Александр Махнёв - Жизнь продолжается (сборник)
– Выходите, первому приз обещан. Вкусный и красивый. Выходите.
Начали появляться первые обитатели этажа. Кто с недовольным лицом, кто с явным интересом – что это за чудик, чего он раскричался тут? Однако люди пошли, а это главное.
Воспрянув, почувствовав себя в роли главного организатора субботника, Дима уже и позабыл о предстоящем походе.
Заскочил на второй, третий этаж корпуса. Здесь дело так же пошло. Народ потянулся на выход.
Здорово, двадцать минут – и корпус пустой.
Сестричка с восторгом и восхищением смотрит на него.
– Если бы не вы, я не знаю, что бы я делала. Спасибо вам огромное. Вы ведь тоже выйдете работать?
– Конечно, а как же.
И тут Дима вспомнил о походе. Лёшка уже десять минут ждёт. Как он мог забыть?
Не заскочив даже за приготовленным в поход пакетиком с едой, он выскочил на улицу. Народ копошился вовсю, ни лопат, ни мётел уже не было.
И такая гордость у комсомольца в душе загорелась. Это он, он всё сделал!
– Молодцы, товарищи! Да здравствует Коммунистический субботник. Ура!
В этот момент, очень кстати, из уличного репродуктора на столбе у корпуса раздались бравурные звуки марша.
Дело сделано. Работа пошла.
Дима бочком, бочком – и бегом к корпусу, где проживал Алексей. Там тоже народ под музыку потихоньку разбирал мётлы и мешки для мусора.
– Где тебя черти носили? Время уже. Надо выходить.
Друзья быстро пошли в сторону гор.
Для описания удовольствия, полученного при восхождении, потребуется не один десяток страниц. Не станем всё рассказывать. Отметим лишь, что всё было очень здорово. Коллеги получили прекрасный заряд бодрости, хоть и устали физически, но красота этих мест, близость к небу просто покорили ребят. Блеск и восторг!
Вернулись они только к четырём часам. Голодные, но довольные. Перекусили оставленными Димой в номере бутербродами. Договорились встретиться после отдыха на волейбольной площадке.
Дима помылся, переоделся и прилёг на кровать. Только закрыл глаза, как из динамика раздалась тихая мелодия. Это означало, что тихий час окончен. Сейчас будут местные новости. Их Дима слушал всегда, поскольку рассказывали о фильмах, экскурсиях, о вечерах отдыха, концертах и ещё давали кучу важной и нужной отдыхающим информации.
Разговор начинался, как правило, с главных новостей. А главным, конечно, был субботник. Диктор, рассказав об истории субботников, перешёл к местным новостям. Естественно, говорилось о субботнике.
И тут Дима слышит свою фамилию:
«Активно, творчески работал на субботнике старший лейтенант Дмитрий Морозов. Он не только сам личным примером показал, как надо работать, но и помогал отстающим. Закончив трудиться позже других, именно он высказал инициативу: отдать следующий день отдыха приведению в порядок территории санатория. Командование поддержало инициативного офицера, субботник будет продолжен двадцать шестого апреля. По решению руководства санатория, в часть Морозову будет направлено благодарственное письмо. Спасибо инициативному офицеру».
Всё остальное было уже не важно. Он выключил радиоприёмник.
– Как же так? Не было такого! Не было. Он же в это время Медведь-гору приступом брал. Как же так? Ну, дают! Вот это да! Теперь побьют его отдыхающие, точно побьют. Сам не отдыхаешь и другим не даёшь?
Дима приуныл.
В номер постучались. Вошёл замполит санатория.
– Вечер добрый. Дмитрий?
– Да, я.
– Спасибо вам за труд, добросовестно поработали. Чувствуется, со стержнем офицер. Далеко пойдёте. Правильно. Спасибо вам. Завтра в киноконцертном зале выступает известный московский ансамбль. Так вот. Командование санатория награждает вас билетом на этот концерт. Не пожалеете. Ещё раз спасибо. Всего вам доброго.
На ужин Дима решил не ходить. Ему казалось, что все будут смотреть и тыкать в него пальцами, стыдить за эту явную показуху.
В восемь в номер забежал Алексей.
– Диман, ну ты даёшь. И по горам полазил, и на субботнике поработал, да так, что весь санаторий только о тебе и говорит. Как это ты так успел?
Конечно, это была шутка и не более. Но Дима разозлился всерьёз. Накричал на друга. Хлопнул дверью и в койку. Пошли вы все…
Прошла неделя. С товарищем, конечно, помирились. Страх быть узнанным прошел. История помаленьку позабылась. Наступила суббота.
Уже без шума Дима рано утром, в числе первых, вышел из корпуса, взял самую большую лопату, получил задачу и целый день копошился на клумбах, в саду, на участке, закреплённом за корпусом. Оторвался от работы только к ужину, когда уже никого рядом не было.
На ужине спросил у друга.
