало полностью.
Она была уверенной и взрослой. И если не счастливой, то, по крайней мере, живой.
Просто в 33 года, когда есть – меньше или больше – молодость, связи, возможности, мир вокруг, и на тебя уже успело обрушиться несчастье, а ты приняла его и не сдаешься, учишься жить заново, то, наверное, уже имеешь право на собственный выбор. И хоть это и бремя, но оно иное – может, пришла пора сменить им бремя того, что все уже выбрано до тебя?
Все это творчество, эта однобокая общественная жизнь – и в какой-то момент, когда уже нечего терять, возникает мысль. Если бы социально-экономическая картина оставалась такой же однообразной, можно было, как и раньше, заниматься делом, и пусть они сколько угодно тешат себя иллюзиями, ищут признания масс и тратят на это свою жизнь. За это время у вас с Георгием были бы и слава – в действительно влиятельных кругах, – и деньги. Ведь вас учили, что так правильно, более того, вы наблюдали это на примерах многих до вас. Но сначала он заболел, хотя в это невозможно было поверить – да, нас пугают такими историями, социальной рекламой и прочими средствами визуализации, но они же случаются не с нами. В группах риска совсем другие люди, и да, многие из них известны, успешны – и просто достойны. Но это другие люди.
Но так случилось, и это данность. Привыкнуть к смерти – чем не путь ничего не бояться?
Грянул кризис, и совершенно ясно, что мир меняется, и уже не очевидно, чем надо заниматься, чтобы получить славу и признание. Бонусы срезали, риск-менеджеры, исправно получая зарплату, читают на работе «Гарри Поттера», консультанты, получив от рынка вежливое «Спасибо, ваши услуги нам пока больше не нужны», терпеливо выжидают, осторожно присматривая госкорпорацию про запас. Но все это преходяще. Одна мода сменится другой. Кто-то поднимется на волне, а кому-то, менее прозорливому, не повезет. Все это не столь интересно в сравнении с тем, как меняются ценности. И в головах опять сумятица: одни не знают, куда себя деть, другие делают то, на что никогда не хватало времени. А вдруг случится привыкание к расслабленной жизни?
Или, наоборот, люди сойдут с ума оттого, что начали принадлежать сами себе. От излишней свободы и возможностей – ведь так очень легко натворить дел.
И какими стереотипами – без сомнения, желая добра – будут снабжать новые поколения из МГУ, LSE, «Коламбии»?..
Выиграет тот, кто предугадает. Выиграет тот, кто не уйдет, а продолжит игру. А значит, отъезд – не лучшая идея. Хотя неплохая, если исключить полное непонимание того, зачем он нужен.
Так что же, может, начать осуществление мечты? Снимать документальное кино, поднимая в нем все, что заблагорассудится, аккуратно, со вкусом, учитывая разные мнения, не допуская ни на мизинец даже праведной агрессии. Может быть, приходит время, когда в сфере общественной жизни окажутся востребованными лучшие умы? А вдруг наступил момент, когда необходимо взглянуть на бизнес со стороны, поработать над эффективностью принципиально иных, некоммерческих процессов – ведь общество так отстает от рынка, – чтобы через пяток лет мир других, молодых и перспективных, так же не полетел к черту. Может, чтобы получить право на судьбу, нужно сначала создать ее для кого-то еще?
* * *Москва, наши дни
E-mail То: George
За два года – расстояние от девятнадцати до двадцати одного – можно постареть. Как постарела девушка у Лимонова, бультерьерочка. За два года – от двадцати восьми до тридцати – можно разочароваться и перестать верить. За несколько недель – от зачатия до визита к врачу – можно обрести смысл жизни.
За два года в бизнес-школе ровным счетом ничего не произойдет.
