Антон Кротков - Выжить! В ледяном плену
Отдохнув после очередного отрезка пути, Чарруа поднялся на ноги, опираясь на свой посох, сделанный из длинного тонкого куска авиационного металла. Он не имел представления, как выглядит место, где он в данный момент находится, но интуитивно чувствовал, что это какое-то возвышение. Размотав на руках куски полотенца, которые служили ему варежками, Чезе аккуратно закрепил их на верхнем конце своего посоха, чтобы потом легко найти. Затем он сделал шаг в сторону, чтобы помочиться. В этот момент индеец внезапно почувствовал, что стоит на краю земной тверди. Он по-прежнему ничего не видел, но ощущал под собой бездну. Это было шестое чувство, которое спасает человека тогда, когда зрение и слух оказываются бесполезными. Чарруа стоял на краю километрового обрыва и не смел шелохнуться. Наконец очень осторожно он сделал крохотный шажок назад. На ногах у него поверх лёгких спортивных туфель были намотаны мягкие чуни, которые он смастерил для себя сам из шерстяных штанов, обнаруженных им в одном из чемоданов. Эта обувь прекрасно защищала его ноги от обморожений, но сейчас она вдруг предательски заскользила по скользкой поверхности. Через секунду индеец уже летел, кувыркаясь, в узкую пропасть расщелины. Едва стих крик отчаяния, как над пропастью, куда упал одинокий странник, вновь сомкнулась величественное безмолвие…
*
Боль нарастала постепенно. Она ползла от того места, где когда-то были пальцы, вверх по ноге, словно раскалённая металлическая змея. Вскоре боль стала совершенно невыносимой. Если бы Сербино лежал в нормальной больнице ему бы дали морфия, но здесь несчастному предстояло пережить нечеловеческие муки без всякой медикаментозной поддержки на одной только воле к жизни. Одна мысль об этом могла ввергнуть в пучину отчаяния любого. Какое-то время Сербино пытался терпеть, скрежеща зубами, но вскоре сдерживать себя стало совершенно невозможно. Своды убежища огласили громкие стоны. На шум прибежал Роберто. Задержав не насколько секунд оценивающий взгляд на сером осунувшемся лице Аранцо, на котором проступили крупные капли пота, он внимательно осмотрел забинтованные ступни своего пациента. После чего не без гордости сообщил:
– Сам поражаюсь, старина, как ловко, а главное быстро я оттяпал семь твоих пальчиков. Кровотечение не такое обильное, как я ожидал, так что, коллега, будем считать, что вы отделались сравнительно легко. Хуже было бы, если бы пострадала вся ступня. Её куском стекла не отрежешь. А без пальцев даже в регби можно продолжать играть.
Бодрый голос друга заставил Сербино на время забыть о нестерпимой боли. С проснувшимся любопытством разглядывая свои, перебинтованные кусками чьего-то пёстрого платья ступни, Аранцо думал, что они даже как будто не слишком укоротились внешне. Он говорил себе: «Вот и всё. Я сделал это. Точнее Ганессо сделал это для меня. Выходит, не прав был мой отец, который однажды сказал, что, как пластический хирург, постоянно работающий с человеческим лицом, он считает, что у Роберто Ганессо слишком мягкая линия губ и несерьёзный подбородок для занятий хирургией. Но если бы сегодня этот парень не проявил характер, я бы вскоре сгнил заживо от гангрены».
– Где ты научился так ругаться? – неожиданно поинтересовался Ганессо. – Во время операции ты крыл нас такими проклятиями, что Ховьеру даже пришлось уводить свою Лилиан за полкилометра от убежища.
Сербино попытался отшутиться. Впрочем, он уже снова думал о боли, которая наваливалась новым приступом. Вскоре Аранцо потерял сознание. К вечеру его глаза запали, а черты лица заострились. Роберто стал всерьёз опасаться, что пациент в ближайшие сутки скончается от болевого шока.
Вечером все собрались вокруг небольшого костерка, устроенного в глубине убежища. Не было только Антонио, который в последние дни сторонился общества. Такую роскошь, как костёр они позволяли себе не часто, ибо существовала проблема топлива для него. Поэтому каждое такое событие становилось небольшим праздником для мучительно переживающих холодные ночи людей. На этот раз в пламени самодельного очага горели обломки любимой гитары Кочи Инчиарте и последний запас того, что ещё можно было пустить на обогрев стальной норы. Все присутствующие понимали, что, возможно, это их последний шанс выиграть у ночи час настоящего тепла. Поэтому говорить сейчас хотелось только о чём-то самом важном. Роберто рассказывал, как они доберутся до аккумуляторов:
– Теперь совершенно ясно, что хвост находится немного выше того места, где Сербино, Тин-тин и Коча нашли обломки крыла. Скоро мы снарядим новую поисковую группу и обязательно доберёмся до аккумуляторов.
