Таньчо Иванса - НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник)
Неизвестно как ей жилось в том кафе. Оно не то чтобы плохое. Нет, обычное, даже лучше некоторых других, потому что в центре, потому что не бар какой-нибудь, а самое настоящее кафе-кондитерская. Пирожные, чаи разных сортов, пирожки и булочки. Но я увидела эту ложку, и многое поняла о ее существовании. Не знаю почему, я не особо склонна к фантазированию на отвлеченные темы. Прямо скажем, это совсем уж какой-то необычный случай.
Дело не во мне, а в ней – ложке из желтого металла. Я узнала, что она не любит сладкое. Невозможно представить, как она выносила бесконечные приторные десерты, которыми кормили своих возлюбленных чинные посетители. Еще – она не любит детский плач, зимой, когда малышам не разрешают есть мороженое. Но ей очень нравиться нежиться в объятиях нежных зеленых листьев в хрустальных бокалах, когда ею размешивают сахар в мятном чае.
Иногда ложка развлекается размышлениями о том, что за звуки издают посетители кафетерия и небольшое приспособление больше похожее не на человека, а на машину для приготовления булочек, которое издает звуки то близкие к человеческой речи, то вообще нечто громкое и нечленораздельное. Но не больно-то нужно Ложке разделять эти самые члены. Ложки не понимают смысл человеческих слов, зато они хорошо улавливают настроение. Но у людей, которые едят сладкое, обычно очень плохое настроение. Они пытаются его исправить, отправляя во влажные рты кучки густого, очень сладкого крема.
При этом мужчины остаются равнодушны к своему желанию съесть чего-нибудь калорийного, да и пирожные покупают редко, но женщины… Ложка никак не могла понять, для чего есть сладкое и тут же ругать себя за это и нервничать по поводу собственной фигуры.
Это очень неприятно, когда тебя держит в руках нервная женщина. Потому что ее руки потные и липкие, к тому же очень горячие. А Ложка терпеть этого не может.
В тот день я поняла, что хоть Ложке и скучно живется в кафе, она все-таки немного рада такой жизни. Просто она помнит те времена, когда валялась в темной пыльной коробке в огромном шумном помещении. В нем обитали странные машины с роговидными полозьями, которыми они цепляли соседние ящики один за другим и отвозили куда-то.
Ложка помнила, как ей было страшно, что когда-нибудь они схватят и ту коробку, в которой она лежала вместе с сотней подруг. Позже, конечно, оказалось, что бояться было нечего, однако, воспоминания были не из приятных.
И еще я поняла, что Ложка из желтого металла очень любопытна. Иногда она специально падает под стол, чтобы посмотреть что там, внизу. Иногда, еще и в женские сумки умудряется попасть. Женщины часто ставят сумки у ног, чтобы никто чужой не взял. Так вот, Ложка всегда удивляется, что в разных женских сумках, лежат практически одинаковые вещи. Она не знает, для чего они предназначены, но это и не важно. Для нее важно узнавать новое или подтверждать старое.
И, конечно же, ровно через пять минут как я брякнула судьбоносную для ложки фразу, я поняла, что ей безумно интересно посмотреть, что находиться там, за большими стеклянными дверями.
Помню, я просто бросила вскользь:
– Это так несправедливо, находиться всю жизнь на одном и том же месте и переживать одно и тоже: тебя пачкают, потом моют, затем снова пачкают. Одно и то же место, одни и те же руки… Давайте, отнесем ее в какое-нибудь другое место. Пусть хоть мир посмотрит!
Сказала и засмеялась. Сказала и поняла, что не шучу. Ну и еще многое поняла, о чем уже упоминала. Но вы остались серьезны – вы вообще редко улыбаетесь. Просто взяли чистую салфетку, оттерли ей ложку от остатков съеденного вами десерта и оглянувшись – не смотрят ли – кинули ее в карман куртки.
Мне было смешно. Большей частью потому, что я не ожидала от серьезного и солидного человека, более того – моего начальника, такой реакции на мою хулиганскую провокацию.
Моя невольно брошенная шутливая фраза и все – судьба ложки оказалась предрешена.
Мы ее украли. Вынесли тайком. Нас могли поймать, но никто ничего не заметил. Потом долго смеялись, потому что непонятно что с этой несчастной ложкой делать. На улице зима, к тому же темно, стоило ли выносить ее из теплого кафе? Теперь она будет мерзнуть и проклинать нас, – думала я позже, садясь в поезд метро.
Мы не нашли ничего лучше, чем поставить ее в сугроб. А я всю следующую неделю вспоминала об этом и жалела, что мы не отнесли ложку подальше от кафе. Сами же сорвали весь первоначальный замысел. Ужас!
