Алиса Ганиева - Праздничная гора
– Расходитесь, расходитесь, хлеба больше нет! – заорал кто-то грубым басом.
Очередь заволновалась и рассыпалась.
5
Оставшись без хлеба, Шамиль угрюмо двинулся в сторону, но тут же в глаза ему бросилось салатовое облако, раздуваемая ветром материя, парящая меж притихших людей, слегка касаясь земли.
– Ася! – воскликнул Шамиль, завидев в этих волнах знакомый носик.
Она улыбнулась и поплыла к нему, как будто по воздуху.
– Что это на тебе? – усмехнулся Шамиль, огладывая Асин тюрбан со странным струящимся парусом и летящую тонкую ткань, свободно окутывающую фигуру.
– Вот, аврат прикрываю.
– Аврат ты, может, и прикрываешь, а внимание, наоборот, привлекаешь.
– Мне уже сделали замечание. Сказали, что внешний хиджаб должен соответствовать внутреннему хиджабу.
Ася виновато огляделась кругом.
– Просто хотелось поднять себе настроение. А то такой кавардак творится, ничего не понятно.
– А почему ты еще не в Грузии? – кольнул ее Шамиль. – Учти, я остаюсь здесь.
– Забудь про то письмо, – испуганно попросила Ася. – Ты же не будешь смеяться надо мной из-за письма?
– Любой на моем месте посмеялся бы.
– Но ты же не любой, – возразила Ася с непривычным для нее проворством.
– Где ты такая борзая стала?
– А попробуй поживи в доме без воды и света неделю! А что будет зимой? Надо уже сейчас керосинки доставать.
Последние дни Ася только и делала, что таскалась с бадьями в соседний квартал добывать воду у тамошних, более удачливых жителей. По вечерам люди запирались на все замки, жгли стеариновые свечи и пугались всякого шороха. Женщины обматывались с ног до головы, прячась от ярости уличных стражей морали, а мужчины постарше глядели исподлобья, возились с сорванными ветром коммуникациями и замолкнувшими телевизорами и тихо роптали.
– Представляешь, да, Ася? К Умукусум в квартиру ворвался какой-то иорданец и чуть не расстрелял. Руки она закрыла, а юбку надела досюда, чуть ниже колен, бывает же, – тараторила соседка, мать сероглазого верзилы, пропавшего еще зимой, но быстро раскаявшегося и помилованного специальной комиссией. Теперь соседка боялась, что бывшие соратники отомстят беспутному сыну, и поэтому сослала его на дальний кутан.
– А Султанов, который в том красном особняке жил, односельчанин мэра… Не успел, оказывается, убежать. Усы себе наклеил, переоделся, дом бросил, зеленую повязку через грудь повязал и спрятался на рыбо-консервном заводе. Его там поймали и, это, усы подожгли. Он со страху их сразу отклеивать стал и попался…
Подобных анекдотов бродило по городу множество. Люди то и дело передавали друг другу истории про схоронившихся, но найденных и наказанных военнослужащих, полицейских, аппаратных чиновников, судей, проституток и взяточников.
В конце концов Ася с братом перебрались к родственникам в густозаселенный маленький чистенький домик, где еще действовало электричество. Они включали единственный работавший канал, слушали посулы седого амира в военной форме и тихо обсуждали видеокадры, на которых ликующие люди в Дагестане и соседних республиках прославляют наступающий имарат и забрасывают булыжниками покинутые здания полицейских отделений и госинспекций.
Шамиль провожал Асю к этому домику по обезлюдевшим улицам, расписанным торжествующими призывами и прямыми угрозами в адрес неверных.
– Приходи в четверг, Шамиль, – говорила Ася. – Одному сейчас ехать опасно. Во многих районах неспокойно, на трассах стоят посты. Мы соберемся большой компанией, будет двадцать автомобилей. Поедем в Эбех. Там наши родители. А потом можно и в Чер заглянуть, это же совсем близко. Будем думать, решать. Народ это все так не спустит…
– И на той стороне тоже народ, – ответил Шамиль.
– Да, и Мадина, и еще много наших… Ты извини, что я так прямо говорю, но я знаю, почему ты здесь остался и с мамой не поехал.
– Дела были. Дядю Алихана искал.
– Да нету дяди Алихана! Убили его, наверное! – воскликнула Ася так громко, что стоявшая под деревом фигура с автоматом вышла из своего прибежища и медленно последовала за ними.
– Подожди, что ты тут хочешь сказать? – хмурился Шамиль.
– Что ты хочешь убить Оцока, мужа Мадины. И все от тебя этого ждут. То есть я не то хотела сказать, конечно, – запнулась Ася. – Не то, что ждут, но все знают, что ты так сделаешь.
– Кто все?
– Вчера у дяди Эльдара обсуждали, я слышала.
На проезжей части едко дымились кучи мусора. Зияли битыми витринами разгромленные магазины, а вместо процветавшего еще недавно кафе темнела вывеска «Клуб повышения квалификации истинных мусульман».
– Почему я должен так сделать?
