Маша Трауб - Ласточ...ка
– Ты знаешь, как долго я искала бритву, такую, опасную, как в России? – шептала, перегнувшись через стол, мать Пете. – Здесь только одноразовые станки. Ненавижу их всех. – Мать замолчала.
Петя в этот момент решал внутренний конфликт: заказать матери еще коньяка, чтобы продолжала рассказывать – он надеялся, что она вспомнит про него, про то, как переживала, оставив его маленьким, – или не заказывать? Он не хотел слушать про жизнь матери, в которой ему не было места. Она решила проблему сама – заказав водки. Официант посмотрел на Петю. Тому пришлось кивнуть.
Мать попала в больницу. Если бы не добрая соседка Света – знакомая, не то чтобы близкая, русская, тоже из Москвы, но на самом деле из Воронежа, только недавно переехавшая в Мюнхен, – неизвестно, что было бы с Павликом. Света забрала Павлика к себе.
– Светка – молодец. – Петя отметил, что мать уже плохо артикулирует. – Молодая, но знает, чего хочет. Она сильная. Я не такая. Представляешь, бросила мужа в Москве и приехала сюда одна, с сыном. И работу нашла. В жизни не пропадет. Умеет устраиваться. Она этих немцев, которые за Павликом пришли, быстро построила.
Петя слушал с ощущением, что это – про Светку, которая всех строит, – уже где-то слышал. От Ольги, что ли?
– Я ведь и травиться пыталась, – продолжала откровенничать мать, – голову в духовку, думала, засуну – и привет. Так нет же. Здесь все электрическое. Не то что в России. У вас газовые духовки, правда? – с неподдельным интересом уточнила она.
Петя лихорадочно соображал, как остановить словесный поток этой сумасшедшей, чужой женщины. Он даже подумал, что ведь могла произойти ошибка. Не тот телефон. Совпадение. И это не его мать. Его мать не может быть такой.
– А Павел? – спросил Петя, имея в виду, что матери есть ради кого жить.
– А пусть его папаша забирает. – Мать дернула рукой и опрокинула рюмку. – Пусть попробует так, как я. А то плюнул и думать забыл.
Петя подумал, что на него мать с отцом тоже плюнули и думать забыли. Еще он думал о том, что так и не знает главного – как ее зовут. Петино свидетельство о рождении потерялось. Тетя Геня придумала, что маму зовут Соня. Но Петя знал, что не Соня. Хотел узнать – после смерти тети Гени. Но все откладывал.
Соня, которая вторая жена отца, когда диктовала Пете номер телефона его матери, тоже ее имя не назвала – только фамилию. Говорила «она» или «эта».
Мать всегда была для Пети без имени, просто мамой.
Петя больше никогда не посылал деньги Соне. Матери лекарства он тоже не прислал. Никто из женщин больше так и не позвонил. Петя не задумывался о причинах.
Вернувшись в Москву, он спал трое суток. Вставал, шел в туалет, что-то ел и опять ложился. Проснулся окончательно, полез в шкаф за чистой рубашкой, и его стошнило слизью желтоватого цвета – на вешалках висели вещи Наташи. Петя умылся и позвонил Вете.
– Приезжай забери, – сказал он.
Вета приехала с Таней – чтобы быстрее разобрать шкафы. Но разбирать ничего не пришлось.
– Дядь Петь, а куда это девать? – испуганно спросила Вета, глядя на огромные коробки, аккуратно расставленные в коридоре.
Петя к приезду Веты подготовился – вызвал бригаду ребят, занимавшихся переездом, и попросил все упаковать. Ребята упаковали на совесть – картонные коробки были аккуратно заклеены скотчем и подписаны: «Женские вещи», «Фотографии», «Разное».
– Куда хочешь, скажи адрес, – кивнул Петя в сторону бригадира. Ребята курили на лестничной клетке, готовые грузить коробки. Вета сначала хотела назвать свой домашний адрес, но испугалась, что у матери случится истерика. И назвала адрес съемной квартиры.
– Ты ничего себе не оставил? – спросила Вета у Пети. В квартире не осталось ни одного напоминания о Наташе. Вета специально заглянула во все комнаты, ища следы. Ничего. Наташина жизнь уместилась в три большие коробки и одну маленькую.
Петя дернулся и мотнул головой.
Вета не знала, что делать – нужно было ехать с грузчиками, но дядю Петю оставлять одного не хотелось.
– Давай я останусь, посуду хоть помою, уберу здесь, потом приеду, – предложила Таня.
– Давай, спасибо, – согласилась Вета.
Но вечером Таня не вернулась. Позвонила.
– Слушай, он какой-то странный, – сказала Таня, – я останусь здесь. Мало ли что? Вдруг с сердцем плохо будет?
– Спасибо, – обрадовалась Вета. Ей нужно было завтра рано на работу, а у Тани в салоне два выходных.
Когда Таня вернулась через два дня, Вета поняла, что что-то случилось. Таня старалась на нее не смотреть.
– Ну, как там он? – спросила Вета.
