Эдуард Тополь - Россия в постели
И что вы думаете? Женщина согласилась. Муж купил маленький замок, накалил толстую иглу, проколол этой иглой губы ее влагалища, запер их на замочек и уехал с ключиком в командировку.
На второй день эту женщину в бессознательном состоянии с общим заражением крови привезли в больницу имени Склифосовского. Дежурный врач осмотрел ее поверхностно, ничего не обнаружил и вызвал гинеколога. Когда в Склифосовского привозят женщин в тяжелом состоянии, всегда вызывают гинеколога. И вот гинеколог раздел ее догола и увидел: там у нее все распухло от гноя, а посреди опухоли – железный торчит замочек.
Женщину – на операционный стол, одновременно – переливание крови и все, как полагается, и заодно вызвали следственные органы. Как-никак, а случай уникальный. И пока женщина была без сознания, на искусственном питании валялась в больнице, следователи стали искать преступника. Пошли по соседям в доме у этой женщины, а те, узнав подробности, сразу сказали, что сделать это мог только ее собственный муж, потому что он любит и ревнует ее безумно.
Ну и вызвали его из командировки, и обвинили в преступлении – в членовредительстве с отягчающими последствиями. Он и не отпирался, но, желая взять всю вину на себя, сказал, что он сделал это насильно. И только когда женщина пришла в себя и узнала, что мужу грозит тюрьма, она вызвала в больницу следователя и заявила, что он дал ложные показания, что совершили они это вдвоем, при ее полном добровольном согласии.
– Но как же вы могли согласиться на такое? – изумились следователи.
– Я хотела доказать ему, что я его действительно люблю, – сказала она.
Глава 2
Тайна мужской ширинки
В начале этой книги я обещала рассказать о том, как во мне в четырнадцать лет проснулась женщина. Я была тогда школьницей, училась в восьмом классе, и однажды в гостях у своей школьной подружки увидела итальянский порнографический журнал. Прямо на обложке этого журнала была огромная, во всю страницу, цветная фотография красивой итальянской девочки-блондинки, которая с восторгом облизывает огромный сиренево-напряженный мужской член. Помню, при первом же взгляде на эту фотографию у меня захватило дыхание и кровь бросилась в лицо. Маринка, моя подружка, стала показывать мне другие фотографии в этом журнале, там были самые разные позы мужского и женского соития, там молодые голые женщины лежали, сидели и стояли с распахнутыми ногами и раскрытыми влагалищами, а мужчины, тоже абсолютно голые, стояли или лежали над ними с возбужденными членами, там были даже фотографии группового секса, но все это уже не произвело на меня такого впечатления, как первая, самая яркая картинка. У той девочки, которая на обложке журнала облизывала мужской член, был такой восторг на лице, столько удовольствия и истомы в полузакрытых глазах, что мне до ужаса, до ломоты в суставах захотелось немедленно попробовать это незнакомое, запретное лакомство.
До этого, как я уже писала, я была еще только девочкой-подростком, женственность дремала во мне, как вино в плотно запечатанной бутыли, а тут – будто вынесли этот сосуд на солнечный свет и открыли. Ослепительная вспышка чувственности пробудила во мне женщину. Не девушку, нет, а сразу женщину. Мне захотелось немедленно найти вот такой же большой, взрослый, сиреневый, с темными прожилками и вишневой головкой мужской член и прикоснуться к нему своим языком. Даже при первом воображении этого у меня от страха становилось холодно в груди и что-то поджимало живот. И помню, я как полоумная четыре дня бродила по московским улицам, упорным взглядом рассматривая мужские ширинки. Но все в них было как будто примято, приглажено, ничего не оттопыривалось в этом месте настолько, насколько должно было бы оттопыриваться, если бы там было то, что я искала. Я никак не могла понять, как можно носить в брюках такой большой предмет и чтоб он не оттопыривал брюки, и решила, что, видимо, такой большой предмет бывает далеко не у всех мужчин, и все искала мужчину, у которого хоть что-нибудь там оттопыривается.
Помню, некоторые мужчины, перехватив мой взгляд, удивленно и обеспокоенно бросали взгляд на свои брюки, думая, наверное, что у них не застегнуто, а потом еще раз смотрели на меня уже пристально, с вниманием и вопросом, но я уже отворачивалась – у них ведь ничего не оттопыривалось, и поэтому они меня уже не интересовали.
На пятый день у нас в школе был урок физкультуры, плавание. Тренировка была в закрытом плавательном бассейне соседнего стадиона. Уже при выходе из раздевалки я бегло осмотрела бедра своих одноклассников, но – нет, в их плавках тоже не мог помещаться тот большой предмет, который я искала. Там что-то выделялось, конечно, но это были маленькие мягкие комочки, мне стало жалко этих мальчишек, которые, наверное, тоже никогда не станут такими настоящими мужчинами, как там, на картинках итальянского журнала. Разбежавшись по трамплину, я прыгнула в бассейн и тут, еще на лету, увидела загорелую фигуру нашего тренера, его бедра и плавки на них. Темные стандартные плавки мощно обжимали какой-то большой и весомый предмет.