Пожалуйста, не переставай меня любить, если я поступлю так. Я же поступаю так не с тобой, а с собой, я больше не пытаюсь себя любить, любить свои воспоминания. Я хочу стать взрослой, начать жить. Потому что то, что я обычно делаю, – не есть поведение взрослого человека, это такой же детский сад. Это глупые пути человеческого тщеславия, путы. Я больше не хочу, понимаешь, я хочу вырасти. Самые важные вещи, самые ключевые моменты, переломные точки – все это случается в одночасье, очень быстро. Можно трактовать их как выход накопленной критической массы, да как угодно, но дело все равно в том, что все случается быстро. Да, нужны вещи, к которым ты готовишься, планируешь – я всегда была «за»: это и поступление, и достижения, все заранее спланировано и качественно подготовлено.
Но у меня уже все хорошо, зачем идти по кругу, надо же расти. Зачем опять идти по пути наименьшего сопротивления, туда, куда надо, по плану? А я сейчас не хочу никакого плана, у меня все хорошо и без него. Я, может, сейчас хочу по выбоинам. Да, по выбоинам, одна – я уже достаточно взрослая и все решения с детства принимаю сама, и хоть они были стандартны, но для меня они были моими и выстраданными. А эта колея мне неинтересна, я хотела кем-то стать – я стала, у меня очень многое есть, и мне нужен только ты. Это было очень сложно принять, но да, я тебя не ненавижу, ты мне просто нужен. И не надо опять этой типичной до идиотизма ошибки – видеть, когда что-то нелогично, но не выявлять, а находить решение в каком-то параллельно-стандартном пути, который, как поезд, проходит где-то недалеко от твоей проблемы, но все-таки мимо, мимо.Сохранено в черновиках
* * *Москва, наши дни
В Сан-Франциско есть мост. Он называется «Золотые ворота», очень оживленный, почти достопримечательность. Каждый год с этого моста уходят люди… Больше, чем откуда бы то ни было в Америке.
Наверное, многие задают себе вопрос, почему. Почему они выбирают мост, почему именно мост в Сан-Франциско, зачем расстающемуся с жизнью ехать для этого в другой город, почему, в конце концов, их не останавливают проезжающие.
Однажды у человека по имени Эрик Стил возник вопрос, близкий к предыдущим, и он принялся искать ответ. Его документальное кино так и называется – «Мост». Около года мост непрерывно снимали, не делая из этого шоу. Неброско, аккуратно, исподтишка. Камера фиксировала людей, готовых с высоты броситься в реку. Частью их попытки удались, частью, слава богу, нет.И тут возникает один маленький нюанс.
Буду откровенной: я хочу донести до максимального числа людей свое послание и таким путем изменить мир. Это для начала означает, что я хочу изменить мир. Неважно как: в моем случае я беру камеру, фотоаппарат, диктофон – можно иначе, это все инструменты, не меняющие реальность здесь и сейчас. Но я человек, и могу действовать.
Пусть умрут несколько, но мы спасем сотни? Насколько я могу вмешиваться в реальность и насколько преступно невмешательство – из благих побуждений, ведь я хочу изменить мир?
Тут очень много вопросов, а я женщина, мне уже 32 года, скоро будет 33, и если я не отвечу сейчас, то не отвечу никогда.
Пока я не знаю ни одного ответа. Но точно знаю, что мне надо в этом разобраться.
* * *Я хочу быть, браться за дела, доводить их до конца. Быть полезным не только себе, научиться себя уважать не за эгоизм, а за значимое. Быть таким, каким бы понравился ей. Быть сильным и великодушным, уметь прощать, не мелочиться и ни о чем не жалеть. Не винить мир в своем диагнозе, быть философом, быть счастливым, не бояться целоваться, снова начать улыбаться, попадать под дождь, быть наблюдательным, злиться, радоваться, действовать, иметь мнение, читать, возмущаться, ездить за рулем, навестить Москву, заглянуть ей в глаза, сказать, что люблю их и что она еще сможет им гордиться, отпустить ее, не прогонять, обнять, больше не отпускать. Жить.
