Максим Гуреев - Мама тебя любит, а ты её бесишь! (сборник)
– Не имею, – шептала девочка.
– Я тебе запрещаю…
– Я знаю.
– Я в течение двух дней ничего не буду тебе на пляже покупать.
– Не надо.
– Ни кукурузы, ни пахлавы…
– Не надо, мамочка. Только разговаривай со мной.
Дальше в очередной раз проговаривались правила, и разбору полетов наступал конец.
– Не забудь принести сдачу из бара.
(Бармен обещал вернуть деньги вечером.)
– Конечно, мамуля, – выпевала девочка.
Они обнимались, мурлыкали и клялись остаток отпуска провести в любви и согласии.
Вечером все дневные события обсуждались за нарядным столом. Из степи веяло прохладой, смаковалось вино, все пребывали в неге и покое.
– Пойду посмотрю свою, – сказала успокоившаяся мать и вышла в ночь.
А в ночи ей навстречу летело дитя, вокруг которого светился ореол недетского страдания.
– Мама! – голосил ангел. – Я тебя обманула! Я ещё купила сухарики на сдачу, а сразу тебе не сказала. Я их не ела. Я их отдала Соньке. Я буду наказана. Я сама себя накажу: я не пойду гулять, не буду смотреть телевизор, проведу весь вечер в номере.
Дочь стрекотала – мать даже не слушала. Лень. Как часовой, она вела малолетнюю преступницу к месту исполнения добровольного наказания.
– Что-то случилось? – голосом доброго следователя спросила сестра.
– Нового – ничего, – выступило обвинение.
А маленькая преступница рвалась на скамью подсудимых. Не вступая ни с кем в контакт, девочка тенью проскользнула в номер, аккуратно притворив за собой дверь.
– А вот я сейчас повторю таблицу умножения и прочитаю двойную норму Сладкова, – подобно громкоговорителю, проговорила затворница.
Взрослые поняли маневр и улыбнулись. Далее зазвонивший телефон прервал благое начинание. Отец, видимо, расспрашивал дочь о том, как та провела день.
– Да вот, – сообщала она. – Лежу в постели, читаю Сладкова. Мама с Олей и Валерой пьёт вино, – докладывала потерпевшая, ни словом не обмолвившись о произошедшем ЧП.
Сидящие на балконе еле сдерживали смех. Видимо, следующий ответ девочки был ответом на вопрос: «А что ещё делает твоя мама?»
– Ещё она ест, дышит, купается в море, загорает и пишет свои заметки.
– Больше, к сожалению, добавить нечего, – саркастически произнесла мать и выразительно посмотрела на старшую сестру.
Та улыбнулась в ответ и перевела взгляд на мужа.
– Хорошо, папочка. Я тоже тебя люблю. Пока.
Скрипнула кровать, что-то тяжёлое грохнулось на пол. «Книга», – догадалась наша героиня.
– Пойду посмотрю, – вызвалась тётка и через секунду вернулась в умилении: – Спит.
– Спит? – переспросил зять.
– Спит.
И трое взрослых, как по команде, просунули в дверь головы: на кровати лежал смуглый ангел и безмятежно улыбался во сне.
– Девочки, – прошептал растроганный зять, – а не выпить ли нам?
– За деток?
За деток.
Сборы домойКаждый вечер сестра курортницы рассуждала о своей причастности к крымской земле:
– Знаешь, я тут родилась. Это – моя земля. Здесь жили мои предки.
Всех предков родной сестры наша героиня знала наперечёт. И если ей не изменяла память, самые близкие колена их рода проживали в средней полосе России. А фактическим местом появления родной сестры на свет был роддом довольно известного провинциального городка. Сама героиня имела ту же прописку.
Но старшая сестра исполняла величальную песнь крымской земле на протяжении всех десяти дней отдыха. Происхождение песни не вызывало сомнения: дед обеих курортниц по отцовской линии был грек родом из Мариуполя. Фамилию носил татарскую, по преданию, доставшуюся ему от крымских татар. «Интересно, – думала младшая сестра, – а когда она будет в Кронштадте, что будем слушать?» Второй дед, теперь уже по материнской линии, тоже носил татарскую фамилию. К тому же действительно родился в Кронштадте. Третьего деда быть не могло, но родину сестры были готовы найти в любых местах земного шара.
Младшая, кстати, исключением не являлась. В качестве земли обетованной она выбрала европейское пространство. Зять – Египет.
Старшая сестра, боготворя крымскую землю, готова была зарыдать при мысли, что больше сюда не вернётся. Поэтому у моря зарекомендовала себя расточительницей и забросала стихию монетками.
Младшая к морю вообще не пошла. И не потому, что не любила его, а потому, что мысли её были далеки от крымских достопримечательностей. Она хотела домой. И хотя встреча с домом не сулила ей, в сущности, ничего хорошего, свидание с очередной родиной ей казалось каким-то затянувшимся. Солнце стало для неё слишком жарким, море – слишком тёплым, а ребёнок – слишком загоревшим. Ей хотелось борща, красиво сервированного стола и завершения работы над книгой очерков.