– Ну, по радио опять обо мне говорили, наверно?
– Да кому ты нужен, жуй, да на танцы пойдём.
Вот тебе и раз! Не работал – хвалили. Потрудился на славу – ни слова доброго в твой адрес. Всё как в комсомоле, много шуму, да толку мало. Это сравнение даже порадовало Дмитрия. Он даже новую формулу для себя нашёл: «Шуметь надо умеючи».
Много раз в последующей своей жизни он вспоминал те субботники, вспоминал и сравнивал их с реальной жизнью.
Сколько болтунов и крикунов рядом. Порой тот, кто глоткой и хитростью берёт – на коне. Тихони трудятся себе и трудятся. Их не видят, их не замечают. Но на них вся жизнь держится. Именно на них, на этих скромных трудягах.
Так кто у нас здесь художник?
Сегодня приняли Военную Присягу, и с этого дня мы не просто Ивановы и Петровы, не просто Петьки или Васьки и прочее, мы слушатели высшего командно-инженерного Краснознамённого училища, будущие офицеры. Как гордо и значимо звучит.
Слушатель Валько. Звучит? Конечно!
А полковник Валько? Ещё лучше.
Но до этого ещё жить да служить. Впереди долгие пять лет учебы. Всё ещё впереди. А пока…
– Курс, равняйсь! Смирно!
Это строит курс наш Пиманёнок. Старший лейтенант, курсовой офицер.
Товарищи, сегодня отдыхаем, у нас всех сегодня праздник. Праздничный обед, стадион, конкурсы там, кино и так далее. Ну, а завтра продолжаем занятия и готовимся к переезду на основную базу. Понятно? Кстати, а художники у нас есть? Ну, кто там рисует, или что? Живей, живей, шевелись… Надо три человека. Можно одного художника и двух его помощников. Ну, смелее!
Сзади слышу: «Толя, давай! Ты же рисуешь немного, давай, выходи, и мы с Валей к тебе подтянемся».
Кто это?
А, Санька Шапошник.
Ему хорошо – рижанин. Ему любое предложение пораньше в Ригу смотаться пойдёт. Всё к дому поближе.
А что если на самом деле выйти да напроситься поработать. По-быстрому сделаем, что там нарисовать надо, и гуляй – не хочу. А? Заманчиво?
Но в голове Анатолия почему-то мгновенно всплыли исторические аналогии. Остап Бендер на пароходе и его «мальчик» Киса Воробьянинов рисуют рекламу.
Нет, опасно. А вдруг что-то серьёзное надо рисовать, не смогу. Стыдно будет.
– Толя, выходи, выходи скорее, пока кто-нибудь не напросился. Давай, вперёд.
И Саня вместе со своим товарищем Валей Васильевым ринулись решать вопрос сами.
– Товарищ старший лейтенант! Валько, Анатолий Валько, рисует отлично, вы бы посмотрели его работы. Шедевры!
И они с приятелем вытолкали Толю из строя.
И что делать?
Ладно, была не была.
– Я рисую немного. Так, для себя.
Старший лейтенант улыбнулся.
– А теперь для всего курса рисовать будешь. Молодец. И вы двое, ко мне (это он Шапошнику и Васильеву).
Вот авантюристы!
А вдруг что-то действительно серьёзное? Точно, догонять будут, как Бендера. Да ещё шахматной доской, если догонят, побьют.
Почему эти аналогии из «Двенадцати стульев», пришли на ум, Толя не понимал, но чувствовал: всё это даром не пройдёт. Что-то должно произойти.
Однако отступать уже нельзя, слово сказано.
Через некоторое время, забрав в лагере свои немудрёные пожитки, друзья переехали в город, в корпус, где им предстояло жить ближайшие пять лет. Во всяком случае, тогда они в этом были убеждены твёрдо.
На третьем этаже здания в кладовой курсовой офицер поставил задачу.
– Видите два ведра? Так вот. В этом ведре краска слишком тёмная, а в этом – слишком светлая. Если их смешать, получится то, что надо.
При этом он быстро слил краски в одно ведро.
Вы, наверно, думаете – старлей будет ставить задачу нарисовать портреты командования училища или ещё что-то сложное? Да нет.
Пиманёнок продолжил.
– И вот этой краской надо покрасить тумбочки и табуретки. Срок вам – сутки.
Бог ты мой! Да её там видимо-невидимо, мебели этой.
Друзья приуныли.
Однако, как говорит пословица: «Глаза боятся, а руки делают». Подсчитали число этих замечательных, добротно исполненных изделий. Сто сорок табуреток и тумбочек штук семьдесят. В общем, не так уж и много.
Стали размышлять, как сделать работу быстрее, чтобы и по городу побродить время осталось. Делили, умножали, складывали, прибавляли, всё же инженеры будущие, как-никак.
Ну, всё. Вроде бы определились, как начать. А начало – это всегда главное.
