Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 2. Железная бездна
Собравшись с силами, я вообразил облако с проступающими сквозь пелену ступенями широкой лестницы. Я не занимал себя вопросом, висит эта лестница в облаке или опирается на него: она просто была сквозь него видна.
А потом я во всех деталях представил себе – и тут же увидел – Ангела Воды. Он стоял на ступенях, сложив руки перед грудью. Сначала он был серебряным и неподвижным, но, завершая алхимический акт, я решился отпустить его из зажима своего внимания – и он стал живым.
Ангел сделал вверх шаг, потом другой, третий…
Облака расступились, и я испугался, что увижу нечто запретное и невыносимое для ума. Но оказалось, лестница уже кончилась – ее последняя ступень обрывалась в пустоту.
Я подумал, что это недоработка с моей стороны, но Ангел ничем не показал своего недовольства. Он взошел на последнюю ступень, повернулся к бездне спиной и раскинул руки в стороны.
И тогда я увидел трех других Ангелов. Они появились в пространстве за первым, словно роза ветров, спинами друг к другу, – и тоже подняли руки. Как только их пальцы соприкоснулись и квадрат замкнулся, полыхнуло розовое пламя, и я увидел возникший над лестницей небесный дворец. Он был соткан из света и тумана – и казался удивительной красоты облаком, которое осветили лучи рассвета.
Самое поразительное было в том, что Ангелы при этом не исчезли, а превратились в живые стены небесного дворца. Я каким-то образом видел их всех одновременно: четыре храмовых фасада заметно отличались друг от друга.
Это напомнило что-то знакомое. И за миг до того, как прекрасное видение исчезло, я понял, что вижу… Михайловский замок. Но он отличался от замка в Идиллиуме так же разительно, как тот – от своего грубого петербургского наброска.
А затем все, что я видел, померкло – словно Небо опустило передо мной занавес. На меня снизошел покой, блаженная и счастливая прохлада. Рев толпы стал стихать. Я открыл глаза и поглядел на острие своей все еще нацеленной в облака шпаги.
Над городом появился знак Неба. Как обычно в день Saint Rapport, это был одинокий орел – о птице упоминали все прежние хроники. Но о том, как именно летит орел, в них не было ни слова. А выглядело это величественно и странно.
Он будто перемещался по одному из небывалых маршрутов, нарисованных монахом Эшером: подбрасывая себя взмахами крыльев, взбирался по невидимой лестнице, потом, оседлав восходящий поток, начинал плавный подъем по спирали – но каким-то образом высшая ее точка оказывалась нижней ступенью уже пройденной перед этим лестницы, и все повторялось опять.
Наверно, подумал я, залетел к нам из Ветхой России.
Затем орел скрылся в облаке – или оно спустилось за ним само. Я почувствовал усталость. Моя рука с жезлом совсем ослабла – но у меня хватило сил плавно вернуть его в ножны. Вороной, поняв меня без понукания, повернулся – и неспешно потрусил к Михайловскому замку.
IX
– Мы снижаемся, – сказала Юка.
– Уже заканчиваю, – ответил я, не отрывая глаз от страницы. – Осталось несколько пунктов…
34) Четыре Ангела. Изначально – четыре ангела, стоящие перед престолом Господним и охраняющие стороны света (Гавриэль, Михаэль, Уриэль и Рафаэль). Во время увлечения Павла арканами Таро (рубеж XIX–XX вв.) – короли пентаклей, жезлов, кубков и мечей. В период исламских штудий Павла (ВОВ – 9-я пятилетка) – Муккарабун или Макрибун («приближенные») – Джибраиль, Микаиль, Азраил и Исрафаил. При переходе к ориентальной парадигме (вплоть до наст. вр.) – Ангелы Воздуха, Воды, Огня и Земли. Дух Павла постоянно восстанавливает воображаемый контакт с Михаилом, т. к. именно последнему посвящен Михайловский замок. В наст. момент Михаил в видениях Павла имеет облик Ангела Воды.
35) Могила Павла Великого. В Идиллиуме считается, что ее нигде нет, поскольку Павел покинул бытие, став потоком Флюида. Если мы переименуем Флюид в эктоплазму, получим подробное и точное описание того, как обстоят дела. Чуть замаскированное признание истины.
36) Энергия. По одной из версий, эктоплазменное тело Павла, связанное с Инженерным замком, получает прямое питание из электрического распределительного щитка, установленного в стене прямо над местом убийства. Возможно, именно это объясняет расцвет Идиллиума, о котором сообщают Смотрители последних трех десятилетий – а также хронический перерасход электроэнергии, отмечаемый местной подстанцией.
