Александр Цыпкин - О любви. Истории и рассказы
– Ты что, ничего не знаешь? Леха же вернулся!
С Лешкой мы ходили в детский сад. Маленьким я его помню смутно, помню только, что мы играли в «войну»: мальчишки арестовывали девчонок, закрывали их в сарае и там «пытали». Меня туда Леша почему-то никогда не пускал. Сейчас, когда я слушаю магнитофонную запись моего голоса, когда мне было лет пять или шесть, удивляюсь: неужели тогда у нас были какие-то чувства друг к другу?
– С кем ты будешь танцевать завтра на утреннике? – спрашивают меня. И я недоумеваю:
– Как с кем? С Лешкой, конечно.
Потом мы пошли в первый класс. Через два года родители увезли Лешу далеко, в другой город. Я не помню, чтобы это меня как-то обеспокоило, я вообще ничего из того времени не помню. И вдруг этот голос… Купаться я не пошла…
Мы встретились снова в сентябре, когда пошли в пятый класс. Лешка опять учился с нами. В октябре я пригласила всех одноклассников на день рождения, пришел и ОН. Подарил мне большую куклу и предложил дружбу. Между нами была необычная дружба, а может и обычная, я не могу об этом судить даже сейчас, когда я уже зрелая, умудренная опытом женщина.
Мы вместе ходили в музыкальную школу, где я играла на фортепиано, он – на гитаре, были солистами в хоре. У него прекрасный голос, талант от Бога! Потом шли в спортзал, играли в баскетбол, и он провожал меня домой. Я была диковатой: мы шли на расстоянии, я не разрешала ему даже держать меня за руку. В общем, как раньше говорили: гуляли «как пионеры».
К седьмому классу все изменилось. Лешка резко повзрослел, стал любимцем компаний, потому что играл на гитаре, пел, и его обожали девчонки, часто даже старше его. Он ходил на дискотеки, в походы с ночевкой, гонял на мотоцикле, знал толк в моде, и его интересы не совпадали с моими. Я жила с бабушкой, была отличницей, сидела дома за уроками и всякими «глупостями» не занималась. Он делал мне замечания по поводу прически и одежды, мне было обидно, но я прислушивалась к его советам. Потом Лешка занял первое место на всероссийском конкурсе юных исполнителей, его взяли без экзаменов в Гнесинку. Он уже написал заявление, но отец запретил, считая, что быть певцом – несерьезно. И он поступил серьезно – после восьмого класса уехал в другой город, стал работать.
К десятому классу у меня было много поклонников – ценителей «чистой красоты». Вообще, я была бойкой, дерзкой, смелой девчонкой (только при встрече с Лешей все это куда-то девалось). После школы я поступила в педагогический на заочный и работала в школе пионервожатой.
Потом у нас начался период странных отношений. Как только я привязывалась к кому-нибудь серьезно, на горизонте нежданно-негаданно появлялся Лешка и расстраивал мои отношения. Было ощущение, что он всегда держал меня в поле зрения и неукоснительно следил за тем, чтобы в моей жизни что-то впервые случалось только с ним!
Свой первый поцелуй я помню очень хорошо. Теплым майским вечером он проводил меня домой. Стояла прозрачная тишина, небо было усеяно звездами, пьяняще душисто цвела черемуха у окна. Леша в очередной раз «увел» меня от «большой» любви. Мы стояли под черемухой, он ласково обнимал меня и смотрел своими колдовскими карими глазами. У меня голова пошла кругом: он наклонился и поцеловал меня. Этот поцелуй я долго еще чувствовала на своих губах.
Но, как только любовь во мне вспыхивала с новой силой, Лешка исчезал.
Так продолжалось до того момента, пока ему не пришла повестка из военкомата. Он появился, сказал, что любит только меня и я должна его дождаться. Как я могла усомниться в его словах, когда он имел надо мной такую власть? Через год ему дали отпуск. Он приехал каким-то чужим, грубым, неродным и пустился, как говорится, «во все тяжкие». Когда его спрашивали, почему он так поступает со мной, он отвечал, что сейчас ему нужно «оторваться по полной», а с такой девушкой, как я, это невозможно. Две недели отпуска Лешка провел в «угарном тумане». Когда очнулся и пришел проститься со мной, потому что завтра нужно было уже уезжать, ему сказали: «А ее нет – она уехала».
«Меня как молнией ударило! – вспоминает сейчас об этом Лешка. – Я рвал на себе волосы, но было поздно». Когда он вернулся к себе в часть, пацаны подлили масла в огонь:
– У вас хоть было что-то или нет?
– Нет, конечно, я же ее берег, для себя берег!
– Ну и дурак!
