Наталья Костина - Билет в одну сторону
– Беги бегом, кило риса дают, банку тушенки и консерву! – возбужденно кричит встрепанная женщина отстающей подруге.
В четыре, когда в скверике становится уже совсем пусто и где-то начинает зловеще погромыхивать, нас забирает все тот же лихой молодец на простреленном джипе и везет куда-то в частный сектор. Уже на подъезде к дому начинает ощущаться такой запах, что мы с сестрой виновника торжества по очереди сглатываем. Во дворе по-барски, сразу на пяти мангалах жарят шашлыки, а под огромным навесом накрыт стол. Маруська как-то сразу притихает и чуть не на цыпочках подходит к брату, чтобы вручить свой более чем скромный презент. Мои руки и вовсе пусты, поэтому я, безразлично отвернувшись, смотрю куда-то в пространство, делая вид «я сюда совершенно случайно попала». Однако прием более чем радушный – нас по очереди обнимают и целуют, церемонно провожают в специально выделенную для переодевания комнату, а потом усаживают за стол.
Родни очень мало, как утверждает Маська, – похоже, побоялись приехать. Сплошь какая-то братва в камуфляже, некоторые не то с женами, не то с боевыми подругами, «подпалченками», как их теперь называют. Много молчаливых кавказцев и тех самых казаков, которые даже здесь, умытые и причесанные, кажутся ряжеными. Последние напиваются особенно быстро и споро – наверное, сказывается привычка. Стол ломится, на нем буквально все – даже черная икра. От абсолютной нереальности происходящего мы сидим ошеломленные. Со стороны, думаю, мы кажемся чопорными и даже надутыми, как богатые невесты в присутствии сватов, поэтому Маськин брат то и дело поворачивается в нашу строну:
– Дивчата, та вы ж кушайте, кушайте! Лёха, ты ж им наливай!
Лёха наливает, и от выпивки мы становимся раскованнее и даже на время забываем «кило риса, банку тушенки и консерву», а также буханку хлеба на неделю для многодетных.
– Е…ическая сила! – шепчет сраженная наповал Маруська, забывшая от потрясения все приличные слова. – Блин, там в городе многодетным по буханке хлеба раздают, а тут, с…ки, пир во время чумы!
Я стараюсь не набрасываться на еду, как с голодного краю, и больше всего жалею о том, что Женька не съест того и этого… и вот это я бы тоже ей утащила, если бы могла. Сумку, что ли, потихоньку приволочь из комнаты, где мы переодевались, и спрятать под стол, а в нее бросать по кусочку?
Через пару часов застолья мне внезапно становится все равно: меня уже не тошнит от разговоров и тостов «за ЛНР», «за Россию-матушку», за «наше славное казачество». Я просто сижу и тупо ем, а что уже не могу съесть – просто пробую. Маруська тоже не теряет времени даром. От вина она очень похорошела: глазки сияют, щеки разрумянились. Рядом с ней восседает какой-то видный кавказец с орлиным профилем, явно очарованный ее светловолосой славянской красотой. Мне не нравятся его наглые маслянистые взгляды и то, что он постоянно подливает Маське в фужер, но… ко мне подсела ее невестка и расспрашивает, что у нас и как. Мир тесен: моя соседка Люба – родная сестра ее тетки по бывшему мужу. Шушукаемся о бывших мужьях, кто с кем и почему развелся и на ком потом женился. Громко играет музыка: «Ти ж мене підманула», «Владимирский централ», «Вышел в степь донецкую» – все вперемешку: Ротару и Билык, Лепс и Пугачева. Вокруг вообще какой-то сплошной сюр: странные люди обсуждают огромные зарплаты, которые получают неизвестно за что в несуществующем государстве, разговаривают они тоже, как в театре, – громко и на публику. Вывезенный из чьего-то разграбленного магазина дорогой алкоголь льется рекой, закусываемый крадеными же продуктами. Я оказываюсь как бы внутри спектакля и от каких-то неприятных предчувствий начинаю вертеть головой по сторонам, игнорируя вопросы хозяйки дома.
Вдруг у почетного края, где сидит хозяин, он же именинник, поднимается крик и мужчины хватаются за оружие.
– Какие вы казаки – вы козляки вонючие! – вопит краснорожий и злой сильно выпивший младший брат именинника. – Как где какая заваруха – вы тут же дёру даете! Вы ж позиции бросаете! Как же, «казак себя сберечь должен, а позицию он себе всегда найдет»!
Его пытаются урезонить, усадить, налить, но он отталкивает протягивающие полную стопку сочувствующие руки и упорно гнет свое, наболевшее:
– И окопы вам копать нельзя – казаку, млять, не положено! Мы за вас копаем! Вы ж тут целый голубой бордель развели! У вас одна позиция – раком! Вот это вам положено! – Он в неприличном жесте сильно бьет ладонью одной руки по сгибу локтя другой.
Половина гостей ржет, вторая половина возмущенно орет. Визжит и рвет на себе синий китель со звездами величиной в блюдце обиженный «козляк», но хозяйский брат, которого не вовремя допекло, мощным баритоном легко перекрывает пропитый, дребезжащий тенорок оппонента:
– Всевеликое войско Донское, б…! От вас, к е…ням, толку, как от козлов молока! Только по селам и шаритесь, п…доры, сюда на хромой кобыле приехали, отсюда каждый на «мерине» норовит!
Обвинения не совсем справедливы: дом, во дворе которого мы сидим, – новый, трехэтажный. Насколько я знаю, у Маруськиного брата, который до недавнего времени, чтобы содержать семью, ездил на заработки в российское Гуково, никакой такой собственности не наблюдалось. Жил, как все, – в многоэтажке, в тесной хрущевской «распашонке», с тещей в виде бонуса. Теперь же на мощеной площадке у гаражных ворот поблескивает дорогим лаком огромная, величиной с сарай машина, а что в самом гараже – остается только гадать, может, и персональный вертолет. Одни на этой войне пропадают без вести, другие же, как Маруськин братец, за полгода неслыханно поднимаются. Новый передел, «грабь награбленное», «живем один раз» и «война все спишет»…
Летит на землю посуда, крик, звон, с грохотом опрокидывают мангал, дворовая собака, огромный кавказец, не лает – научена войной при любой заварухе прятаться в будку. Будка такая же, как и кобель, – гигантская и капитальная – занята. В ней уже храпит еще один упившийся «козляк превеликого войска».
– Ишь, слюни развесил… Самое интересное пропустит, – презрительно кивает на спящего Маруськина невестка, предусмотрительно вытащившая меня из-за стола сюда, к гаражу и беседке. Собака плетется за нами и так и норовит укрыться за нашими спинами от зоны военный действий.
– Они умнее нас, – кивает хозяйка дома. – Знаешь, мы специально эксперимент провели: что этот дурак здоровый, что кошки – при выстрелах сразу прячутся.
– А из чего вы стреляли? – невинно интересуюсь я. – Мы тут сегодня на рынке чего только не видели! Пистолет можно совсем не задорого купить.
– Да нет, – машет рукой она. – Я их боюсь, ну их совсем к Аллаху! Хотя у нас многие бабы покупают – и те шалавы подпалченские, что на блокпостах ошиваются, и так просто… шоб було. Оно не помешает. Только я не хочу к нему и прикасаться. А вообще смешно, как они прячутся, – возвращается она к теме о братьях наших меньших. – Пакет надуешь и ка-а-ак хлопнешь! И они сразу врассыпную – кто под диван, кто куда! Вот нельзя было посидеть как люди, – вздыхает она, глядя на то, как конфликт не только не идет на убыль, но даже разгорается. – Как выпьют, так сразу давай отношения выяснять. Ну не нравятся тебе они – зачем тогда зовешь?
– Работа такая, – глубокомысленно замечаю я, а она кивает:
– Да лишь бы стрелять не начали!
Тут же кто-то палит очередью в воздух, собака скулит, ложится у моих ног, норовя засунуть голову под туфлю, и закрывает глаза.
– Ваш Козицын полная срань! – в наступившей после выстрела тишине спокойно резюмирует хозяин дома. – Князь, доктор экономических наук, б…! Пан атаман Грицьян Таврический! Его даже из надзирателей по статье вышибли! Двух слов связать не может! Клоун продажный!
Шум постепенно начинает нарастать по новой. Хозяйка скорбно поджимает губы и качает головой:
– Господи, когда-нибудь прямо тут друг дружку перестреляют… теперь долго не угомонятся. Понятно, какая свадьба без баяна, а именины без драки? Уплочено… А мы ж еще чаю с тортом не пили! В кухню пойдем?
Я, зачарованная забытым словом «торт», плетусь за ней следом, как крыса за дудочкой Гамельнского крысолова. Мы уходим очень вовремя – драка, как дрожжи из квашни, выплескивается за пределы деньрожденьевского шатра. Я вижу, как «козлячий» орденоносец, с которого все и началось, страшно пучит глаза и открывает рот, но, что он кричит, в общем шуме уже не разобрать. Называется, съездили в гости! Я все оборачиваюсь и ищу глазами Маруську – и не нахожу ее.
– В дом она пошла, я видела, – успокаивает меня бывшая жена двоюродного племянника нашей соседки, бывшая шахтерская «половинка», а теперь уважаемая супруга высшего командного состава ЛНР. Я очень хочу обсудить все эти перипетии судеб именно с Маруськой, но, видимо, этот вопрос придется отложить до более подходящего времени.
