Дмитрий Вощинин - Зарисовки на запотевшем стекле (сборник)
Их большая комната, в которую вела огромная деревянная лестница, была необыкновенно просторная: у окна стоял черный рояль, на котором Мария Павловна иногда играла и очень красиво пела русские романсы.
На стенах были развешаны необыкновенные картины на сюжеты русских сказок и между ними крупные чучела голов лосей с огромными рогами. Картин было много, высотой в два метра каждая: глазастая белка на поляне, грызущая золотые орешки, Врубелевская Царевна-Лебедь, Васнецовские – Аленушка, Иван Царевич на сером волке, Витязь на распутье, Встреча с волхвом, Царевна Несмеяна в танце,…Три царевны подземного царства,… Песнь радости и печали Сирина и Алконоста…и знаменитый Гамаюн…
Будучи уже взрослым Андрей вспомнил эту картину с «птицей-человеком», когда впервые прочитал Блоковские строки:
«На гладях бесконечных вод
Закатом в пурпур облеченных,
Она вещает и поет,
Не в силах крыл поднять смятенных…
Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых…
Предвечным ужасом объят,
Прекрасный лик горит любовью,
Но вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью»!
Этот необычный дом всегда привлекал и завораживал взрослеющего мальчишку. От этой красоты он застенчиво прижимался к пришедшим в гости вместе с ним отцу или матери.
Однажды, увидев его восторженные взгляды, Марья Павловна спросила:
– Помнишь стихи на сюжеты этих сказок?
Он что-то невнятно пробормотал.
– Смелее, ты же мужчина.
Он смутился.
– Да ты, совсем маменькин сынок, – с доброй, но строгой улыбкой молвила Марья Павловна.
Тогда было обидно, но сейчас он понял, что имела она на это право – знала, как воспитывают настоящих мальчиков.
Хоть и побаивался он колких ее глаз, но очень тогда хотелось понравиться им… А это было совсем не просто…
Она видела его скованность и, может быть, ей по-своему было его жалко, но одобрением были только хорошие манеры, сообразительность и глубоко понимаемая ею внутренняя собранность.
– Жалость холопское чувство… Можно плакать, но никогда не плакаться, – говорила она твердо.
Родители Андрея, его дядюшки и тетушки… были совсем другими… Такие же добрые, но значительно мягче… и не такие твердые и уверенные.
И он был искренне рад неожиданно нахлынувшим воспоминаниям о замечательных русских женщинах Марье Павловне и Антонине Васильевне,…была в них какая-то иная интересная, привлекающая и смелая позиция жизни…практически сейчас утерянная…
и, пожалуй,…невосполнимая.
Это только кажется, что память с годами притупляется. Стоит немного глубже задуматься, и яркие картины детства и юности всплывают, как по мановению волшебной палочки.
Удивительно добрые лица тетушек и дядюшек, под взглядами которых невозможным сделать что-то плохое…
С каждым уходит какая-то тайна… и неповторимость.
Пожалуй, ближе и понятней стал отец с его сомнениями и казавшейся излишней мягкостью. Почему-то вспомнился сделанный им платяной шкаф, неказистый, высокий под потолок, но вместительный и достаточно удобный. Он был неповторим своей уникальностью и оставил в памяти Андрея такую же непохожесть и таинство семейного уюта. Только при переезде на новую квартиру громоздкий шкаф был уничтожен, из-за невозможности вынести его из комнаты. Как напоминание и связующее звено с прошедшей войной на столе отца всегда стояла импровизированная пепельница – желтая гильза от артиллерийского снаряда диаметром около 80 мм и высотой со стакан. От нее всегда пахло пеплом и казалось, что она только что отлетела от стреляющего орудия.
Как перед глазами искрящаяся оптимизмом черноволосая и яркая тетя Шура рядом со своим мужем обаятельным и таким непосредственным дядей Славой. Андрей помнил его незабываемый рассказ о том, как из-за нерасторопности тети Шуры они опоздали на праздничный полет в составе коллектива авиастроителей самолета «Максим Горький» и потому остались целыми и невредимыми. Хотя какое-то время в их семье жил и воспитывался Алик, своих детей у них не было. Ласковый взгляд тети Шуры внушал всегда уверенность, что все у них было неподдельно хорошо. Но после ее скоропостижной смерти, Андрей узнал, что ее муж не пошел к ней на кладбище и через неделю женился на другой женщине.