– Ну как? – Асины глаза округлились, как почки. – Отомстить за оскорбление… Нет, я против убийства, но я думала, что ты просто ждешь случая. Ты, говорят, выяснял, где Мадина теперь живет.
– Что за… – Шамиль поперхнулся. – Чанда какая-то! Зачем…
Они стояли у аккуратно побеленных ворот, за которыми уже искали пропавшую Асю, и бормотали:
– Вах, вах, куда она одна побежала?!
– Извини, пожалуйста, я зачем-то хапур-чапур какой-то наплела, – заговорила Ася почти шепотом. – Заходи со мной и возьми одну буханку себе!
Она вытащила хлеб и сунула его Шамилю в руки. Пальцы ее были холодны, несмотря на жаркий и влажный воздух.
– Что? Зачем вдвоем? Что за касания? – раздался рядом грубый и даже немного сварливый голос.
Они обернулись и увидели фигуру с автоматом.
– Потому что она моя жена, – резко ответил Шамиль со жгучим раздражением.
Ася взглянула на него удивленно, махнула рукой и скрылась в воротах. Секунду придиравшийся смотрел на Шамиля без всяких слов, но потом буркнул: «Смотри у меня, проверим» – и показал спину.
Шамиль не пошел за Асей, а побрел дальше, вниз по раскуроченной улице.
«Они все ждут… ну да… ну нет», – думал он бессвязно.
Потом остановился посреди дороги и произнес про себя:
– Да пошла она, стерва. Буду я еще из-за таких руки марать! Тоже мне, иманистая!
Он поймал себя на том, что думает о Мадине с остывающим отвращением, почти равнодушием, и тут же вспомнил, что только что назвал Асю своей женой.
– Шамиль! Ле, с папкой! – раздался чей-то окрик.
В невысоком юноше, одетом в странную, вылинявшую футболку с полумесяцем и в свободные шаровары, он не сразу узнал молоденького приятеля, которого видел в последний раз в «Падишахе». Они поздоровались.
– Арсенчик, че ты, как ты?
– По-любому от души, не очкую. Такие пробитые стали все, отвечаю. Пахан квартиру продал, уехал, меня с собой тоже брал…
Шамиль недоверчиво посмотрел на его полумесяц и неопределенно кивнул.
– А ты что не поехал?
Арсен осклабился:
– Ты что, думаешь, я с этими, с лесными кентуюсь? Не-е-ет, меня друг в Чиркей зовет, завтра утром еду. Матушка вся на кисляках, меня не пускала, а я поеду, по-любому поеду. Там уже бункер есть, окопы строят, такие силы стягивают, отвечаю.
– Против кого?
– Против этих, муджахидов, же есть. Вокруг шейха вся движуха.
– Ты же раньше вроде к шейхам не ездил, – улыбнулся Шамиль.
– Ле, брат, а как еще бороться? Шейх – это сила! Он этих вахабистов выстегнет! Ты давай поезжай с нами. Там всем, говорят, гранаты выдают, пистики. Еще с девяносто девятого{Год вторжения чеченских боевиков в Дагестан.} у людей остались.
– Я уже с родственниками договорился в селуху ехать. Там у нас свой шейх есть, если его еще не задавили.
– Ай саул, брат!
– Слушай, а Нариман где?
Арсен нахмурился.
– Рашик сказал, убили его. И его, и предков его, и сеструху. Весь дом подожгли.
– Бородатые?
– А кто еще? У него же пахан в налоговой работал. Драл там со всех от души. Ты же сам знаешь, какие у него были расценки.
Арсен сплюнул под ноги, не слушая бормочущих сетований Шамиля.
– Ладно, давай, брат! Не обессудь, ждут меня.
– Давай, ха, удачи тебе! Не суетись особо. Надеюсь, увидимся, – напутствовал Шамиль, похлопывая его по плечам.
– Давай, саул тебе! И газету эту возьми тоже, она мне не нужна. Имаратская.
Шамиль зажал хлеб и папку с романом Махмуда Тагировича под мышкой и взял в ладонь листовку, изукрашенную арабской вязью и черным флагом с белой саблей и шахадой.
Перейдя железнодорожные пути прямо по шпалам, он сбежал по занесенным песком ступеням и спрыгнул на непривычно пустынный, просторный вечерний пляж. Разувшись, Шамиль вдохнул всей грудью и потопал по теплому песку вдоль грохочущего и неспокойного моря, мимо сиротливо торчащей вышки матроса-спасателя.
Вещи стесняли его движения. Он переложил их под другую руку и на ходу раскрыл газетку. Ветер не давал ему развернуть ее как следует, но Шамиль не сдавался. Около будки, где лишь месяц назад продавали сахарную вату, дежурил какой-то амбал, обвешанный патронами. Он внимательно следил за Шамилем, но не двигался с места.
6
Волны захлебывались в собственной пене, давились обломанными ракушками, шипели, растворяясь в колыхающемся песке. Шамиль теребил листок Имарата, где на первой странице обведенное рамочкой из обнаженных клинков сияло обращение амира.
