Галина Артемьева - Кто косит травы по ночам
Вот и распутался узелок! Облегчения не было. Слишком много всего обрушилось на нее.
Вроде бы живешь по-тихому, зла никому не делаешь, мечтаешь только о покое и тихом семейном счастье, а потом оказывается, что лишаешь покоя других, неведомых тебе людей, не замечаешь, какую боль причиняешь близким людям, не помнишь о долге родства и дружбы. Просто даже не думаешь, что это к тебе имеет какое-то отношение. И откуда это в ней, Надежде, твердое прокурорское сознание собственной правоты и непогрешимости? Всю жизнь себя обделенной и несчастной считала, а горя не знала, нужды не знала, оберегали все, пылинки сдували.
Не за что ее любить! Кому она хоть что-то хорошее в жизни сотворила? Только к детям своим и была добра по-настоящему. Да и то, кто знает, как дойдет до дела, не превратится ли она в Екатерину Илларионовну, отстаивая свое право на любовь сыновей? На свекровь за несколько простецких слов взъелась, аж до сих пор внутри печет, а что с ней будет, если невестка не понравится? Что ж это за круговорот дерьма в природе бесконечный? Неужели иначе никак нельзя?
Стыд ее мучил такой, что даже слез не было для размягчения души.
– Ир, давай ты мне по-честному всегда будешь говорить, где и кого я обидела, если что узнаешь. Я не обижусь. Я просто многого еще не знаю, оказывается. И с тобой – я даже не подозревала, что тебе может быть плохо. Ты такая благополучная всегда, самодостаточная. Все тебе завидовали, все к тебе прислонялись. Ох, ну и свинья же я! Других людей осуждаю, как будто я им судья. А о себе – хоть бы раз задумалась!
– Да оставайся ты какая есть, чего уж. Жива-здорова, крыша не съехала после Катиных гостеваний, и радуйся. Разберемся потом по ходу пьесы, кто в чем перед кем виноват.
Иришка резонно принимала Надино покаяние как реакцию нервов на пережитое. Надо как следует наесться, выспаться, нагуляться поутру по сонному лесу, по шуршащим листьям. А то скоро снег выпадет, ни одного даже прошлогоднего листочка не увидишь. Утро вечера мудренее. Сон – благодать. Не всякому даруется.
Жизнь продолжается
– Ирка, представляешь, не смейся только! Я – княгиня! Или княжна! Стопроцентно кто-то из них. Мама моя – точно княгиня! Ой! Я же рюкзак на втором этаже у Питика забыла, там все. Прочтешь – поверишь!
Надя упоенно рассказывает подруге о своем открытии.
Они бредут вдоль медленной осенней речки, скучливо отражающей серебристо-стальные облака. Снег вот-вот пойдет. А кое-где все-таки бьется маленькая зеленая травка. Рябина краснеет-полыхает.
Кроткая земля. До слез кроткая. Все претерпевает. Не ропщет. Одно племя человеческое выводит другое под корень. Семя Каиново не перевелось. Сжирает его, ищет выхода ненасытная жажда мести невинным и ничего им не должным братьям. Немыслимые пространства заливаются кровью непонятно за что воюющих людей. И только безответная земля остается вечной. Она – тайна. Она – смысл.
– Вот я тебя сейчас тоже повеселю! Ты спала еще, я с Екатериной Илларионовной беседовала. Лежит загипсованная в клинике. Счастливая, просветленная. «Все, – говорит, – правильно я рассчитала» (рассчитала она, представляешь!). Радость у нее: Димочка примчался, вызвался ночами у нее дежурить. Спать будет в ее палате. Каждую ночь под маминым присмотром! Два месяца – как минимум. А там, глядишь, и вовсе одумается. Она мать, она верит.
Книга 2
Кто косит травы по ночам
Сначала непонятно, кто поползет, кто полетит,
И в небе необъятном висит огромный сталактит.
И чье-то теплое дыханье согреет тебя.
И пелена непонимания растает без следа.
И все забытые дети
Плачут всю жизнь над этим.
И все железные нити
Рвутся от капли этой.
От капли любви.
Мальчики и девочка
– Алеша, Коля, ну мы все готовы, залезайте уже, папа давно ждет!
– Ма-ам! А Тихона кто возьмет? Возьми ты, а? Он все время чихает и плюется. Нас и так в машине много!
– Тихон с вами! Ну, сколько можно ныть? Сами просили собаку? Просили! Вот он с вами и поедет. А мы с Таней. Я не могу отвлекаться, а к Тане он не привык.
– Ну хорошо, только пусть он с Колькой сзади сидит, а я с папой сяду. Он меня водить учит.
– Меня он тоже учит! И нечего командовать!
– Ладно, разбирайтесь сами, ну вас.