37) Многочисленные словесные заимствования из современного русского (часто с полной заменой оригинального смысла). Пример – слово «однопалочница» в Идиллиуме имеет два значения: «женщина, играющая на большом барабане с помощью единственной колотушки» (нейтр., редк.) и «женщина, почитающая из Трех Возвышенных одного только Павла» (нейтр., оч. редк.). В ветхом значении – живущая развратом красотка, которая выезжает в гости минимум на два часа, но дозволяет лишь одно объятие, чем в два раза поднимает отпускную цену (осужд., оч. распр.).
Это была последняя страница. Перевернув ее, я бросил скоросшиватель на пол кабины. Монгольфьер чуть накренился, словно ощутив всю заключенную в папке тяжесть. Однопалочницу, конечно, не под силу было придумать слабому человеческому уму. Такое могло существовать только на самом деле.
Никколо Третий тоже переживал, когда Алексей Николаевич обозвал его призраком. Мало того, он собирал приводимые тем доказательства своей призрачности в специальную черную папку – переданную мне с остальным его архивом после Saint Rapport, когда я официально сделался новым Смотрителем. Теперь я жалел, что взял эту папку в дорогу. Мне опять стало страшно – и выхода из моего страха не было.
– О чем думаешь? – спросила Юка. – Опять о том, что ты призрак?
– Да, – ответил я.
– Успокойся, милый. На самом деле ты происходишь от кареты. И скоро увидишь свою мамочку.
Я почувствовал, что обида почти вытеснила мой страх. Юка, впрочем, была права – мы приближались к Железной Бездне. Карета Смотрителей хранилась там.
– Ага, – сказал я вяло. – Тут ты меня поддела.
В последнее время я все чаще брал себе за образец Никколо Третьего, успевшего перед смертью дать мне ценнейший урок поведения в подобных обстоятельствах. Никаких колкостей в ответ, только снисходительное добродушие, как с ребенком.
Никколо Третий, несомненно, в совершенстве постиг искусство общения с женщиной: именно подобная непробиваемость и задевала Юку больше всего. Моя покорность как бы подразумевала, что после победы над Великим Фехтовальщиком я просто не чувствую уколов ее вязальной спицы – или воспринимаю их как освежающую щекотку.
– Нет, – сказала она, – серьезно. Я могу объяснить тебе, почему Ангелы порождают Смотрителя от кареты.
– Почему?
– Он не должен быть любопытным. Тебя создали таким, чтобы ты не задавал лишних вопросов. Ездил всю жизнь как карета, полная секретных бумаг, и даже не интересовался, что в них. Почтовый дилижанс.
– А, – сказал я. – Тут ты меня опять поддела, хе-хе…
– Алекс, перестань. Почему ты всю дорогу надо мной издеваешься?
Вот так. Интересно, она сама себя слышит?
– Это ты пытаешься надо мной издеваться, милая, – ответил я. – А я просто отдыхаю от дел. Если ты не в курсе, я устал за последние дни и с удовольствием спал бы сейчас у себя в кровати. А ты заставила меня лететь в Железную Бездну.
– Ты сам обещал, что мы отправимся сюда, как только ты освободишься от своего карнавала. И никто не заставлял тебя брать с собой эту дурацкую папку.
– Все хорошо, – сказал я. – Успокойся.
Юка встала со своего места, села на кресло рядом, обняла меня и прошептала:
– Извини меня, милый. Я правда волнуюсь. Мне кажется, Адонис расскажет такое, что перевернет всю мою… Всю нашу жизнь.
– Что ты хочешь у него спросить?
– Все то же самое, – ответила она. – Святыня в долготу дней. И что сказал Киж.
– Почему тебе это так интересно?
– Алекс, ты живешь в большом дворце, на фасаде которого написаны эти слова. Проходишь мимо них каждый день. И тебе совсем не важно, что они значат?
Я вздохнул.
– Если бы я понимал все остальное, мимо чего прохожу каждый день, я бы, наверно, интересовался этой надписью больше.
– Вот поэтому тебя и сделали в карете, – сказала она. – Чтобы Ангелам не надо было тратить время на объяснения. Почему ты не мог спросить обо всем у Ангела? Нам не надо было бы никуда лететь.
– Ангелы больше со мной не говорят, – ответил я. – Они теперь спят. И благодать струится в мир из их сна.
– А разбудить их ты не можешь?
Я промолчал.
– Понятно, – сказала Юка. – Извини. Ты на меня зол?
– Нет, – ответил я. – А ты бы хотела, милая?
– Мы снижаемся, – сказала она. – Но можно еще успеть…
