Владимир Гой - Стертые времена
Я обнял Лану сзади за плечи и прижал к себе, вдыхая запах её волос, мои руки бесстыдно, но нежно стали ласкать её грудь, она повернулась ко мне, подставляя свои губы. Ничего не говоря, я взял её за руку и повел в кемпинг, где был мой арендованный домик. Возле самых дверей она спросила:
– Ты не будешь потом об этом жалеть?
– Главное, чтобы потом об этом не пожалела ты!
Она промолчала, и я открыл дверь…
Утром я проснулся от дождя, который настойчиво барабанил по крыше, как непрошеный гость. На Лиго он, как назло, обычно начинается уже вечером, но на сей раз сделал исключение и начался под утро. Серый свет проникал через окно и освещал наше убогое пристанище. Лана спала у меня на руке, доверчиво прижимаясь ко мне всем телом. Её тёмная коса растрепалась от вчерашних бурных ласк, и мне казалось, что так она стала ещё красивее. Я осторожно освободил свою руку и решил пойти искупаться под дождём, чтобы стать посвежее. Тихонько закрыв за собой дверь, в одних трусах дошёл до моря, попробовал воду ногой и медленно стал заходить.
Вдруг я услышал за спиной скрип песка – это Лана, полностью обнажённая, с разбегу бросилась в море, обдав меня брызгами, и поплыла. Я сразу нырнул вслед за ней и через несколько метров её нагнал.
– Ты за мной следила? – отплёвываясь от солёной воды, спросил я.
Она поплыла на спине, и её грудь казалась мне двумя маленькими островками, на которых я бы с удовольствием поселился.
– Дома я каждое утро принимаю холодный душ или бегу купаться на реку. И мне там стало страшно одной, я не люблю быть одна в незнакомом месте.
Я подплыл к ней и обнял её под водой, она прижалась ко мне, а потом резко меня оттолкнула и быстро поплыла к берегу. Я её почти догнал возле самого домика, но она, смеясь, захлопнула дверь перед моим носом. Так я никого не целовал уже давно – каждый поцелуй был вершиной наслаждения, словно я впитывал в себя какое-то волшебство. Мне казалось, что меня снова осчастливила своим присутствием любовь.
В полдень кто-то начал упорно стучать в двери, мне пришлось встать с кровати и открыть. Это была администратор кемпинга, толстая тётка с большим жёлтым зонтом.
– Вы должны были освободить номер до двенадцати, а сейчас уже половина первого! У нас этот домик ждут новые гости.
– А я не могу его продлить ещё на сутки?
– Нет! – прозвучало безапелляционно.
– Ладно, мы сейчас соберёмся!
Лана потягивалась на кровати, пытаясь проснуться.
– И хорошо, что мы уезжаем, мне завтра на работу! – и чуть погодя добавила: – А тебе ведь надо к семье!
Это было сказано без иронии, скорее, с заботой. Я не говорил ей, что моя семья сейчас на Мальте. И теперь не сказал.
– Да, конечно, лучше ехать! – и мы стали быстро собираться.
Огромный развесистый дуб стоял у края дороги, закрывая от проливного дождя своей могучей кроной целый мир птиц, которые расселись на его ветвях. Пока мы до него добежали, я вымок до нитки, а Лану спасла моя куртка на ее хрупких плечах – она замочила лишь ноги и подол. День выдался прохладный, я прижал её к себе и чувствовал, как она дрожит то ли от холода, то ли от моего прикосновения. Мне всё время хотелось её целовать в эти влажные губы, мокрое от дождя лицо, глубокие, как омут, глаза. Вдали показался рейсовый автобус, и мы бросились бежать что было сил к остановке, до которой было метров триста, и пока мы бежали, она не отпускала мою руку. Автобус был почти пустой, мы забрались на высокое переднее сиденье, я её обнял одной рукой и прижал к себе. Мы возвращались в Ригу. Я чувствовал себя очень счастливым, хотя отлично понимал, что никакого серьёзного продолжения этого романа быть не может. Это понимала и она.
Когда мы вышли на автовокзале, я сразу почувствовал в ней напряжённость, мне казалось, что она начинает волноваться, что нас могут увидеть или её, или мои знакомые. Между нами пролегла невидимая полоса, которая была стёрта там, далеко. Я проводил её до трамвая, и мы расстались. Когда я хотел поцеловать её на прощание, она отстранилась. Я смотрел, как она зашла в трамвай, пробила талончик и села возле окна; заметив, что я не ухожу и смотрю на неё, Лана приложила пальцы к губам, а потом приложила их к стеклу и грустно улыбнулась. Трамвай зазвенел и тронулся с места. Как мне не хотелось, чтобы она уезжала, но удерживать её я тоже не мог. Мне нечего было ей предложить.
Глава 28
На третий день мы стали собираться домой, надо было ещё пересечь всю Западную Европу, поэтому задерживаться мы не стали. В последний вечер перед отъездом мы пошли к Руди в «Нептун», решив полакомиться его потрясающими скампиями с соусом а‑ля «Мадагаскар», откуда он был родом.