– Там на высоте намного холоднее, чем здесь, и я туда больше не пойду – сразу же заявил Коча. Его активно поддержал Рой, который возненавидел горы после участия в первой вылазке.
– Хорошо, – спокойно согласился Роберто, – если добровольцев больше нет, мы пойдём с Нандо вдвоём.
– Я тоже готов ещё раз рискнуть – немного поколебавшись, поднял руку Тин-тин. – Надеюсь, выше в горах нам попадутся другие чемоданы, и в них окажется классная жратва.
Остальные задумчиво молчали. Все понимали, что новая экспедиция необходима, но больше никто не стремился на роль добровольных смертников.
– Разве вы не чувствуете, что теперь нас ведёт судьба? – голос Роберто зазвучал громче и увереннее. – После того, как мы начали есть, у меня появилось такое ощущение, будто мы сдали важный экзамен, и Бог, наконец, стал нам помогать.
– У меня тоже есть такое ощущение – согласился Нандо. – Прошлая вылазка в горы должна была закончиться смертью Сербино, Тин-тина и Кочи, но они не только выжили и смогли вернуться, но и нашли обломки самолёта.
– Я же давно говорил вам, что Господь испытывает нас: утратим ли мы надежду, или будем продолжать бороться – с торжествующим видом заявил Тин-тин. – Лично я теперь уверен, что мы приняли верное решение.
– А вам не кажется, парни, что мы должны как-то отблагодарить тех, кто после своей смерти помогает нам выжить? – ни к кому персонально не обращаясь, задумчиво глядя на пламя костра, произнёс Коча Инчиарте.
– Но как мы можем это сделать?
– Вообще-то я не уверен – пожал плечами Инчиарте. – Но может быть нам стоит исполнить самое заветное желание каждого из этих людей.
– Откуда я могу знать, чего хотел тот лётчик, который был первым – недоумённо проворчал Тин-тин.
– Да, но зато я совершенно точно знаю, о чём мечтал Алекс Моралес! – радостно воскликнул Рафаэль Фалько. – Я несколько раз бывал у него дома и однажды Алекс показал мне свою коллекцию открыток разных городов. По секрету он рассказал, что мечтает вместе со своею невестой съездить в медовое путешествие в Европу. Особенно его манил Париж – столица всех влюблённых.
Странная идея Кочи тем не менее многим пришлась по душе. Это был реальный способ попытаться избавиться от ощущения самого себя жутким монстром-каннибалом. Люди вокруг костра наперебой принялись предлагать различные варианты исполнения сокровенной фантазии умершего друга. Но все эти прожекты предполагали, что вначале их авторов спасут из горного ада, а уж потом они сумеют найти способ отвезти что-то из личных вещей Моралеса или даже урну с частичкой его праха в место, куда при жизни так стремилась его душа. В конце концов, инициатор затеи Коча Инчиарте подвёл неутешительную черту:
– Зачем говорить о том, что будет в другой жизни. Никто не ведает, как всё сложиться в будущем. Зато я знаю абсолютно точно, что мы до сих пор живы и даже имеем силы на пустой трёп только благодаря тем, кто не сидит сейчас за этим костром.
– Послушай, Коча, чего ты от нас хочешь?! – обиделся Фито. – Если ты считаешь себя умнее нас всех, то, давай, организуй Париж прямо здесь, если сможешь!
В разговор вмешался Пабло, который попросил Инчиарте дать ему немного денег. Коча вытащил из внутреннего кармана своего пиджака портмоне одного из мёртвых пассажиров, которых они накануне нашли в горах, и отсчитал несколько купюр. Чтобы рассеять атмосферу взаимного недовольства Коча шутливо с размаху хлопнул пасьянсом крупных ассигнаций по протянутой к нему ладони.
– На! Чтобы собравшееся общество не посчитало меня редким снобом плачу за всех и за всё!
В ответ Пабло услужливо раскланялся, словно официант перед щедрым клиентом, и тут же бросил деньги в костёр, чтобы поддержать его горение. В этот момент из полумрака неосвещённой пламенем костра части салона неожиданно появился Антонио.
– Я должен сказать вам… – заметно волнуясь, начал он. – Одним словом, если я вдруг умру, то разрешаю съесть моё тело.
В первую минуту все удивлённо замолчали, уставившись на капитана. Первым не удержался и прыснул от смеха Рафаэль. А Карлитос прокомментировал всю нелепость момента следующей репликой:
