Владимир Гурвич - Баловень судьбы
Я подошел к Анастасии и Борису.
– Все, врагов по близости больше нет, – сказал я. – Можно вставать.
Анастасия первая поднялась с земли. Причем, вид у нее был такой, словно она прилегла ненадолго отдохнуть. Как ни в чем не бывало молодая женщина стряхнула с костюма налипшую на него землю и ветки. Ее взгляд задержался на двух неподвижных телах, но она ничего не сказала, лишь отвернулась. Зато Борис был в полуобморочном состоянии, он весь дрожал, как лист под напором ветра. Он даже не мог говорить, губы просто не слушались его. Но именно он-то мне был сейчас нужен больше всего.
Я схватил его за плечо и с силой тряхнул.
– Успокойтесь, вы живы, ничего больше вам не угрожает, – сказал я. Его поведение, его трясущийся, как у больного лихорадкой, вид был мне неприятен. Однако сейчас было не время для высказываний своего мнения о нем. – Пойдемте к вертолету, нужно посмотреть, что с ним.
За то время, что мы шли к машине, Борис немного пришел в себя и выглядел уже не столь жалко. Мы подошли к вертолету.
– Я свое дело сделал, теперь все зависит от вас. Делайте, что хотите, но вы должны починить этот драндулет. Иначе мы можем отсюда не выбраться.
Борис кивнул головой и стал осматривать подраненную машину.
Ему удалось починить ее через три часа. Пока он возился с ремонтом, мы сидели неподалеку и почти не разговаривали. Анастасия казалось настолько отрешенной от всего происходящего, что я не решался тревожить ее. Внезапно она словно очнулась и внимательно посмотрела на меня.
– Вы понимаете, то, что произошло, просто ужасно?
Почему-то я почувствовал раздражение. Ведь это я спас ей жизнь, а она готова осудить меня за смерть этих подонков. Хотя я лишь только защищался.
– А это уж смотря как посмотреть на все. Если вы считаете, то, что мы остались в живых. ужасным, то тогда мне ничего не остается, как согласиться с вами. Если вы имеете в виду гибель этих бандитов, – я особо выделил голосом это слово, – то они заслужили свою участь. Не рой другому яму, чтобы не попасть в нее самому. Лучше не сожалеть о происшедшем, а понять, почему они хотели нас убить, и кто заказал нашу смерть? Больше всего меня интересует именно этот вопрос. Не забывайте, что где-то по близости бродит Сержант, который мечтает о мести.
Анастасия несколько секунд молчала, словно переваривая мои слова, как плохо проваренную пищу.
– Извините, я должна вас поблагодарить за наше спасение. Вы действовали очень смело. – Однако в ее голосе не слышалось ни благодарности, ни признательности.
– Вы тоже вели себя очень мужественно. Если бы не ваши точные выстрелы, мы бы не выкарабкались из этой заварухи.
– У меня к вам будет просьба, не рассказывайте моим родителям о том, что с нами произошло. Это очень их обеспокоит, а им нельзя волноваться.
– Хорошо.
На этом наш диалог прервался. Возобновился он лишь через часа три, когда мы совершили посадку на краю какого-то селения. Анастасия уверенно и, не оборачиваясь, словно бы нас и не было рядом, зашагала вперед, мы с Борисом следовали за ней.
Это было не то большое село, не то небольшой районный центр. Деревянные, но красивые дома образовывали прямые улицы. На небольшом пригорке возвышалась старинная церковь. К моему удивлению Анастасия вошла в нее, мы – за ней.
В церкви шла вечерняя служба. Ее вел пожилой, статный, с красивым лицом священник. Мне оно показалось знакомым, хотя никаких сомнений, что этого человека я никогда ранее не видел, у меня не возникало.
Народу в церкви было довольно много, причем, не только старушки в повязанных платках, но я заметил много молодых лиц. Мы влились в число прихожан.
Я не был религиозен и почему-то всегда, попадая в церковь, испытывал приступ сонливости. Меня никогда не волновал вопрос: есть ли Бог или нет? Я считал его для себя не существенным: кто бы мне не дал эту жизнь, передо мной стояла задача прожить ее как можно приятней. Что там же случится после того, как она, подобно старому колодцу, окажется исчерпанной, меня волновало крайне мало. А потому сейчас я почти не слушал священника, а больше смотрел по сторонам, разглядывая расписанные библейскими сюжетами стены.
По-видимому, мы пришли к окончанию службы, так как она вскоре завершилась, и народ потянулся к выходу. Остались лишь мы трое, не считая священника.
Анастасия подошла к нему и поцеловала священника. Тот обнял ее и прижал к себе.
– Папа, я привезла к тебе гостей, – повернулась она ко мне. – Это Евгений Викторович Рунов, племянник Саши. Ну а Бориса ты знаешь.
Я почувствовал некоторое смущение. И как я сам не догадался, отец и дочь были удивительно похожи друг на друга. Теперь понятно, откуда к Анастасии пришла ее красота.
Священник с улыбкой подошел ко мне и протянул руку.
– Очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут отец Мефодий или если вам удобней, называйте меня Мефодием Порфирьевичем. Весьма рад, что Настенька вас привезла. мы с вашим дядей были большими приятелями. Это был удивительный, по-настоящему божий человек, хотя он сам считал, что в Бога не верит.
– Он не верил в Бога? – сам не зная почему удивился я.
– Как вам сказать. Есть люди, которые вспоминают Бога едва ли не через каждую минуту, а ничего в них божественного нет. А есть люди, которым и Бога-то вспоминать не надо, так как их вся сущность озарена Его светом. Вот Александр Михайлович был как раз из таких.
– Мне кажется, что священники должны придерживаться немного иных взглядов, – проронил я.
– Папа, на многие вещи смотрит по своему, – присоединилась к нашему разговору Анастасия. – Поэтому я вас и привезла к нему.
– Ничего особенного в моих взглядах нет, я верю в троицу, в то, что Иисус – Сын Божий. Просто я хочу, чтобы люди не просто верили бы, а то чтобы эта вера озаряла бы своим светом их души, чтобы она была бы вечной путеводной звезду для всех их мыслей и поступков. Смысл всей проповеди Иисуса именно в этом. Впрочем, – внезапно улыбнулся он самой приятной их всех улыбок, какие я только когда-либо видел, – на эти все темы можно толковать бесконечно. А вы с дороги, проголодались. Пойдемте в дом.
Дом священника располагался рядом с церковью. Он был совсем не большим и каким-то благообразным, так гармонично сочетались в нем все элементы и конструкции. Там нас встретила приятная, но скорей некрасивая, зато подтянутая женщина. Я невольно подумал, что Анастасии очень повезло, что лепкой ее лица Богом было поручено заняться генам отца, а не матери.
– Познакомьтесь, – это Евгений Викторович, а это моя мама – Татьяна Тихоновна, – представила нас Анастасия.
Я быстро почувствовал особую атмосферу этого дома, пронизанную невидимыми, но очень прочными нитями взаимной любви, накрепко соединяющие в единый организм его обитателей. Я заметил, как преобразилась Анастасия, ее лицо посветлело, из глаз ушла печаль и настороженность. В каком-то смысле передо мной был совсем другой человек, и его я совсем еще не знал, но который вызывал во мне даже больший интерес и большее восхищение, нежели тот, с которым я уже успел более или менее познакомиться.
Я сразу же оценил кулинарные таланты хозяйки; давно я так вкусно и так много не ел. Я поймал себя на мысли, что даже забыл о тех страшных событиях, что произошли всего несколько часов назад. В этом уютном, гостеприимном доме они казались такими же нереальными, как увиденные в кино. Коль можно тихо и ясно жить в любви и согласии, почему надо непременно убивать друг друга?
Иногда я ловил на себе вопрошающий взгляд Анастасии, но что он означал, до конца не понимал. За этот день произошло столько разных, совершенно не похожих друг на друга событий, что свести их все к одному общему знаменателю было ничуть не легче, чем зашагать по воде. И насколько я помнил, такая прогулка удалась только Христосу. Так что во всем этих хитросплетениях предстояло разбираться и разбираться. И все же я решил, что непременно спрошу у нее, что она хотела узнать или о чем спросить, когда так странно смотрела на меня.
После ужина мы все, кроме хозяйки, которая убирала со стола, вышли из дома и сели в палисаднике на скамейку. На землю уже опустился вечер, легкий ветерок теребил листья, которые слабо шуршали, словно бы переговаривались между собой.
– Папа, – произнесла Анастасия, кутаясь в легкую шаль, – я специально привезла к нам Евгения Викторовича, чтобы он понял, почему мы тут такие, а не другие.
– А какие такие, ты мне можешь пояснить? – отозвался священник.
– Ну, ты же сам понимаешь, ты же жил и здесь и там у них.
– Вы жили в Москве? – спросил я.
– Жил, вернее учился на математическом факультете МГУ. Но, как видите, математиком не стал. Хотя очень люблю эту дисциплину.
– А можно узнать, почему?
– Я понял, что светская жизнь не по мне, что у меня есть другое, более высокое призвание.
– Быть священником?
– Не совсем так, – улыбнулся он, – служить Богу, тому высшему, что есть в человеке. Ну а священничество – это лишь одна из форм этого служения. Быть может, даже не самая удачная.
