Ильдар Абузяров - ХУШ. Роман одной недели
– Она уже замужем! – вцепился в руку шейха Али. – Но я прошу, умоляю вас, не убейте нашу любовь запретом, благословите, не откажите, не бросьте нас. Дайте совет, как нам быть дальше!
Али умолял, наблюдая, как еще в бoльшем нервном тике задергалась половина лица шейха, в то время как другая половина заметно помрачнела.
9Минуты молчания были невыносимы для бедного юноши, пока, наконец, шейх спросил, замужем за каким, за хорошим или плохим, человеком его возлюбленная.
– Я не знаю. Но я знаю, что она тоже неравнодушна ко мне.
– Ну а муж той несчастной, кто ее муж?
– Один богатый эфенди. Он постоянно помогал их семье, и те не смогли отказать ему в сватовстве.
– Ага, значит, он неплохой человек. – Шейх еще больше задумался-почернел-занервничал. Он начал кусать пухлую губу, спрятанную под бородой, как под шерстяным одеялом.
– Я не могу дать тебе разрешение, брат, – наконец изрек он. – Вряд ли тебя утешит мой совет, но послушай. Ты сейчас влюблен, и тебя трясет от твоей любви, как меджнуна. Ты готов отказаться ради этой любви от близких и родных, от принципов и правил приличия. Ты готов отказаться от себя самого и даже от Всевышнего. А это верный признак, что ты одержим плохими джиннами. Теми, кто толкал великих правителей из-за любви на войну. Но видит Бог, что дела человеческие приведут к страшной последней битве и Судному Дню.
10Помни, брат, что желание обладать порождает агрессию. А любая агрессия ведет к великой битве сил света и тьмы. После этой битвы ты уже никогда не увидишь свою возлюбленную. Будь осторожен и поверь мне, что никто, кроме Всевышнего, не заслуживает любви. Потому что все не вечно и из тебя самого уходит молодость, а вместе с ней и любовь.
– Но могу я хотя бы повидаться с ней и выяснить, не плохо ли ей? – ухватился за мокрую соломинку Али, как собирающийся разжечь костер замерзающий путник, ибо надежда умирает последней.
– Я не могу тебе этого запретить, но должен тебя предупредить: будь осторожен. Послушай: умирающий от безответной любви тоже шахид. Ибо в этот момент он вступает один на один в схватку с энергией, именуемой любовью.
Но умереть шахидом – значит, не предать своего брата-мусульманина, не навредить любимой. Не сделать ей хуже из-за гордыни, ради желания обладать ей. Будь шахидом до смертного конца. Принеси себя в жертву. Сгори один на костре своей любви.
Глава 6
Комната матери и ребенка
Из леса я приехал поздно. Разговор получился слишком длинным и напряженным. А дни чем старше, тем короче. Вот и задержались. Вышел на Балтийском вокзале в нерешительности. То ли ждать маршрутки, то ли идти пешком.
Был риск не успеть в общагу до комендантского часа. Ждать можно долго, а идти и того дольше, если маршрутка подъедет сразу. Такая вот диалектика.
Холодно. После плохо отапливаемой электрички выйти на промозглый ветер, что может быть холоднее? Съежившись, я огляделся. Когда-то я уже ночевал на этом вокзале. Это было после того, как я не смог пройти на паром, отправлявшийся в круиз по скандинавским странам. И тогда от отчаянья я раздал все свои консервы бомжам в порту. Сайру в масле, кильку в томате, худосочные шпроты.
Почти на все деньги, что у меня были, я снял койку в Комнате матери и ребенка на этом вокзале. От обиды я решил умереть с голоду прямо в номере. Купил только двухлитровую бутыль воды, чтоб утолять жажду.
Но почему-то еда не лезла у меня из головы. Я лежал и думал: а правильно ли я сделал, что украл из дома эти консервы и раздал их бомжам? После смерти отца мы жили не слишком богато. Я думал о матери, переживает ли она? Или рада, что наконец-то от меня избавилась? Что я повзрослел и решил жить самостоятельной жизнью. Уезжая, я оставил записку, что еду поступать в техникум в другой город.
Почему-то мне казалось, что она не очень переживает. И от одной этой мысли из глаз моих непроизвольно хлынули слезы. Я плакал от собственной беспомощности и ненужности. И мои слезы лились на мельницу желания покончить жизнь самоубийством. Я уже придумывал, как сведу счеты со своей жизнью. И как совершу этот символичный акт мести миру через саморазрушение в Комнате матери и ребенка.
Помню, я тогда подумал, что шахидов-смертников от самоубийственного теракта может удержать только любовь к своим семьям. Я старался сдерживать себя и плакать тихо, чтобы не услышал коридорный. Но, как я не напрягался, с каждой новой секундой я трясся под одеялом все сильнее и сильнее. И тут меня ударил первый в моей жизни эпилептический удар. Может, я попал в резонанс с нервной энергией, а может, был сильно истощен голодом и бессонными ночами. Помню, ноги мои горели от усталости, и этот жар усталости передавался всему телу. К тому же, подсознательно я уже настроился уморить себя голодом, сделать себе еще хуже.
