Марина Болдова - Курсистки
– Марат, давай позже поговорим. А, лучше, завтра, – Ксюше хотелось есть. А еще больше – выпить. Собственно, ответив десять минут назад на звонок Марата, она и рассчитывала на то, что он приготовил что – нибудь на ужин: она – то его всегда встречала сервированным столом.
Но он даже не предложил присесть. Он почти с ненавистью смотрел на нее, ожидая объяснений. И – не пропускал дальше коридора.
В этом доме она была только один раз. На его дне рождения, с которого и начались их странные отношения. Сказать, что он взял ее силой – ничего не сказать. Он просто не давал никому подойти к ней с того момента, как она вошла в дом. И все на глазах жены. И все – с ее одобрения. Как потом догадалась Ксения (но было уже поздно!), нужны Марату были деньги банка. Кредит она помогла получить, обзывая себя так, что сама начала верить, что она есть то, что есть. На эти деньги жена Марата открыла косметический салон, подарив Ксении "золотую" карточку. Ходить на процедуры Ксении было некогда и незачем, ухаживать за своим лицом и телом без особых усилий и затрат ее научили еще на Курсах Агнессы Бауман, и Ксения отдала карточку своей соседке, которая присматривала за квартирой во время ее частых отлучек. Теперь она возвращалась из командировок в вымытое до блеска жилище.
Тяготиться этой порочной связью Ксения начала почти сразу. После второго свидания она раскусила капризный характер своего любовника, подивилась курьезу природы (или насмешке Бога?): при мужественной внешности Марат был трусоват, брезглив по – девичьи и боялся насекомых. Последнее повергло Ксению в тоску: видеть, как почти двухметровый мужик с выражением неподдельного ужаса отмахивается от комара, случайного залетевшего на утренний завтрак в ее спальню, было выше ее сил. Она поначалу смеялась в голос, несмотря на искреннее возмущение ее поведением (ну, никакой жалости в бабе!) любовника. Потом насторожилась: от кого же в состоянии защитить такой, назовем с натяжкой, мужчина?
Что ее держало подле него, привычка или необходимость в хоть какой – то разрядке, она не знала.
Сегодняшняя встреча с Климом словно сняла шторки с ее глаз. Лежащий в луже, такой пьяненький и…родной, он вернул ей душу. Вот так высокопарно она подумала о своем возвращении к тому времени, когда могла чувствовать, любить, желать, страдать. Только заглянув в его влажные (от дождя?) глаза, Ксюша поняла, что судьба вернула ей его. Пусть даже таким, весьма неизящным способом: ей пришлось вытаскивать его из грязи в буквальном смысле слова. И – отвезти домой, хотя он яростно сопротивлялся. Согласившись встретиться завтра, она высадила его у подъезда пятиэтажки, не спрашивая ни о чем и не отвечая ни на один из его вопросов. Она просто не знала, что ему сказать. Чтобы как – то отвлечься от мыслей о своей первой, еще детской любви, она все же поехала к Марату. А теперь жалела об этом.
– Я, пожалуй, пойду, Марат, – Ксюша взялась за ручку входной двери.
– Ты меня бросаешь?! Я так и знал! Я чувствовал, что к этому идет! Ты меня никогда не любила! Только использовала! Дрянь! – Ксюша с удивлением вслушивалась в визгливые нотки.
– Я? Тебя?!
– Да! Именно ты! Синий чулок, кому ты нужна?! Нормальному мужику такие, как ты – вечный укор в несостоятельности. И что я, спрашивается, тебя терплю? Ты же ни-ка-ка-я!!! Понимаешь, о чем я?! Рожи нет – хоть бы накрасилась поярче, что ли! Сексом занимаешься, как на плацу маршируешь! И кончаешь так же – "на месте стой, раз – два!"! Что, не нравиться? Попроще лицо сделай – мне твой аристократизм в кишках сидит! Ну, хоть бы разозлилась, что ли! Повизжи по – бабьи! В морду мне вцепись!
– Зачем же я буду лишать тебя первенства? Визжать ты уже начал. Продолжай по списку, – голова у Ксюши вдруг заработала четко и ясно. Марат настолько недалек, что не сможет понять, насколько он жалок в своей попытке унизить ее. "О, Господи! Как же я могла в такое вляпаться?!" – задала себе вопрос Ксюша, прикрывая за собой входную дверь.
Только очутившись в уютном салоне своей машины, Ксения дала волю слезам. Но, это были слезы не обиды, а облегчения.
Ксения не слышала, как за кустами акации, росшей во дворе, почти, что рядом с местом, где стояла ее машина, материлась женщина. Она отсидела себе ягодицы на жесткой лавке за кустами. От напряжения, с которым она вглядывалась в окно спальни квартиры Буклеевых, у нее начали слезиться глаза. Палец занемел на кнопке видеокамеры. И все было напрасно!
– Ты слышишь! Ничего не было! У них ничего не было! Она провела в квартире всего десять минут! Кажется, мы опоздали! У них, похоже, все! Почему я так думаю? Она ревела потом в машине. Что делать?! Ладно, хорошо. Жду, – женщина отключила мобильный телефон и поднялась со скамейки.
