Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга третья. Лицо партии
– Слушаю-с! – Аввакум на том конце облегченно и радостно выдохнул. – Будем сей же минут-с!
И действительно, не успел Андрей Иванович выйти в обеденный зал, как звякнул лифт, и из него, громко пыхтя и отдуваясь, на свет ринулись художники, волоча тяжелые картины в рамах (и сопутствующий раскрашенный + черно-белый материал).
– Извольте-с! – первым к Андрею Ивановичу приблизился Холмогор (как самый молодой и крепкий он бежал быстрее всех). – Агитплакаты из серии: «Атакующие пролетарии и сельскохозяйственное сословие»! Всего – восемь штук! Всю ночь работал. – Холмогор поочередно выставил холсты вдоль стены.
– Ага! Ну, давай поглядим! – Андрей Иванович специально отошел подальше, чтобы сразу ухватить суть. Ведь, как известно, большое вблизи не видно. Холмогор встал рядом – комментировать.
– Первая картина. Называется «Крестьянский чугунок». Описывает жизнь дореволюционной России – ее мерзость и запустение. А также отсутствие всяческого смысла в существовании – а только убогость!
По центру изображения – от левого нижнего края картины к правому верхнему шла гигантская надпись старославянским шрифтом: «У-Б-О-Г-О-С-Т-Ь».
Рядом с буквой «У» сидел маленький крестьянский мальчик лет семи в холщевой рубахе до пола – непричесанный, с неумытым личиком, одна его нога была прикована цепью к искомой букве «У», цепь заканчивалась ярлыком: «Барщина до конца жизни!»
Буква «Б» была почти полностью засыпана конским и коровьим навозом – Андрею Ивановичу даже показалось, что от нее подлинно несет дерьмом, и он сразу вспомнил скабрезную статейку об Ильиче (аналогия вполне уместна). Из верхней горизонтальной перекладины буквы торчала телевизионная антенна, с которой гроздьями свисали вниз нарисованные финские и шведские унитазы, а поверх антенны шла надпись: «Отсутствие канализации – не то что при большевиках!»
Первая буква «О» была разделена на четыре сектора вертикальной и горизонтальной полосой – из первого по часовой стрелке выглядывал злобный городовой, увешанный кривыми турецкими кинжалами, из второго – жирный, как двести килограммов сала, поп, из третьей – прощелыга-чиновник (на его мундире так и было написано), а из четвертой – армейский унтер-офицер с колониальным стеком, кровожадно смотрящий вдаль. Канвой по внешней окружности шло: «Упыри трудового крестьянства как они есть!».
Само собой разумеется, буква «Г» в «Убогости» была приспособлена под виселицу, на ней, прихваченный за шею, болтался труп – «Мечтания и дерзновения российского пахаря». Рожа у «Мечтаний и дерзновений» была синюшная, перекошенная и покрытая лиловыми пятнами, и ни у кого не должно было возникнуть сомнений – «Мечты» выведены под корень!
Вторая буква «О» горела огнем. Поверх нее в восходящих потоках воздуха парили черти и поливали костер водкой – прямо из ведер. Из огня выглядывала голова крестьянина, в глазах стоял ужас, а изо рта вырывался хрип: «Хрип: Сгорел в кабаке! Всему виной – сатрапия!»
От буквы С вправо шли мелкие слова:
С уров
С тоек
С обран
С амоотвержен
С вободолюбив
С илен
С импатичен
С ермяжен
С амообладающ
С пок-будь
А внизу – резюме: «И все эти замечательные качества земледельца были похерены надменной кастой бояр, коих – на вилы!»
По букве Т вверх с трудом (видно, что с трудом) карабкался крестьянин – за ним гнались огромная саранча, ветвистая амброзия, колорадский жук и тля исполинских размеров, при взгляде на которую у Андрея Ивановича волосы встали дыбом. Над перекладиной реял красный плакат: «А теперь попробуй со всем этим животным миром вырастить приличный урожай!»
И в завершении картины в крайнем правом верхнем углу стояла обнаженная крестьянская дочь – задницей к зрителю – и опиралась локтем на мягкий знак. Задница была большая и розовая – а грудь совсем маленькая и припорошённая землей. На голове крестьянской дочери болтался венок из орхидей, из его центра вниз свисала голубоватая лиана, как отражение вселенского беспорядка. Вдоль лианы шла надпись: «Зацени диспропорцию сложения девы! Только коммунистам удалось ее прищучить – диспропорцию!»