Как бы там ни было, я вдруг потерял контроль над своим телом разрыдался, трясясь. Теперь уже жидкость текла не только из моих глаз, но и из ноздрей и рта. Не знаю, сколько это продолжалось, но очнулся я с ощущением, словно по мне проехался танк. Тело ломило, голова раскалывалась, мозг, казалось, в трясучке отделили от черепной кости. Возможно, в припадке я даже бился затылком о стену. Брр-ррр.
2С тех пор удары повторялись раз в два месяца в самые нервные моменты. Как бы мне сейчас не перенервничать! Я стою на остановке уже полчаса, ожидая транспорта и пританцовывая. Помню, когда меня выставили из Комнаты матери и ребенка, в одну из первых ночей я вот так же припрыгивал, чтобы согреться, под музыку, льющуюся, как мне казалось, неизвестно откуда. Я хотел дождаться, когда пролетит короткая ночь.
– Ты что, придурок, сорвался раньше времени? – остановился возле меня какой-то паренек. – Здесь не танцуют, танцпол там, – указал он пальцем, которым секунду назад крутил у виска.
Паренек был не один, а с компанией, видимо, он желал поостроумничать перед девушками.
Сделав вид, что я, собственно, и направлялся на танцпол, я оказался у дверей ночного клуба нового типа. Внизу, в холле первого этажа, многочисленные кафешки, бары и игровые автоматы. А наверху, как в современных кинотеатрах у входа в зал, контролеры надрывали билеты, принимали плату за удовольствие подпрыгивать друг перед другом при шумовых и световых эффектах.
«Хитро, – подумал я, – отдельная плата за каждое отдельное удовольствие. А вкупе искусно расставленные силки для каждого вида мании – будь то игромания, клубомания, женомания или обжорство с изыском. Ведь сегодня люди не хотят покупать кота в мешке».
В общем, я тогда уже нес бред. Усевшись на мягкое кресло, обтянутое синей кожей, я стал наблюдать, как двое мальчишек перекидывали друг другу шайбу по поверхности игрового стола. В руках у них были щитки, похожие на скребки строителей-отделочников. Шайба отскакивала от стен и резко меняла направление. «Аэрохоккей» – одно название игры чего стоит! Представьте, что вы висите вверх тормашками, или хоккеисты обрели крылья. Металлическая гладкая поверхность отражала «Cega Rally», «Virtu Cop 3» и другие грезы подростков.
Странно, как родители их отпустили в такой поздний час, подумал я, глядя на этих подростков. Я сидел и смотрел, пока это мельтешение в глазах не начало меня вводить в состояние гипнотического сна.
Но тут ко мне подошел охранник и щелчком по носу вывел меня из гипноза:
– Эй, подъем! У нас здесь нельзя спать.
– Я в порядке! – сказал я, как боксер говорит рефери после нокдауна. И, ожидая, что в следующую секунду он спросит мое имя и возраст, уже полез в карман за документами.
3Я старался как можно быстрее прийти в себя и изобразить ясный взгляд.
Но охранник больше ничего не спросил. И тогда, понимая, что не так легко выйти из навалившегося сна, я пошел в туалет умыть лицо.
– Эй, дебил, это не танцпол, это туалет! – цепанул меня все тот же юморист с улицы. Я узнал его по голосу. Видимо, он еще там заприметил для себя безответную жертву.
– Или ты хочешь здесь станцевать для нас стриптиз? – продолжал изгаляться парень. Он мог себе это позволить. «Здоровый бугай, – подумал я, оглядев его в зеркале над раковиной. – И уже пьяный, как и вся компания».
Ничего не оставалось, как терпеть его шуточки, умываясь, словно плевком, горько-соленой грязной водой. Я не хотел с ними связываться. Главное для меня было провести прохладную ночь в тепле. А днем можно будет поспать где-нибудь на лавочке под лучами солнца.
Но, если честно, в тот момент меня еще и страх охватил – их было несколько, пьяных здоровых парней. А я один в незнакомом городе.
Помню, я специально долго умывался, ожидая, когда они натешатся и уйдут из туалета.
Но вода не помогла. От собственного страха и малодушия меня начало тошнить. Стыдно и противно. Примерно с такими ощущениями я не спеша возвращался на свое место. И только подходя, увидел, что у игровых автоматов играющие ребятишки сцепились из-за чего-то с компанией из туалета. Может, не поделили выигрыш или очередность игры. В голове от хлопков, шума автоматов, пистолетных выстрелов, музыки сыпавшихся денег и нескольких бессонных ночей шумело-звенело.