– Мама, ты соскучилась по папе? – возвращала к реальности деточка.
– Конечно, соскучилась, дорогая, – не моргнув глазом врала мать.
– Ты его правда любишь?
– Правда.
Отвечала и задумывалась. Она ничего про это не понимала. И не хотела ничего понимать, потому что мысль о разводе давно была ей неинтересна. О муже она старалась не думать, во всяком случае на отдыхе. Брак её был скорее удачей, чем разочарованием. Супруг – человеком хорошим. Отцом заботливым. Но с ним не получалось чувствовать себя защищённой и потому приходилось всегда находиться в состоянии полной боевой готовности, что было очень утомительно.
– Мама, – настаивала девица, – что мы будем есть в поезде?
– Ничего.
– Ничего? Два дня ничего?
– А что ты хочешь есть два дня?
Дочь задумалась, просканировала в уме гастрономические приоритеты и заявила:
– Можно у проводницы покупать вафли, печенье и шоколад. Боже мой, когда у меня будут карманные деньги? – то ли спросила, то ли приказала девочка.
– Когда ты их туда положишь.
– Я же не работаю.
– Так работай.
– Мне всего семь лет, ты сама говорила, что таких детей на работу не берут.
– Говорила.
– Может, ты мне за пятёрки будешь давать по рублю?
– Ага, а ты мне будешь эти рубли выдавать за приготовление еды, стирку, глажку и прочее.
– Стираешь не ты, а машинка, – ледоколом двигалась к цели девочка.
«С этим не поспоришь», – подумала мать.
– Так ты согласна? Будем жить баш на баш.
– Это как?
– Ты – мне, я – тебе.
Выражение детского личика на пару минут изменилось:
– Я не хочу.
– И я не хочу.
– Понятно, карманных денег мне не видать до…
– Совершенно верно, – прервала мать своё дитятко, и закончили они уже вместе:
– До тех пор, пока я (ты) не пойду (не пойдёшь) работать.
«Слава богу, промежуточное решение принято», – возликовала мать. И, дабы отвлечь внимание юного демагога, спросила:
– На пляж пойдёшь?
– Нет. У меня сегодня трудный день – я прощаюсь с друзьями, – скорбно промолвила девочка.
– Ну, давай, прощайся.
– Что-то мне грустно, мам, – придерживалась выбранной роли юная актриса. Но, увидев приятеля, громко заорала: – Влад! Подожди меня!
Влад её услышать не мог, потому что был глухим, хотя и не от рождения.
– Вот, блин, ничего не слышит, – пробормотала она и понеслась следом за ним, продолжая истошно орать.
По сути дела, весь этот день наша героиня провела в одиночестве. Старшие родственники прощались с морем, дочь – с друзьями. А матери, как обычно, досталась почётная миссия упаковывать чемоданы. Никакой умозрительности – сплошная предметная деятельность. От печи до порога.
С какой любовью складывались вещи, как тщательно распределялись они внутри чемодана, какой сосредоточенной она выглядела! И шумел кондиционер, и летали встревоженные мухи, и до отъезда в Симферополь оставалось два часа.
К словуДорога в Симферополь – это «Формула-1». Шофёр Саша вполне мог бы носить фамилию Шумахер. А вынужден носить другую. Потому что из Крыма.
Здесь, в Крыму, всё могло бы быть, и ничего нет. И не будет. Ближайшие двадцать пять лет.
Дорога домой, или Снова – поездОчаровательный голубой вагон. Он качается, но поезд не скорый. Поезд – пассажирский, и трепыхаться в нём две ночи – два дня.
Наша героиня думала, что дорога домой не просто сведёт на нет «положительный» эффект отдыха, но и максимально его усилит. А он был, этот эффект! Сопли, кашли и конъюнктивит. Она была близка к очередной истерике при виде того, что гипотетически могло быть названо отдохнувшим и оздоровившимся ребёнком. «Твою мать! – орала она внутри себя. – Говорила, не плавай в бассейне». Кричать не позволяли воспитание, соседи по купе и ночное время. Поэтому она методично пропитывала заваркой ватные диски (спасибо народной медицине) и выкладывала пострадавшей на глаза в полной темноте.
«Ну почему? – вела бывшая курортница внутренний диалог с собой. – Ну почему? Все люди как люди, а я словно прокажённая. Горло болит, трахеит не проходит, месячные в дорогу, два дня пути, на деньги попала, да ещё и ребёнок с букетом южных осложнений». Иногда вдруг жалобы и стоны перемежались со словами здравого смысла. Последний сообщал о расплодившихся в жару стрептококках, о том, что данный вид отдыха не подходит. «Ага! Всем подходит, а мне не подходит», – истерила она. «Ты не одна такая», – парировал ей здравый смысл.