Надя отошла к своей машине, издали любуясь четырьмя мужиками: мужем Андреем, сыновьями Алешей и Колей и светло-бежевым лабрадором Тихоном, вполне взрослым двухгодовалым парнем.
Тихон зажил в семье вскоре после памятных событий на даче, когда отчаянная домохозяйка Екатерина Илларионовна устраивала Наде веселую жизнь на манер домашнего триллера. Мальчишек тогда ни о чем произошедшем с мамой на даче во время их путешествия по Египту не проинформировали, так что они уверены, что появлением в доме Тихона обязаны своему непрестанному нытью «купите собаку». А раз так – весь уход за выпрошенным сокровищем на них и вся ответственность за его воспитание – тоже.
Хотя учить Тишу оказалось легче легкого: свойства породы, заложенные в генах, проявлялись ярко и неуклонно. Вырос из него сильный беззлобный детина, способный и подурачиться со своими, и защитить самоотверженно. Мальчишки воспринимают его как брата. А если брат, то можно и пошпынять, и поныть, чтоб не лез, когда не просят, и стараться переложить часть забот о «младшеньком» на чужие плечи. Тем более у Алексея переходный возраст, и всю эту семейную жизнь видал он ясное дело где. А у Коли тоже период разочарований – старший брат отдаляется, рычит по пустякам, гонит от себя, а то и обзывается всякими пакостными словами, типа «тварь земная» или «пенек болотный». Вроде слова все приличные, не придерешься, а обидно до слез. Был брат и друг, а теперь не-пойми чего. Временами, правда, Алексей забывает, что он уже взрослый и плевать на все хотел с высоты полета Гагарина, и начинает быть нормальным и уютным, только Коле как-то страшно на это покупаться, и он старается держаться в рамках, не обольщаться временным снисхождением.
– Терпи, скоро сам таким будешь, – успокаивает отец.
– Я хамить не буду, даже если вырасту!
– Дай-то бог! Но если что – я тебе напомню.
– А что напоминать? У меня память отличная!
– У Лехи тоже была отличная до поры до времени.
Вот они погрузились, предварительно слегка подравшись у правой передней двери за право сидеть рядом с отцом. Тихон ни на что не претендовал, но радовался безмерно, вмешивался в потасовку, непонятно на чьей стороне.
Потом договорились полюбовно, что сначала на вожделенном месте воссядет Алеша, ибо ему обещано первому, но на полпути братья местами поменяются.
– Пока, мам!
– Пока, парни!
– Не отставай от нас!
– Ну, как получится, гнать не буду!
Молчание – знак согласияНемножко кольнуло Надю то, что с Таней мальчишки не попрощались. Как будто нет ее.
Девочка сидит в машине, смотрит на них, они же и взглядом не одарят.
Тоже мне картина акварелью – князья и приживалка. Стыд просто. Надо будет подробно потолковать со своими юношами о правилах поведения с людьми. О том, что, даже если человек выглядит жалко и бледно, ты не имеешь права вести себя свысока, не замечать, пренебрегать. Ты не человека этим унижаешь, у него своя судьба, и она вознесет или уничтожит, когда ей виднее, но себя ты роняешь – это точно.
А почему роняешь? Как бы доходчивее объяснить? Может, сказать, что выглядишь при этом как козел недоделанный?
Нет, из уст матери будет как-то не то. Не внушит. Наверное, лучше поддеть с юмором. Про индюка рассказать, как он гордо шмонается среди подчиненного ему гарема, гузкой трясет, бородой размахивает, свысока таращится на все живое. Но, как и все, будет сварен в супе. Гм… Жестковато. Но ведь доведут – и придется сказать.
– Поехали, Танечка?
Девочка кивает. Молча, как обычно. За день, бывает, слова не услышишь от нее. Как ее расшевелить, разговорить – вот загадка. Ни шмотками из роскошных магазинов, ни мягкими игрушками, ни CD-плеером, то есть никакими вещными атрибутами, способными осчастливить любого десятилетнего ребенка, сделать это пока не удалось.
Она не злая, не дикая, это чувствуется. Но очень печальная, очень в себе, закрытая наглухо. И это жутко тяготит. Потому что страшно, когда ребенок тоскует. Хочется помочь, растормошить, растопить лед беды. Но когда видишь, что все старания равны нулю, почва уходит из-под ног, в себя перестаешь верить, а это уже один шаг до стресса.
Машина плавно трогается. Надя сосредоточенно смотрит, может ли она без помех влиться в поток уличного движения. Налево, направо. Порядок. Ей не до чужих глаз, провожающих ее «мерседесик», она к этим взглядам привыкла с тех пор, как появилась у нее эта симпатичная машинка. И она совсем не замечает, как девочка изо всех сил вжимается в сиденье, стараясь стать невидимой, недосягаемой.
– Все в порядке, Танечка?