Но думаю, что она все-таки осталась довольна. Во-первых, потому, что она железная и ей не бывает холодно, только приятно или неприятно. И, конечно же, потому, что Ложка впервые увидела, почувствовала и узнала Снег.
Кстати, я видела Ложку неделю назад. Именно ее, но не там, где мы ее оставили, а намного дальше – у памятника в парке Пушкина. Вы знаете, там всегда тусуются студенты-медики, потому что рядом Медуниверситет! Она лежала у подножия, прямо в луже. Но была чистой и какой-то… светлой, что ли. Я забрала ее с собой. Отогрела немного, высушила. Ну и поболтала с ней, как водиться, о своем, о женском. А на следующий день оставила ее на лавке в Мариинском парке. Пусть насладиться воскресным концертом!
Так что если вы найдете ее, передавайте от меня привет!
О городах и проклятиях
Уж не знаю каким ветром нас с Танюхой занесло ранним весенним утром на Замковую гору. Но факт остается фактом – сидим на молодой траве, чуть ли не в самой высокой точке Киев-града и трепимся обо всем и ни о чем сразу – как будто нам мало прекрасного пустого трепа дома.
Внизу одна из самых старых городских улиц, на горизонте – вечно закрытый, но от этого не менее внушительный, Андреевский собор и мы, обдуваемые несколькими ветрами сразу, зрим сверху вниз на окружающее нас великолепие и почти все время смеемся.
Хотя, надо отметить, что Замковая гора – не место для веселья…
Ладно, объясню почему. Все-таки много хороших веселых людей рождены не в славном граде Киеве, а в иных, большей частью, незнакомых мне городах.
Громкое название да крылья фантазии уже унесли вас, наверное, в ту славную эпоху, когда замки были домами, а не музеями, где существовали феодалы, крестьяне, злобные инквизиторы, романтические ведьмы, принцы и балы. Ничего подобного! Замковая гора не имеет ничего общего с тем, что вы, должно быть, уже успели себе представить!
Во-первых, на ней нет замка.
Замковая гора – не что иное как холм, сплошь заросший деревьями и кустами. Пробираясь сквозь густые заросли на его вершину, иногда натыкаешься на разграбленные, сваленные с постаментов дореволюционные могильные памятники. На полуразрушенные склепы, украшенные граффити заботливыми сатанистами, кои на всем, что плохо стоит, стараются сохранить для потомков традиции современной наскальной живописи. На одиноких путников с диким непонимающим опохмельным взором… И тому подобные шедевры современной урбанистической культуры. Еще, на самой вершине Замковой горы, можно встретить художников, самозабвенно пачкающих холсты, с приличествующей торжественности момента серьезностью. Вот такая романтическая обстановка!..
И что мы с Нюхой забыли на этой горе – непонятно. Хотя, к чести несчастного холма можно добавить, что ежели умеючи, то с такой высоты получаются великолепные фотографии. Собственно за этим мы сюда и приехали. И уже даже справились, а теперь просто отдыхаем от непосильных фотографических трудов.
Неожиданно моя тезка, подружка и практически сестренка в одном лице говорит:
– Ты знаешь, на юге Германии есть небольшой городок. Название не скажу – не помню. Да и не в названии дело. Жители этого городка нарушили великое правило и теперь прокляты на веки вечные.
– Какое правило? – интересуюсь, трепеща и предвкушая сногсшибательную историю, ибо других в Нюшином организме не водится.
– Не правило, а ПРАВИЛО, – серьезно уточняет она. – Понимаешь, еще четыреста лет назад городок этот ничем не отличался от других сотен подобных поселений Германии – тихий, чинный и самодовольный. За одним исключением – умирали горожане редко и не от болезней или старости, а оттого, что некоторые люди просто устают быть. А так – люди как люди, правда, чуть радостнее, чуть беззаботнее, немного более легкие и счастливые.
Однако не бывает добра без худа. Из поколения в поколение, из уст в уста, письменно и устно передавалось старожилами одно единственное правило: ни в коем случае не поднимать городские ворота перед одиноким всадником в черном плаще, который явится на рубеже столетий и принесет с собой грозу.
Несколько веков Великому Правилу следовали неукоснительно, но стоит ли уточнять, что со временем горожане стали воспринимать его сначала как неясную сплетню, потом – как обычное суеверие, а еще позже – как почти забытую легенду…
Он прибыл вместе с грозовой тучей – величественный как Цезарь и одинокий как Люцифер. В развевающемся на ветру плаще и волосами оттенка воронова крыла. На гнедой кобыле с разноцветными глазами: один ее глаз был темен как ночь, другой – желт как солнце. Когда Черный всадник взялся за кольцо городских ворот, грянул гром, и молния на долю секунды явила миру торжествующий и грозный его лик. Остается только сожалеть, что никто из горожан этого не видел.