"Жалко, но не смертельно. Живи пока, Ксюха! А я займусь твоей подругой", – подумали на другом конце провода, – "Кошелек этой дамочки потолще твоего будет!"
Глава 8
Злость на мнимую калеку накрыла с такой силой, что она рванула к холодильнику, начисто забыв, что со вчерашнего дня сидит на строгой диете. Вытаскивая из нутра аппарата все новые и новые плошки, Марго думала только об одном: эта дура провалила все. Хорошо, что есть еще одно дело, а то бы беда: срок выплаты долга подступает неумолимо, денег нет, жрать нечего. «Ну, скажем, не совсем нечего…Хотя, колбаски копчененькой, да жирненького кусочка семги не хватает», – скосила она глаз на уставленный едой стол. Хлеба в доме не было – нельзя! Сложив бутерброд из сыра, ветчины и соленого огурца, она вздохнула: булки, мягкой, ноздрястой, в бутерброде явно не доставало.
Конечно, эта дура опоздала. А все потому, что никак не может оторвать задницу от инвалидного кресла, которое, кстати, куплено на деньги Марго. Да и сама справка о заболевании встала в круглую сумму. Зато полное и неоспоримое алиби, если что. Спрашивается, зачем она вкладывала в эту идиотку деньги, если та вовремя не может подсуетиться. Ксению Ляшенко проморгала, факт! Не вернется она к этому хлыщу, можно и не надеяться.
Дверной звонок заставил ее подняться со стула. Тяжело ступая по скрипучим полам, она не спеша направилась в коридор. Уверенность, что пожаловала эта идиотка, была стопроцентной.
– Проходи, – бросила Марго небрежно, распахивая дверь.
– Слушай, я не виновата, – заскулила та с порога, пытаясь бочком протиснуться в коридор.
– Не нуди, – грубо оборвала она ее и брезгливо поморщилась: запах пота сшибал с ног. Марго всегда удивлялась потливости этой молодой женщины, которую не мог исправить не один дезодорант.
– Понимаешь, все было сначала хорошо. Она приехала, поднялась к нему. Значит, решилась, сомнений не было! И – вдруг: вылетает через несколько минут. А я все ждала, когда они в спальню зайдут: не чайку попить она к нему явилась, в постели покувыркаться! И шторки – то не закрыты были, словно специально. Думаю, в коридоре у них разборки проходили. Ну, поревела она потом в машине с минуту – другую и укатила. Все.
– Все! И сто тысяч прос…ла! – к ней вернулась прежняя злость.
– Ты сказала, другое дело…
– Да! Но я еще подумаю, как лучше: с тобой или без тебя, – она говорила это просто так, чтобы напугать ее, дрожащую за свою тарелку супа в пансионате. «Что с ней будет, если я перестану давать на лапу врачам и сестре? А ничего: еще похудеет на государственных харчах в этой богадельне, помрет быстрее без нужных лекарств. Одной дурой на свете меньше станет!» – подумала Марго без жалости.
…Она ее нашла случайно. Замерзающую на скамейке в сквере. Тогда у Марго еще были кое – какие деньги, шуба и машина. Все из прошлой жизни. Но начались первые трудности: зимние сапоги она не выбросила, как раньше, перед сезоном, а отнесла в починку. Марго никогда не забудет взгляд сапожника, который он бросил на ее норковую курточку. Верно, подумал, что жадная дамочка попалась, новую обувь прикупить пожадничала. А она и пожадничала: пятьсот баксов не нашла. Вернее нашла, но они оказались последними. А месяц только начался. Ее личный счет как – то очень быстро оскудел, а новых пополнений ждать было неоткуда: мужа – то больше нет. И винить некого: сама убрала его из своей жизни. Конечно, глупость наказуема. А она в свое время здорово сглупила!
Не совсем еще в ней тогда исчезли человеческие чувства. Жалко стало девчонку. Хотя какая девчонка, как потом выяснилось! Двадцать четыре года. Она тогда ее подхватила под руки, как не противно было? Да к машине. А та ей, как только оттаяла маленько – всю свою подноготную выложила. В пятнадцать лет села за драку, освободилась, домой вернулась – а мать в ее отсутствие квартиру пропила, да и сама сгинула. Жила по подвалам, пока не избили ее до полусмерти. Сейчас вот со справкой об инвалидности – ноги почти не ходят, из больницы выписали. Идти некуда. Приволокла она ее домой, накормила. Спроси, зачем, сейчас не ответит. С ногами у нее действительно беда: еле-еле по квартире двигалась. Марго оставила ее на ночь, на надувном матраце в кухне. А утром отправилась по инстанциям. Так получилось: там дай, здесь заплати, к вечеру от пятисот долларов осталась сотня. Зато определила она несчастную на иждивение в пансионат. Для этого пришлось «обезножить» (сколько еще за липовую справку выложила!) ее полностью, коляску купить и в ней в богадельню и везти. Никто, кроме лечащего врача и не знает, что та двигаться может. Со временем подлечили, так теперь бегает, как конь. Но, только, когда нужно. Пришло время долги Марго отдавать, вот и решила она ее к делу пристроить. Да неудачно. Но, не самой же суетиться!