Он встретил нас со слезами на глазах, как близких родственников, долго обнимал меня и расцеловывал Валерию, потом сбегал за своей женой, с которой мы тоже были немного знакомы. За эти четыре года они совсем не изменились. Мы сели за столик поближе к морю, и Руди сразу спросил:
– Как всегда, «Шабли» и скампии? – и ушёл на кухню распорядиться.
Валерия смотрела куда-то вдаль в сторону моря и, кажется, говорила не со мной, а сама с собой:
– Мне так нравятся эти два дня – день приезда и последний день перед отъездом. В первый день ты ощущаешь радость оттого, что ты снова здесь, а в последний к тебе приходит грусть оттого, что ты уезжаешь, и радость оттого, что ты пока ещё здесь. Этот бирюзовый цвет моря, эти запахи лета! Я бы мечтала тут жить! И знаю одно: пройдёт время, и я буду безумно скучать по дому, нашему холодному морю, и серому небу, и настоящей зиме. Но я бы себя пересилила и осталась тут! – и мы стали смеяться. – А ты бы хотел тут жить?
– Не знаю, наверное, заскучал бы. А может, и нет!
Руди принёс бутылку «Шабли» и сразу сказал:
– Я угощаю, мы ведь так давно не виделись! – и разлил по бокалам моё любимое вино. Мы выпили за встречу, и он спросил: – Как там Жорж? Он приедет в этом году навестить свою маму?
Я пожал плечами:
– Не знаю. У него сейчас очень много работы, он ведь главный врач в пансионате геронтологии.
– Ооо! – протянул Руди. – Тогда мне надо ему позвонить и пристроить свою тёщу, ей уже восемьдесят два. В его руки моя жена, наверное, согласится её отдать! – и он попросил у меня телефон Жоржа. Быстро записал его на обрывке от счёта и довольный побежал смотреть, как там наши скампии.
Я начинаю язвить:
– Он, наверное, думает, что мы приехали сюда только вчера и на две недели. И эта бутылка «Шабли» – как крючок во время рыбалки, чтобы мы завтра снова пришли! Ох и расстроится он, если узнает, что завтра мы уезжаем!
– Не суди по себе! Мне кажется, он это делает от души, просто человеку хочется выпить, жена не даёт, а мы хороший повод! – Её теория мне нравится, но я в неё не верю.
– Валерия, смотри, у всех одна проблема: быстрее избавиться от стариков. Придёт и наше время, если доживём! Правда, у нас нет таких хороших пансионатов, как у них, наши больше похожи на ночлежки для бомжей, по нескольку человек в одной комнате!..
Она меня перебила:
– Не надо о грустном! Смотри, какой прекрасный вид! И лучше умереть во время бега по берегу моря, чем в пансионате немощным и обложенным грелками!
Каждый раз я пытаюсь выведать у Руди рецепт соуса, но он в ответ только улыбается и ни за что не выдает секрет. Так и на этот раз – он мне рассказывает, как готовить лосось в шампанском, но про свой соус ни слова.
– Может, ещё вина? – спрашивает он.
От вина отказываюсь, завтра рано выезжать. Сегодня мы тут долго не задерживаемся, так же тепло прощаемся с Руди и поднимаемся от берега на променад.
Вечером тут, как всегда, людно, я замечаю издали пеструю группу цыганок, вышедших на промысел. Мне не хочется портить свой последний день отдыха, и я, ничего не говоря Валерии, предлагаю ей пойти в другую сторону. Минут через десять замечаю, что и там такая же небольшая стая этих хищных ворон поджидает зевак. Тогда я перевожу Леру на другую сторону дороги, и мы возвращаемся в отель. Тут мы задерживаемся на полчаса в баре, где выпиваем по коктейлю, и уходим в номер. Это был наш последний вечер в Ницце.
Дороги. Как я люблю это слово! В нём есть и романтика, и авантюризм, и мечты. Мне нравится, как за окном меняется пейзаж – вдруг вырастают горы, и ты поднимаешься по ним почти до самых небес. Потом спускаешься с них и едешь по сплошным равнинам, пересекая реки и озёра. Мне нравится пить кофе в придорожных кафе или на заправках, разминая усталую от долгого сидения спину и затёкшие ноги. Я люблю чувствовать скорость, слышать рык мотора и ощущать, как машина слушается руля. Мне не нравится летать самолётами, которыми управляет неизвестно кто, а ты должен вверять ему свою жизнь. Если ты прилетаешь за несколько часов в другую страну, неужели потом сможешь назвать себя путешественником? Навряд ли! Считай, что тебя просто кто-то переместил в пространстве, и ты вдруг очутился в другом месте, за сотни километров, а путешествие от слова «путь», а не «полёт». А путь надо пройти ногами или хотя бы проехать на машине, чтобы ощутить его.