Андрею Ивановичу потребовалось добрых десять минут, чтобы вникнуть во все художественные образы картины. А тут еще Холмогор со своим бубнящим голосом мешал сосредоточиться – в итоге пришлось его одернуть и велеть заткнуться! Однако сама картина наследнику понравилась – более того, он был впечатлен! Воплощение агитационной идеи – на самом высшем уровне! Андрей Иванович мог поклясться, Бобыри не сами додумались до такого, но получили консультацию профессионального пиарщика и специалиста по раскручиванию брендов. Иначе, откуда у них такая фантазия?
Впрочем, ведь это была только первая картина – а оставалось еще семь (и это только у Холмогора – и не считая сопутствующих набросков и зарисовок!).
– Агитационный плакат номер два! – Холмогор с позволения хозяина навел себе поллитровую кружку кофе, вследствие чего весьма оживился (по крайней мере, Андрей Иванович уже перестал нестерпимо зевать от его нудного голоса). – «Ой Вы – БАМ, и ой Вы – Байконур!». Еще я называю ее «Выба-выба»! – Холмогор улыбнулся и просительно посмотрел на Андрея Ивановича – по-видимому, предполагая одобрение и поддержку.
Но наследник никак не отреагировал – ждать большого ума от художника глупо, поэтому всё, что он произносит ртом, можно смело игнорировать.
На картине были изображены шпалы и рельсы, выходящие из корпуса ракеты «Союз», установленной на стартовом столе. Вдоль рельсов быстро бежали казахи в остроконечных шапках, держа двугорбых верблюдов под уздцы правыми руками, а в левых сжимая комсомольские путевки на строительство Байкало-Амурской магистрали. По центру картины коптил паровоз с намалеванной огромной красной звездой на носу, из звезды вперед бил луч света, переливающийся всеми цветами радуги. Вдоль луча шла надпись: «Радуга – физическое явление, не имеющее никакого отношения к педерастам! Мы, коммунисты – защитим население России от извращенцев! Все – на БАМ, все – на Байконур! Нас зовет народ и партия (едины)!»
– Однако! – Андрей Иванович осознал, что его уважение к Бобырям растет в геометрической прогрессии. Оказалось – чтобы достигнуть новых высот в изобразительном искусстве, необходимо было просто их переориентировать на нечто осознанное, оторвать от посконной действительности, расшатать, раззадорить, посулить славу и бонусы! Средство, конечно, универсальное – работает со всеми, но не у всех есть талант!
– Зарисовка номер три! – Холмогор осторожно взял Андрей Ивановича за локоток и повел ближе.
Издалека картина не представляла собой ничего особенного – как будто ровная серая поверхность, покрытая разноцветными кляксами. Но подойдя вплотную, Андрей Иванович убедился – художник и здесь постарался на славу! Вблизи каждая клякса развалилась на совокупность маленьких воздушных пузырьков, наполненных смысловыми образами. Среди прочих в пузырьках были:
– стилизованное изображение карты СССР;
– якутские унты с улыбающейся рожицей оленевода и задорно вздернутым вверх большим пальцем правкой руки – дескать, все тип-топ! – огромных размеров железный ковш карьерного бульдозера, посреди которого разложен ковер, и довольные узбеки кушают плов и запивают его отличным индийским чаем;
– газовая труба диаметром три метра, на трубе краской написано: «Уренгой-Помары-Ужгород». Опять же на трубе сидит хохол и, чавкая, питается салом. Морда у хохла довольная, видно – сало ворованное. А ничто так не доставляет удовольствие хохлу, как украсть, а потом демонстративно съесть.
– крестьянский серп (куда ж без него!). Рядом с серпом – пятисоттонный кузнечный пресс для штамповки брони. И пресс, и серп – одного размера, что дает полное представление о грандиозности задач, решаемых в прошлом советским народом;
– крупноячеистый невод, в неводе – рыба-карп. Рыба презрительно щурится, не осознает нависшей опасности. Но благо – навстречу спешит пионер с вилами, в пионере сквозит решимость отогнать браконьеров и освободить карпа! Пусть плавает еще много лет и мечет икру на радость людям!
– отрез ткани длиною двести метров. Рядом – улыбчивая красивая швея с ножницами – хочет сделать из ткани до сотни прекрасных костюмов для игры в поло и крокет. Модницы в отдалении нетерпеливо притоптывают ногами – хочется костюмов! Но всему свое время – для начала получи трудодни!
– палка о двух концах, ее плотно зажал в руке настойчивый математик. Позади него – черная ученическая грифельная доска, изборожденная формулами. Математик горд – только что опроверг законы Эйнштейна. А потому что не всё американским марионеткам приписывать лавры себе!
– летящий стремительно сокол. Под соколом простирающийся на многие квадратные километры прекрасный белокаменный город. По улицам спешит народ – каждый второй тянет на себе чучело масленицы. Народное гуляние в Сибири – сначала напьются водки, а потом сожгут всё к черту! Чтоб быть весне.