Пока Лешка отгуливал свой отпуск, я не страдала и не плакала, как это было раньше, а решила уехать на Байкал, где служил мой дядя-капитан. Четыре дня мы ехали поездом, потом три часа на такси, пока не добрались до военного городка. Утром я подошла к окну: никогда до этого я не видела такого количества людей в форме! В городке я прожила год, работала художником-оформителем в Доме офицеров. Именно здесь почувствовала себя настоящей женщиной: меня все любили, оберегали, дарили цветы, объяснялись в любви, делали предложения. Именно здесь я поняла, насколько красива и интересна людям.
В июне я взяла отпуск и поехала к себе домой: начиналась летняя сессия в институте. Фирменный поезд «Татарстан» привез меня на родину. Как же все-таки хорошо, что у человека есть родина! На Байкале, конечно, красиво: горы, багульник, поля желтых и белых маков. Но там нет елей, нет подснежников, берез и того родного духа, которого так не хватает на чужбине.
В первый же вечер я решила навестить подругу (оказалось, что она лежит в больнице). По дороге я встретила свою классную руководительницу. Она не без злорадства сообщила, что Лешка женится – в августе свадьба. На ком – меня не интересовало, и вообще, я эту новость встретила довольно равнодушно: прошел год, как мы не виделись, страсти улеглись, и после сессии я собиралась уезжать обратно.
Подруга обрадовалась встрече, мы мило поболтали. Тут открывается дверь, и входит Лешка (скажете, не судьба?). У него разболелся зуб, и он пришел в больницу за обезболивающим.
– Привет! – начал первым Леша с какой-то несмелой улыбкой.
– Привет! Слыхала, женишься скоро! – дерзко ответила я.
– Женюсь. Свидетельницей пойдешь? – парировал он.
– Нет, я вашу любовь не свидетельствую, – с вызовом осадила его я. – Салаты крошить приду!
– Дура! – с какой-то грустью закончил он наш разговор и ушел.
В одиннадцать вечера на улице раздался негромкий свист. Я выглянула в окно: там стоял Леша. Я решила выйти и расставить все точки над i. Мы пошли по шоссе в сторону реки, всю дорогу я ему что-то высказывала, чем-то возмущалась, злилась. Он слушал, молча смотрел на меня, а потом схватил в охапку и стал целовать, целовать!.. Сначала я пыталась вырваться – да куда там! Тут вся моя любовь к нему с новой силой вырвалась наружу, я вся растворилась в нем: родной голос, запах волос, ласковые руки – и куда делась дерзкая, самоуверенная девушка?..
В августе действительно была свадьба – наша с Лешей.
Мы вместе уже двадцать пять лет – скоро серебряный юбилей. Говорят: любовь – продукт скоропортящийся. Не верьте! С годами мы становимся ближе друг к другу, и любовь наша стала еще крепче. Говорят: первая любовь забывается и не приносит счастья. Неправда! У нас два сына, и я теперь наслаждаюсь звуком трех абсолютно одинаковых мужских голосов. Скоро свадьба нашего старшего сына, и мы желаем ему, чтобы его любовь прошла все испытания и с каждым годом становилась только сильнее.
С тобой и без тебя
Майя Кучерская Химия «жду»
Все начиналось с воздуха. Менялся его химический состав.
Что-то из него вынимали. Точно обтесывали потихоньку один, затем другой атом молекулы кислорода. Снимали легкую стружку. Работа шла незаметно, но споро! – вскоре кислород исчезал вовсе, вытеснялся углекислым газом. Или каким-то другим, он не знал. Дышать становилось тяжелее. А газ все сочился да сочился сквозь – из-под закрытой двери, струился из щелей окон, прорезей паркета, невидимых вентиляционных отверстий в потолке. Постепенно он начинал его видеть: полупрозрачный беловатый пар без запаха, комнатной температуры, вроде бы безобидный. Но пар уплотнялся, превращался в синеватый дымок. Кутающий душу тесно, смертно. Травил.
Дымок был тоской по ней. Тоска нарастала, в кабинете уже нельзя было находиться! Дым ел глаза, летучими, но жесткими когтями драл горло – он одевался, почти бежал на улицу, заранее зная: бесполезно. Свежий воздух – как ни свеж, как ни пронизан ароматами весны, лета, осени – не растворит. Ядовитое облако не рассеет. Потому что оно стоит в нем угрюмым колом, давит на горло изнутри. В конце концов какая-то тонкая стенка внутри прорывалась, пробивая трещину, – и тогда душу заливало бешенство.
Задыхаясь в едких испарениях, он мечтал удушить и ее. Налечь всем весом, коленом – на грудь, нажать на горло, никаких подушек, играем в открытую – ощущая ее тело, ее тепло и сопротивление. Ладони одна на другой, горячая длинная шея, да кого теперь волнует ее длина, он усмехался – сонная артерия бьется, сопротивляется, хочет жить.