Очень похожая характером на свою старшую сестру тетя Вера рано потеряла мужа, посвятила себя воспитанию дочери, а потом ее внуков. Жила в Ленинграде, хоть и недалеко от Москвы, но с братьями и сестрами виделась не часто. Умная и заботливая, она все трудности взаимоотношений семьи дочери пропускала через себя и все время сомневалась, что, может, именно она своим чистым и твердым характером слишком сильно влияла, понимая, что…люди, особенно мальчики и мужчины,…. только сами… создают себя. Андрей никогда воочию не видел Коку, но после прочитанных воспоминаний Надежды Петровны, вдруг… понял, откуда эта тревога и забота…о самом дорогом для нее. Неизвестно какими она хотела видеть своих внуков, но то, что они вобрали от нее непосредственность и чистоту восприятия жизни…уже немало.
Андрей никогда не видел своего дядю Митю. Знал только из воспоминаний своих родственников, что он был приятной внешности и близнецом дяди Коли, от рождения страдал болезнью позвоночника и немного горбился. Он имел счастливую любовь, был женат, но не успел завести детей и неожиданно умер в 26 лет из-за скоропостижной болезни. Об этом всегда напоминает первая запись надгробной плиты на Пятницком кладбище.
«Крестный» Андрея был дядя Коля: он, как говорила мама, и познакомил ее с отцом. На лице дяди Коли всегда была непохожая на другие удивительная улыбка, и весь он был наполнен необъятной детской добротой и непосредственностью. Окончив Бауманский институт, он работал в научных учреждениях, долгое время был доцентом одного из московских вузов, всегда увлекался изобретениями и новыми идеями. У Андрея сохранился экземпляр его «открытия» в конце 60-х годов «волнового движения без трения». Основная идея, которая нашла подтверждение в науке значительно позднее, заключалась в том, чтобы для уменьшения трения построить изменяющееся по форме волны крыло или борт корабля. Андрей никогда не забудет посещение садового участка дяди Коли в начале 70-х. Он плохо себя чувствовал и попросил своего «крестника» помочь по установке на участке привезенного небольшого хозблока на колесах. Его участок единственный в округе был покрыт не плодовыми деревьями и кустарниками, а небольшими березками и травой. После того, как строение было поставлено на должное место, дядя Коля с энтузиазмом начал расхваливать присутствие здесь окружающей девственной зелени, а когда нашел тут же подберезовик, восторгу и эмоциям не было предела. Сначала Андрей попытался пошутить по поводу «мичуринской хватки» хозяина участка, но потом сам поддался оптимизму дяди и даже сфотографировал его вместе с березками и найденным грибом. Фотография осталась последней памятью о нем. Его непотопляемый и, можно сказать, высокохудожественный оптимизм нес с собой что-то глубоко философское и по-своему правильное.
Несмотря на то, что, как говорили, он пользовался большим успехом у женщин, личная жизнь как-то не складывалась. Он с увлечением воспитывал единственную дочь Ольгу, которая окончила тот же престижный институт. Но после смерти отца она скоро потеряла свою строгую мать, не нашла себя в жизни и в порыве отчаяния погибла. По сей день, Андрей ощущает боль этой трагичной и непонятной утраты.
Пожалуй, только дядя Миша, который прошел войну, имел по-настоящему крепкую семью, обрел уверенность в жизни и здоровый домашний уют. Жена его Полина с удивительно добрыми и светлыми глазами наполняла его жизнь извечным смыслом существования – любовью и заботами. Они жили под Москвой, имели участок земли, с увлечением работали на нем, вырастил двух прекрасных сыновей.
Мужчина по своей философии всегда хозяин и, лишаясь родной земли, он теряет точку опоры. А он обрел ее в своем любимом Марфино, и она стала его родной, как в городе, где он родился.
И вовсе не как другие его братья, которые были вынуждены долго маяться и скитаться, чтобы получить собственное и независимое жилье.
В молодости они жили в незнакомых городах и в силу своей скромности оставались долгое время в какой-то степени провинциалами. По своему характеру вовсе не хотели «покорять» столицы…скорее старались быть трудолюбивыми и порядочными.
А как бы могла сложиться их жизнь, если бы жили и творили они в своем родном городе? Несомненно, город бы выиграл от их присутствия и участия.
Когда в середине 50-х новая и совсем необычная по тем временам отдельная и просторная квартира тети Нади и дяди Тимы собирала эту большую дружную семью, включая жен и детей, казалось конца этому жизненному потенциалу не будет никогда, и их улыбки и восторги будут вечны.