– Нормально, насколько это возможно, – ответила Таня.
– Поможешь мне с коробками? – спросила Вета. Коробки так и стояли неразобранные.
– Нет, я сегодня не вернусь, он попросил с ним побыть, – ответила Таня.
– У вас что-то было?
– Было.
– Тань, как ты можешь? Ладно, он. А ты? А тетя Наташа?
– Ее уже нет. А я ему нужна, – просто ответила Таня.
– Ой, тоже мне, нашлась святая. – Вета разозлилась. Сама от себя не ожидала. Не была готова к тому, что Танька переспит с дядей Петей. И то, что наговорила потом, было от злости. Говорила больно, о запрещенном. Про то, что Танька – дочка пьяницы, что ей захотелось из грязи в князи. Что где она, Танька, а где дядя Петя. Что дяде Пете все равно с кем спать сейчас, а Таньке только того и надо. Воспользовалась. Быстренько сориентировалась.
Таня молчала. Ничего не говорила. Уже уходя, сказала:
– Не сердись. Так получилось.
Вета заорала:
– Что значит «так получилось»? Да на тебе пробы негде ставить. Ты не забудь ему про брата – уголовника и наркомана – рассказать. А то чистенькая больно.
Таня, выходя из квартиры, хлопнула дверью.
Вета, вытирая слезы и проговаривая про себя все, что недосказала Таньке, разрезала скотч на первой коробке. Вещи. Хорошие. Некоторые еще с бирками. Она позвонила матери:
– Мам, куда девать вещи тети Наташи?
– Выброси, – ответила мать.
– Жалко. Хорошие.
– А ты что предлагаешь?
– Может, тебе привезу?
– Ты хочешь, чтобы я носила шмотки покойницы? Большего я, по-твоему, не заслуживаю? – У матери, как и предполагала Вета, началась истерика.
– Ладно, пока. – Вета положила трубку.
Вета обновила свой гардероб вещами тетки. В музыкалке ловила на себе придирчивые взгляды коллег…
Вета не пошла встречать Таньку из роддома, когда она родила Пете дочку Генриетту с родимым пятнышком на ручке, чуть выше локтя. Не пошла в ЗАГС и на их свадьбу, хотя дядя Петя сам звонил и звал. После звонков впадала в ступор от ощущения несправедливости – почему дядя Петя так быстро забыл тетю Наташу? Почему он выбрал именно Таньку, а не кого получше? Почему тетя Наташа не могла забеременеть, а Танька – сразу? Почему, наконец, у Таньки есть теперь семья, а у нее, Веты, нет? Не поехала Вета и в аэропорт, когда Танька с дядей Петей и маленькой Геней уезжали на ПМЖ в Канаду.
Юрик так и не связал тех наркоманов, которые вечером подошли к нему на улице, с Ольгой и уж тем более с Ветой.
Ольга давно стала ему не нужна – ни с квартирой, ни с дачей, вообще никак. Он уже видеть ее не мог, особенно когда она чуть наклоняла голову, пытаясь поймать его взгляд. Он возненавидел все: как Ольга пытается ему угодить, как подсовывает ему деньги. Спать с ней он тоже больше не мог. Говорил, что устал. Ольга неумелыми, хоть и музыкальными руками пыталась сделать ему расслабляющий массаж. У Юрика от ее прикосновений к плечам по позвоночнику шла дрожь. Иногда он себя уговаривал – вот Ольга для него надела прозрачный пеньюар. Но видел под пеньюаром тело и ничего не мог. Сквозь сон замечал, как Ольга вставала раньше, красила ресницы и опять ложилась. Чтобы быть красивой всегда – для него. Но совсем плохо Юрику стало после того, как он понял, что не хочет Ольгу. В прямом смысле слова. Не может хотеть. Юрик испугался всерьез – такого с ним еще не было. Уж кем-кем, а любовником он был безотказным. От Ольгиных попыток ему помочь становилось только хуже. А уж когда дело дошло до финала – заявления в ЗАГС и Ольгиных хлопот по поводу свадьбы, – Юрик испугался за себя всерьез. Каждый день он собирался сказать Ольге, что у них ничего не получится. Но срабатывал внутренний ступор. Да и Ольга не давала ему слова вставить – то про врача рассказывала какого-то уникального, к которому нужно непременно сходить, то сама изводила разговорами про то, что «это» на нервной почве. Но когда Ольга стала подкладывать ему в чай мед с маральим корнем – Юрик на банке прочел, что корень – народное средство от импотенции, – пришел к выводу, что пора спасаться бегством. Хотя бы ради того, чтобы проверить – не может он только с Ольгой или уже все, совсем не может.
В общем, в тот день Юрик сказал Ольге, что нужно поехать к своим – племянника проведать, с братом поговорить. Ольга согласно кивнула, лишний раз убеждаясь, что Юрик, так беспокоящийся о своей семье, будет не муж, а золото. Ольга сунула ему деньги. «Купишь племяннику что-нибудь», – сказала она.