Прыжок не получился, я плюхнулась в воду не вытянув носки и зашибла себе пятки, но уже не это меня волновало. Тренер! Наш тренер, сорокалетний, – мне он тогда казался чудовищно старым, у него уже лысина была в полголовы, морщинки на лбу и седые виски, – но именно он носил в своих плавках то, что я столько дней искала!
Я стала плавать, успокаивая себя, присматриваясь к нему. Он бегал по краю бассейна, пытаясь утихомирить ребят на мужской половине бассейна, что-то кричал им, потом заставил их играть в ватерполо и перешел к нам, девчонкам, и стал обучать нас кролю и брассу, но я держалась от него подальше, я все не могла придумать, как же мне теперь быть. Ну, вот я нашла мужчину – и что дальше? Что мне – подойти к нему и сказать: «Виталий Борисович, что у вас там в плавках, покажите, пожалуйста»? Конечно, это было бы глупо. Я ожесточенно плавала от одного края бассейна к другому и не знала, как мне быть. Между тем урок заканчивался. Усталые девчонки уже ушли в раздевалку, и только ребята еще баловались на своей половине, и Виталий Борисович уже звал их, а выгнав, перешел на нашу половину бассейна и крикнул мне: «Оля, в чем дело? Идешь на побитие мировых рекордов?»
Я не ответила. Доплыв до края бассейна, я перевернулась под водой и что есть силы поплыла обратно, а он быстрым шагом шел вдоль борта, поглядывая то на меня, то на секундомер и крича: «Ничего! Неплохо! Давай! Жми! Дыши ровней! Не загребай так! Плавно! Ноги тяни! Хорошо!..»
Я сделала еще два заплыва и, совершенно обессилев, стала с трудом подниматься по лесенке наверх. Он протянул мне руку, вытащил меня из бассейна, и я, еле дыша, села на краю бассейна. От усталости и возбуждения у меня кружилась голова и сердце грохотало в груди. А он стоял надо мной и говорил:
– Молодец! Отлично! Тебе нужно тренироваться. Слышишь?
Я взглянула на него снизу вверх и снова увидела его плавки, обтягивающие этот крупный, похожий на артиллерийское орудие предмет. Жар бросился мне в лицо, и не только в лицо – наверно, я покраснела вся, даже спиной.
Он присел рядом со мной, обнял за плечи:
– Что с тобой? Нехорошо?
Почти непроизвольным, вялым движением я прижалась к нему, к его плечу и локтем прикоснулась к этому предмету в его плавках. Он замер, я просто почувствовала, как он замер. Конечно, он подумал, что это случайно произошло, что сейчас я в испуге или смущении уберу локоть, но я не убрала. Не потому, что не испугалась или не застеснялась, а потому, что ощутила, как там, под его плавками, что-то ожило, шевельнулось и напряженно поползло вверх, оттопыривая плавки.
Мы были уже одни в бассейне, и, может быть, это мое прикосновение к нему длилось несколько секунд, но мы оба замерли в эти секунды, у меня даже сердце перестало стучать, и все, что я чувствовала, было – как быстро, напряженно растет вдоль моего локтя этот предмет и как наконец он превозмог резинку плавок и вырвался наружу и горячим ожогом коснулся моей голой руки.
Виталий Борисович крепко взял меня рукой за талию и быстро поднялся, поднимая и меня тоже.
– Иди сюда, – сказал он глухим голосом. – Иди за мной. Я покажу тебе несколько приемов плавания…
Держа меня за руку, он быстрым шагом повел меня в свой кабинет-каморку за раздевалкой. По дороге он коротким жестом упрятал в плавки то, что у него выпирало, а правой рукой так больно сжимал мою руку, словно я могла убежать. Но я не собиралась бежать. Я шла за ним покорно, как в бреду, но в то же время все понимала: он ведет меня к себе, сейчас, сейчас случится что-то очень важное. Мне было страшно интересно.
Мы вошли в его кабинет-каморку, заваленную волейбольными мячами, кругами и прочим спортивным барахлом. Он тут же запер за собой дверь на ключ. Потом повернул меня лицом к себе и попробовал заглянуть в глаза, но я стояла, не поднимая ресниц, еще мокрая от воды. Тогда он снял с вешалки большое махровое полотенце, набросил мне на плечи и стал обтирать меня, и тут же быстрым движением расстегнул мне лифчик купальника. Я непроизвольно дернулась, но его крепкие руки держали меня за плечи, лифчик словно упал в полотенце, а он тут же поцеловал меня в оголенную левую грудь. Волна жара, истомы упала мне в ноги. А его губы были уже на моей правой груди, они забрали в себя не только сосок, но и всю грудь, и моя голова сама откинулась назад, но тут я ощутила, что он уже снимает с меня трусики.
